Элизабет озадаченно посмотрела на него.

— Коммивояжером?

— Ну, мне просто интересно, почему вы так часто переезжали.

Она провела рукой по лбу.

— Почему я это делаю? Я никогда не рассказывала о своей семье. Не понимаю, что заставило меня разоткровенничаться перед тобой?

— Ну, вообще-то друзья рассказывают друг другу о себе, — подсказал он.

— Ты меня не слушаешь, Майкл, — в ее голосе почти отчетливо слышалась безнадежность. — Когда я сказала, что никогда не рассказывала о своей семье, я имела в виду — никогда.

— Может быть, это все из-за котят.

Она еще крепче обняла колени.

— И это нормально?

— Что нормально?

— То, что я рассказала тебе. Боже мой, я совсем сошла с ума. Что со мной происходит?

— Элизабет, чего ты боишься?

Она колебалась, в голове был какой-то сумбур.

— Честно?

— Разумеется.

— Если ты узнаешь, кто я на самом деле, то нашей дружбе конец.

— Но это же бред!

— Я знаю, что говорю. Раньше такое уже случалось. Множество раз.

Майкл приподнял Говарда и пристроил его на подушку. Потом дотянулся до своих джинсов, натянул их и сел рядом с ней на полу. Вначале он боялся касаться ее, боялся, что она испугается и уйдет. Но когда он посмотрел на Элизабет, жалость затопила его сердце. Он обвил ее рукой и притянул к себе.

— Не существует ничего такого, что оттолкнет меня от тебя.

— А что, если я маньяк-убийца?

— В самом деле?

— Нет.

— Мы можем спорить на эту тему всю ночь напролет. Но ты можешь довериться мне. Или ты боишься, что, если расскажешь, я не смогу сохранить твою тайну?

Она не ответила.

— Элизабет, следующий шаг за тобой. Я не собираюсь насильно толкать тебя к тому, чего ты не желаешь делать.

В большей степени себе самой, чем Майклу, Элизабет сказала:

— Доверившись, я могу слишком много потерять и мало выиграть.

— Тогда не рассказывай ничего. Пусть все остается как было, забудем, что сегодняшняя ночь вообще была.

— И ты действительно сможешь забыть?

Ему даже и подумать-то было страшно, что он мог бы сделать и, конечно, сделал бы ради нее.

— Да, — ответил он без колебания.

Прошло еще несколько длинных минут. Никто из них не говорил ни слова. Наконец Элизабет спросила:

— Ты когда-нибудь слышал об Анне и Билле Кэйвоу?

Эти имена были ему знакомы, но Майкл не мог вспомнить, где он слышал их.

— По-моему, да, но я не уверен.

— Они были членами одной радикальной группы, которая взрывала военные базы и грабила банки в семидесятые годы.

— Да, теперь я вспомнил. На одной из этих баз погибло несколько человек, когда бомба взорвалась раньше условленного времени, да?

Элизабет кивнула.

— Ты хочешь сказать, что Анна и Билл Кэйвоу были твоими родителями?

— Да. Они оставили меня у бабушки, когда мне было десять лет. Если не считать пары поздравительных открыток, отправленных спустя несколько месяцев после моего дня рождения, я больше никогда от них не получала весточки. Я не имею ни малейшего представления, приезжали ли они в Калифорнию, пока их не поймали.

Майкл прижался щекой к ее макушке и закрыл глаза от боли, которую слышал в ее голосе.

— Твои родители, — сказал он, — должно быть, внесли переполох в тишайший городок Фармингэм, штат Канзас.

— Дело не только в жителях Фармингэма. После того как телеграф сообщил эти новости и выяснилось, что я дочь террористов, репортеры слетелись со всего штата. Они преследовали меня по пятам. А потом, когда они в конце концов разъехались, моих родителей застрелили при попытке к бегству, и все началось по новой.

— Теперь я понимаю, почему ты хотела поменять фамилию.

— Ну, я поменяла не только фамилию.

— Что бы там ни было, теперь с этим покончено. Это больше не имеет значения. Черт подери, да если бы мы несли ответственность за то, что делали в детстве, мы бы все сидели за решеткой, — и тут он вспомнил ту версию прошлого Элизабет, которую рассказывал Амадо. — А Амадо знает об этом? Не потому ли...

— Я ему никогда ничего не говорила. И ты тоже не говори. Обещай мне это, Майкл.

— Обещаю.

Это, кажется, убедило Элизабет. Она начала подниматься.

— Как только уедут Элана с Эдгаром, я переберусь в коттедж, так что мы сможем кормить котят по очереди. Я все равно в последнее время плохо сплю.

Они снова вернулись на безопасную почву.

— Чтобы Амадо злился на меня за то, что я провожу с тобой ночи? Нет уж, спасибо. Я лучше обойдусь своими силами.

— Амадо даже не узнает, что я ушла.

Потребовалось какое-то мгновение, чтобы осознать сказанное. И когда это произошло, Майкл почувствовал себя так, словно из него выкачали весь воздух.

— Он до сих пор не спит с тобой? Даже в эту ночь?

— Майкл, это единственное, о чем я не стану говорить с тобой. Это нечестно перед Амадо.

— Но он же глаз с тебя не сводил на этом вечере! Бог мой, так что же он делает-то, когда вы приходите домой: целует тебя на прощанье у дверей твоей комнаты и отправляется в свою, так, что ли?

Элизабет опять попыталась встать. Он остановил ее. Когда она попыталась оттолкнуть его, Майкл схватил ее за руки. Она вдруг разозлилась.

— Какое тебе дело до того, что мы с Амадо делаем или не делаем? Почему тебя это волнует?

Ну, вот этот миг и пришел. Он, конечно, мог бы сказать, что он ее друг, но она поверила бы только тому, что ей хотелось услышать. Она доверила ему свою сокровенную тайну. Так мог ли он уступить ей в искренности?

— Ну, продолжай же, Элизабет. Ты же женщина сообразительная. Ты, несомненно, сама можешь дать ответ.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Майкл находился в опасной близости от края пропасти, куда можно падать очень долго. Земля под его ногами предостерегающе осыпалась. И если он упадет, то из этой бездны не будет спасения, не будет пути назад.

— Я думаю... нет, я знаю... я люблю тебя.

Она вспыхнула и отвернулась от него, как бы уходя от удара.

— Нет, не имеешь права. Я тебе не позволю.

— Это уже случилось. И ничего ты, черт подери, не сможешь с этим поделать. — Пыл прошел. — И я, черт возьми, тоже ничего с этим поделать не могу.

— Но ты не понимаешь...

И тут он понял.

— И когда ты узнала?

— Я не знала... до этого момента. Да я бы никогда и не пришла сюда, если бы знала.

Он отпустил ее и тяжело привалился к стене. Всю свою жизнь он дожидался этого — услышать от женщины, которую он любит, что и она тоже любит его. Это был бы сладчайший миг, когда-либо изведанный им. Но вместо признания — отказ... Разве мог он торжествовать, разве мог простить себе, что влюбился в жену своего лучшего друга? Да уж, для любого, кто совершит подобное предательство, в аду наверняка приготовлено особое местечко.

ГЛАВА 18

До утра Элизабет так и не удалось заснуть. Она пролежала, наблюдая, как небо из черного становится темно-фиолетовым. При первых признаках рассвета она поднялась и пошла принимать душ. Когда Амадо вышел к завтраку, она уже ждала его за столом.

Полная решимости вернуть в их отношения хоть какую-то определенность, она встала и приветствовала его поцелуем. Он, правда, попытался было отвернуть щеку, но она взяла его за подбородок и заставила встретить ее губы. Он был откровенно удивлен и не вполне уверен, как ему следует реагировать на эту принудительную интимность.

Элизабет подвинула ему стул.

— Как ты спал?

— Как младенец, — ответил он. — А ты?

— Не очень хорошо, — призналась она.

— Тебя что-то беспокоило?

Она просто восхищалась его выдержкой. Он убедил себя, что их жизнь идет как и положено.

— Не могла отогнать разные мысли. Никак не могу перестать думать о том, что с нами творится.

Амадо мельком посмотрел в сторону кухни, где Консуэла гремела посудой.

— Думаю, сейчас не время и не место...