Хэлен с трудом подавила желание ответить небрежно: «Я ничего не даю даром и стою недешево. Моя ставка — пятьдесят фунтов в час». Интересно, дамы подобного сорта получают почасовую плату или... Тут лицо ее залилось пунцовой краской. Что же такое есть в этом человеке, что заставляет ее терять обычное для нее здравомыслие и выдумывать глупейшие вещи?..
Уэстон молча возвышался над ней, и это молчание начинало действовать Хэлен на нервы. Он, казалось, был в дурном расположении духа и выглядел мрачным, но в то же время необычайно привлекательным. Девушка быстро села и затаила дыхание, наблюдая, как он тоже садится и подзывает официанта. Однако он заказал всего лишь бутылку минеральной воды и две порции салата из зелени, тогда как любая девица из тех, за кого он ее принимал, предпочла бы бокал джина и хорошо прожаренный ростбиф!
Хэлен не желала ничего подобного, но правила вежливости были явно нарушены. Однако девушка помнила, что пришла сюда вовсе не для того, чтобы поесть вволю. К тому же, если взглянуть на их встречу с его точки зрения, то девицы известного сорта, к которым он отнес ее, вряд ли заслуживают особо вежливого обращения.
Итак, прежде чем они начнут обсуждать дела, самое время объясниться. Но едва Хэлен открыла рот, как он заговорил первым, и в его бесстрастном голосе на сей раз послышались ледяные интонации, на что он едва ли имел какое-то право:
— Прежде чем я увижусь с вашим начальством, думаю, будет справедливым предупредить вас, что я намерен добиваться вашего отстранения от работы с Райтом и Грехемом.
— Вы шутите! — Хэлен от неожиданности выпустила из пальцев вилку и даже не заметила этого, и в глазах ее слегка потемнело. Отстранение ее от работы с фирмой «Райт и Грехем» нанесло бы непоправимый ущерб ее положению у Хелрика Хопсона. Клиенты обычно не обращаются с такого рода просьбами без важной причины.
— Я не шучу подобными вещами.
Он хранил молчание, пока заботливый официант подбирал упавшую вилку и заменял ее на новую. Но когда тот отошел от столика, Уэстон произнес с обманчивой беззлобностью кобры, которая готовится к прыжку:
— Я предпочитаю смотреть человеку в глаза, а не наносить удар в спину. По этой причине я и пригласил вас сюда.
— Вы не можете так поступить! — горячо воскликнула девушка, невольно прижимаясь к спинке стула под взглядом его холодных и подавляюще властных глаз, который остановил бы и маньяка, уже заносившего топор.
Но Уэстон только возразил:
— Могу. И сделаю то, что сказал.
Хэлен, забыв о своей порции салата, глядела на собеседника, отлично сознавая, что выглядит до крайности глупо, но ничего не могла с собой поделать. Он заговорил снова:
— Ваша нравственность, а вернее, ее отсутствие, разумеется, касается только вас. И я вовсе не намерен судить...
— Как вы смеете! — воскликнула девушка. Гневные слова уже готовы были слететь с ее языка, но Уэстон взглянул на нее таким уничтожающим взглядом, что язык отказался ей повиноваться. И он спокойно произнес:
— Обычно я избегаю давать подобного рода оценки. Но эпизод, которому я стал свидетелем в ночь на субботу, в сочетании с тем фактом, что вы не знаете даже, кто отец ваших детей, плюс ваш образ жизни — все это заставляет сомневаться в незапятнанности вашей репутации. Нет, дослушайте меня до конца, — прервал он властным тоном ее возмущенный возглас. — Документы, которые мы собираемся передать вашей фирме, содержат информацию деликатного свойства.
Он положил на стол вилку и нож и откинулся на спинку стула, обхватив длинными пальцами бокал с ледяной водой.
— Источники финансирования наших исследовательских работ, например. Описания новых препаратов, над которыми работает наша лаборатория. Информация, очень полезная для конкурирующих фирм. А у вас в довершение всего есть под рукой покупатель. Репортер — мне показалось, что я узнал его, и последующая проверка подтвердила, что я оказался прав, — тот самый малый, который стремился всех затащить в кровать. Всех в одну кровать? Или его порочность все же не зашла так далеко?
Одна из темных, резко очерченных бровей вопросительно приподнялась. В его интонации не было ни тени юмора.
— И если информация попадет в чужие руки — в подобные руки с вашей помощью, — это может нанести «Райту и Грехему» непоправимый ущерб.
— Но этого не случится! — взорвалась Хэлен, оскорбленная до глубины души тем, что ее профессиональная честь подвергается сомнению, и горя единственным желанием — дать понять наконец этому нахалу, что она вовсе не то продажное ничтожество, какое рисует ему воображение.
С невозмутимостью, которая могла свести с ума, он едва заметно пожал плечами под дорогим, отлично сшитым костюмом:
— Может быть, а может и нет. Кто знает? В любом случае, — он бросил на стол салфетку, давая понять, что неприятное интервью закончено, — я не намерен рисковать.
В голове у Хэлен стоял туман. Она чувствовала себя разбитой и оглушенной. Необходимо было взять себя в руки, прежде чем он расплатится с официантом и уйдет, оставив ее наедине с тарелкой нетронутого салата и жалким будущим.
Пытаясь говорить спокойно, девушка вскинула острый подбородок и, не давая себе отчета в том, что в ее зеленых прищуренных глазах вспыхнул угрожающий огонь, внятно произнесла:
— Перед тем как вы скажете еще что-нибудь в подобном духе, вы могли бы, по крайней мере, дать высказаться и мне.
И, не обращая внимания на то, что его выразительные глаза сразу же со скучающим выражением прикрылись тяжелыми веками, Хэлен как можно более подробно обрисовала события, которые предшествовали ее выпадению из автомобиля, и окончила свой рассказ словами:
— А Рики и Робин — мои племянники. Элизабет — это моя сестра — сейчас в турне по Греции со своими друзьями. Мы с отцом буквально заставили ее участвовать в этом путешествии. Она занималась день и ночь, чтобы защитить университетский диплом, и очень нуждалась хотя бы в кратком отдыхе, перед тем как начнет работать в литературном агентстве в Брумли. И я действительно не знаю, кто отец ее малышей!
Чувствуя, что ее обычно спокойный и сдержанный голос возвысился до интонаций торговки рыбой, Хэлен передохнула и отвела взгляд от лица Уэстона, а тот молча разглядывал ее булочку, лежавшую на блюдце, от которой девушка, не осознавая того, отчаянно отщипывала крошки.
— Четыре года назад, когда Элизабет было восемнадцать, — проговорила Хэлен уже более спокойно, — она работала в регистратуре в маленькой гостинице в Орлингтоне. Временно, еще до поступления в университет. Папа всегда настаивал, чтобы мы учились, набирались знаний, где только возможно, сам он раньше преподавал в колледже.
На ее губах впервые появилась слабая улыбка, затем она пожала плечами.
— Элизабет всегда мечтала работать с книгами — в издательстве или литературном агентстве. Тут ей и встретился кто-то, увлек ее, и она забыла обо всем на свете. — Хэлен снова пожала плечами, выражение ее лица говорило, что сама она с трудом верит в подобные вещи, и решительно продолжала дальше: — В то время я как раз сдавала выпускные экзамены в университете и не знала, что происходит с сестрой. Но отец о чем-то догадывался. Элизабет стала редко бывать дома, а когда приходила, вела себя странно. Скоро открылась правда — она ждала ребенка. Тот тип обещал жениться, уверял в своей вечной любви, и она поверила ему... — голос Хэлен стал суровым. — А когда он узнал, что она беременна, сообщил ей, что уже женат и имеет троих детей. Больше она его не видела.
— И не сказала, кто он? — его сухой тон дал понять девушке, что во все услышанное ему верится с трудом.
— Нет, — ответила Хэлен твердо. — Элизабет говорить про него отказалась. Она наверняка смогла бы разыскать его и потребовать материальной помощи, но хотела вычеркнуть его из своей жизни, и мы с папой поддержали ее в этом решении.
— Думаю, что появление близнецов несколько затруднило выполнение этого решения. — Угол его рта пополз вверх в иронической усмешке, и Хэлен снова отметила затаенную, скрытую чувственность этих губ. На какой-то миг ей захотелось ударить его, но она сдержала себя и быстро произнесла:
