Позднее, вспоминая об этом случае, Евгений Александрович смеялся:

— Символично! Судьба тогда еще предсказала мне летать без тянущего винта — то есть на вертолете.

После этой необычной посадки руководство аэроклуба рекомендовало Гридюшко в Ейское авиационное училище. В войну он командовал звеном английских самолетов «харрикейн», оснащенных мощным вооружением — по двенадцать пулеметов на каждой машине. Совершил много боевых вылетов и изо всех испытаний вышел с честью.

Еще шла война, когда Гридюшко направили в НИИ ВВС летчиком-испытателем новой авиационной техники. Ему довелось полетать и на американской «эйр кобре», и на истребителе Як-7.

В 1946 году Гридюшко вызвал командующий авиации ВМФ Евгений Николаевич Преображенский. Они были знакомы еще со времен войны.

Отдавая честь генералу, Евгений приметил хитроватую улыбку на его лице.

— Что-то вы задумали, товарищ генерал, — усмехнулся Гридюшко.

— Точно. Знаю, что ты даже черта можешь объездить. Вот и хочу предложить тебе облетать малюсенького чертенка.

— Это чей же такой?

— Ты о вертолетах слышал?

— И слышал и видел — «Омегу» Братухина. Интересная штука.

— Интересная, да для нас, морских летчиков, не подходит. А вот есть такой конструктор, Камов Николай Ильич, так вот он, кажется, сделал то, что мы ищем давно — мотоцикл воздушный. Соображаешь?

— И на что он нам?

— Во-первых, связь между кораблями, — загнул палец Преображенский.

— А радио?

— Радио в боевом походе засечет вражеский корабль. А тут тихонечко, на бреющем, подлетел к борту, сбросил вымпел и обратно. Ясно?

— Ясно.

— Во-вторых, разведка за горизонтом.

— Два, — подтвердил Гридюшко, все более заинтересовываясь.

— В-третьих, спасение на море: буксировка шлюпок и спасательных плотов к берегу. Пока хватит?

— Хватит.

— То-то же. Так вот, поезжай на завод и посмотри эту штуковину. Когда они облетают ее у себя, будешь проводить госиспытания.

— Есть, — весело ответил Гридюшко. — Разрешите выполнять?

— Выполняйте.

Так случай свел летчика с конструктором Камовым и с его удивительными машинами, которым Евгений посвятил всю свою остальную летную жизнь.

Приехав к Николаю Ильичу и увидев на летном поле крошку-вертолет Ка-8 размером с письменный стол, он сразу понял, почему к нему возник интерес военных моряков: хвоста не было, посадка могла производиться на любом пятачке ровной поверхности — хоть на смотровой рубке эсминца.

Подошел Камов и стал рассказывать о соосной схеме. Гридюшко слушал, кивал, делал вид, мол, все ясно. А сам понимал только то, что этот аппарат летает по своим особым законам, и все понятия, привычные для летчика, здесь уже звучат по-иному. Надо было переучиваться.

К моменту, когда Гридюшко поднял Ка-8, он уже солидно «подковался». Камов помог ему разобраться в теории полета. Ясно, доступно, приводя необходимые расчеты, он объяснял сложнейшие явления, происходящие на лопастях ротора, так, что в сознании навсегда запечатлевалась физическая картина обтекания струйными потоками профиля лопасти, образование подъемной силы на винте, работа автомата перекоса, за который Николай Ильич получил авторское свидетельство.

(Простота этой конструкции выгодно отличала ее от существовавших, поэтому Камов применил ее в своих последующих машинах.)

И все же испытывать Ка-8 Гридюшко не пришлось. Отвечавший за испытания инженер НИИ, понаблюдав за первыми полетами, категорически им воспротивился из-за малой мощности мотора.

Вот почему на госиспытания в руки Гридюшко попал только следующий камовский вертолет Ка-10, оборудованный новым 55-сильным двигателем Александра Ивченко. Тут уже имелись радиостанция, общее управление газом и шагом винта, продумано более комфортабельное расположение пилота, если вообще можно применить понятие комфорта к продуваемому со всех сторон сиденью, укрепленному под ротором.

И полеты начались. На берегу озера примостился небольшой аэродром авиации ВМФ. Два Ка-10 покачивались на мелкой волне у берега, отдыхая от полетов только ночью. Про Гридюшко шутливо говорили, что он теряет аппетит, если не налетается как следует. И он летал по нескольку раз в день. Благодаря ему госиспытания шли в быстром темпе. Никакие скверные погодные условия не могли помешать летчику поднять вертолет в воздух.

Однажды, когда над озером поползли низкие плотные облака, Камов — человек, склонный к разумному риску, — сказал Гридюшко, повстречав его утром в столовой:

— Ну, уж сегодня полетать не удастся.

— А вот и ошибаетесь, именно сегодня надо летать.

— Почему?

— Вы знаете, какие великолепные потоки там, в облаках? Трясет, как на булыжной мостовой!

— Так вы хотите испытать машину на прочность?

— Нет, я хочу показать, какая она прочная.

Камов посмотрел в уверенное лицо Евгения и подумал, что хороший, смелый пилот — это половина успеха. И как жаль, что только половина, потому что конструкция может не выдержать нагрузок и, если заглохнет в облаках мотор, никакая храбрость и мастерство не выручат ни летчика, ни камнем падающую машину, в которую вложено столько сил. Но спорить он не стал.

Гридюшко по мосткам прошел к вертолету, сел в кресло, пристегнулся и включил мотор. От ротора пошли концентрические волны. Вертолет приподнялся, наклонился набок и в лихом вираже взмыл в небо. У Камова, стоявшего на мостках, от этой лихости захватило дух, но он понимал, что все здесь идет от мастерства и таланта Гридюшко. А вертолет, описав низкий круг над озером, уже вертикально уходил вверх: вскоре его поглотили облака.

Участники испытаний бродили по берегу в напряженном ожидании.

— Пора, — сказал Камов, глядя на часы. Все насторожились, но стрекота мотора не услышали.

— Он мог заблудиться?

— Вполне, — ответил стоявший рядом майор, член комиссии. — Облачный покров — сплошной, без окон, толщина — километра полтора.

— Не поднять ли самолет? — спросил Камов и тут же встрепенулся.

Прямо над их головами раздался характерный стрекот мотора, и вскоре из облаков вынырнул, а затем спокойно опустился почти на то же место, откуда и взлетал, Ка-10, пилотируемый Гридюшко.

Этим полетом завершилась проверка летных данных «Иркутянина».

А через несколько дней летчик уже поднимался в небо над Балтийским морем с палубы корабля «Максим Горький». Десяток успешных полетов провел он, прежде чем в акте государственных испытаний появились такие обыкновенные слова: «Может быть рекомендован».

И там, на Балтике, Гридюшко тоже проявил мужество, находчивость, смекалку.

Однажды с ним произошел такой случай. После выполнения очередного задания Евгений шел на посадку, но сесть не мог, так как мешала стая чаек, летевшая за кораблем. А топливо на исходе. Испытатель не растерялся и запросил по радио, чтобы выстрелили из башни главного калибра и разогнали птиц. Залп грянул, испуганные чайки исчезли. Вертолет спокойно сел на палубу.

Испытания Ка-10 продолжались.

8 декабря 1951 года было особенно много полетов. «Максим Горький» по заданию менял ход: то шел со скоростью пять узлов, то разгонялся до двадцати одного.

Ветер крепчал. Штормило. Крейсер на максимальной скорости глубоко зарывался в темно-зеленые волны. За кормой появился вертолет, пилотируемый Ефремовым. Камов и члены комиссии наблюдали за посадкой из задней рубки. Порывы ветра толкали машину вбок, и Ефремов сделал крен в сторону ветра. Но в тот момент, когда аппарат завис над кораблем, вихревой поток приподнял вертолет, палуба ушла из-под него, и он оказался за бортом, раскачиваясь на крутых волнах.

Капитан скомандовал «Стоп!». Камов стоял у окон рубки, до боли сжимая поручень. А Ефремову снова удалось подняться в воздух. Через несколько минут «Иркутянин» благополучно опустился на палубу. Все еще бледный от волнения, Камов обошел машину, крепко обнял летчика и сказал:

— А конструкция-то оказалась прочной.

Так «Иркутянин» неожиданно прошел сложнейший эксперимент: посадка и взлет со штормовой волны.