После этого незнакомец в наряде сучки, но при этом называющий себя в мужском роде – что для сучек совсем нехарактерно – напористо прошагал прямо к столу. Парень со шрамом вскинул пулемёт.

– Давно ли ты тут валялся под наркозом? Ещё будешь нам что-то предлагать?! Вали лучше отсюда, сучка!

Незнакомец поджал жирно накрашенные бордовой помадой губы, кокетливо дрогнул бровью и, нежно улыбнувшись, резко и неожиданно врезал торговцу органами кулаком по зубам. Тот крякнул и рухнул на пол, выронив оружие.

Мужчина в шубке поправил причёску, немного наклонился и мило произнёс:

– Никто не смеет называть Блисаргона Баркью сучкой, дорогуша.

Мила таращилась на всё происходящее, не моргая. Когда её стали отвязывать, она уж и не знала, радоваться этому или ожидать ещё больших неприятностей.

– Кто вы? Что вам нужно? – пролепетала Мила заплетающимся языком – наркоз начинал действовать.

– Зови меня Папой. Не бойся, я не страшнее этих торгашей. Ну, конечно, если меня не огорчать.

Мила безропотно позволила отвязать себя и поставить на пол. Ноги, впрочем, подогнулись.

– Ох уж, горе ты моё! – проговорил тот, кто назвался Папой и Блисаргоном Баркью, поддержав Милу и прислонив её к стенке.

В комнату вломилось несколько громил, но Блисаргон подхватил с пола пулемёт, оброненный парнем со шрамом, и процедил, чуть прищурив свой единственный глаз и всё так же вызывающе держа левую руку в кармане шубки:

– Мальчики, Папочка слегка сердит. Не злите его ещё больше…

Громилы медленно отступили, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, а потом и вовсе ретировались. Блисаргон улыбнулся, затем обхватил Милу правой рукой за талию и помог покинуть жуткое место.

– Вы меня не бейте, пожалуйста, – бубнила сонная Мила. – Я и так всё сделаю. Я всё умею.

– Верю, верю, – Блисаргон ловко открыл дверцу своей машины и свалил аморфное тело на переднее сидение, сам плюхнулся за руль, а пулемёт швырнул назад. К паре-тройке других единиц огнестрельного оружия.

– Всё-то вы умеете, всё знаете, а в истории вляпываетесь одна другой занимательнее. Вот что бы вы делали без дядюшки Блиса? – тон Папочки был самым что ни на есть поучительным. – Тебе повезло, дорогуша, что я как раз Топливо там покупал неподалёку. А то всё, распотрошили бы тебя. На благо здоровья нации.

Мила всхлипнула.

– Ну не реви, дурёха. Сейчас приедем, отмоешься, отоспишься, отъешься, будем думать, куда тебя применить, – деловито проговорил Папочка. – Не бойся. Заниматься тебе придётся тем же самым, что на улице, только в тепле и довольствии. Будешь слушаться Папочку, всё будет хорошо. Папочка тебя не даст в обиду всяким невоспитанным мальчишкам. А если решишь уйти – ну что ж… Каждый сам решает, что ему выгоднее. Вот, например, те же торговцы. Идиоты. И тебя потеряли, и деньги, которые я совершенно честно мог бы за тебя заплатить. Лично я бы на их месте посчитал более выгодным моё предложение, чем размахивание пушкой…

Мила ткнулась лбом в приборную панель, балансируя на грани сна и бодрствования.

Сколько они ехали и куда, «девочка» не знала. Потом машина остановилась, Милу снова куда-то поволокли, придерживая за талию.

Старинный полутемный дом, давно нуждающийся в капитальном ремонте. Ступеньки под ногами кажутся бесконечными, а полоски ламп на стенах как будто прогибаются…

Блисаргон Баркью тащил Милу вверх по лестнице, когда дверь в каморку хозяина дома приоткрылась, и в узкую щель выглянула небритая физиономия с вытаращенным и дёргающимся покрасневшим глазом.

– Очередную шлюху привёл? – прокаркал сиплый голос. – Какого чёрта? Развёл тут бордель, понимаешь!

– Господин Тригз, – лучезарно улыбнулся Блисаргон, не задерживаясь, – кажется, я исправно плачу вам за квартиру. Пожаров и потопов мы не устраиваем, наоборот, частично отремонтировали дом. Что Вам не нравится? Может быть, предоставить абонемент на посещение моего гнёздышка райских птичек?

– Иди ты на хрен! – пролаял хозяин.

– Ооо, непременно! Приду да сяду – рад не будешь, дорогуша! – усмехнулся Блисаргон, поднимаясь всё выше и от души веселясь.

Хозяин нецензурно выругался и захлопнул дверь, всё ещё продолжая рычать за нею.

Мила едва тащилась, не понимая уже, где находится и что происходит вокруг.

– Вот мы и дома, – сообщил Блисаргон, открывая перед Милой дверь. «Девочка» медленно хлопнула мутными глазами и молча рухнула на пороге.

Дэл вскинул руку и несколько раз нажал курок. Мишень разнесло в клочья за пару секунд. Электронный счётчик скрупулёзно зафиксировал все выстрелы и степень их точности. Процент центровых попаданий, или «десяток», составил восемьдесят восемь процентов. На небольшом табло на перегородке кабинки загорелась цифра, достаточная для того, чтобы можно было внеси её в журнал учёта результатов, и преспокойно отправиться в казарму. Но Дэла результат не устраивал. Он решил потренироваться ещё немного.

Всего неделю назад его приняли на службу в армию Мастера Шакса, и молодой киборг, как и прочие новобранцы, изо всех сил старался показать себя с самой лучшей стороны: усердно тренировался и просиживал часы в информационном терминале, вливая в мнемо-карту новые и новые сведения о строении города, транспортных путях, особенностях того или иного района, пока не начинало тошнить от головной боли.

Молодые киборги должны были обитать при головной башне Мастера, на её нижних уровнях, в казармах. Особенного режима не существовало, но имелись некоторые правила, например, каждый новобранец обязан был сдавать определённые нормативы, самым важным из которых являлся процент центровых попаданий. Киборг Мастера должен уметь, прежде всего, метко стрелять. К концу недели записи в специальных журналах изучались инструкторами, и наиболее меткий новобранец имел все шансы сначала составить компанию опытному ликвидатору во время выполнения очередного задания, а там, глядишь, и получать задания индивидуально. Мастер платил своим солдатам небольшое жалование, достаточное для того, чтобы удовлетворить минимальные жизненные потребности. А каждое успешно выполненное задание приносило свой процент. Многие взрослые киборги могли себе позволить даже отдельное жильё в одном из зданий, сообщающихся с башней Мастера, чтобы при первом же признаке тревоги немедленно оказаться в рядах защитников.

Дэл не намеревался жить всё время в казарме. Конечно, соседи попались неплохие, но всё же казармы успели осточертеть молодому киборгу ещё во времена обучения в Академии. Поэтому он решил всеми силами доказывать, что ему уже вполне можно выходить на улицы города с индивидуальными заданиями.

Когда Дэл, горделиво улыбаясь, подошёл к ящику с учебными обоймами, там толкалось несколько новоявленных приятелей – Акс и болтливый Тран Крит, служивший у Мастера уже пять лет, но выглядящий и ведущий себя, как ровесник Дэла. Презанятнейший тип с татуировкой в виде саламандры на шее и с волосами, выкрашенными в зелёный цвет, он умел мгновенно находить друзей, располагать к себе, или же ссориться так, что ему угрожали физической расправой, а то и пытались угрозу осуществить. Но Трану везло, и он раз за разом выходил сухим из воды. Он знал всё обо всех, любил сплетничать и собирать информацию.

– Молодец, хороший результат, – похлопал Дэла по плечу какой-то незнакомый киборг примерно одного возраста с Траном, который потом вернулся в свою кабинку, даже не дождавшись ответа.

– Спасибо, стараюсь, – всё-таки бросил ему вслед Дэл.

– О-о-о! – протянул Тран Крит, прыснув со смеху. – Кто тебя соблаговолил почтить своим вниманием!

– А кто? – безразлично спросил Дэл, меняя обойму.

– Сам Габриэль Кэлтон. Хе-хе. Именно так – Габриэль Кэлтон и никак иначе. Никаких «Габ», «Ри», «Эль», «Кэл» и «Тон». Он говорит, что прозвища, состоящие из одного слога, а то и вовсе одной буквы, как сейчас модно – это всё клички для животных, а не имена. И терпеть не может, когда его имя сокращают. Ты имей в виду, а то он, ежели обидится, то затаит надолго… Хе-хе-хе. Ну, такой весь из себя! Тоже мне! Ты ж посмотри, что у него на башке! Все киборги как киборги, нормальные короткие стрижки носят, а этот косу отрастил едва ли не до жопы, как аристократ. И ещё говорит, что знает своего отца и даже общается с ним. Ну-ну. А чего ж тогда не в правительственные «Шершни» подался? Надрать бы ему задницу, или косу отчекрыжить, да он, гад, дерется – будь здоров! Ногой в башку попадёт – не встанешь.