Пар заволок помещение почти полностью, оседая мелкими каплями на дереве стен и лавок. Грязные вещи охотник бросил в углу, не желая тащить с собой и уж тем более не горя желанием стирать. Оружие лежало под рукой, чтобы схватить, если что. Арбалет, прикрытый чистой рубахой, и дага, не спрятанная в ножны. Когда тихо скрипнула дверь, рука уже легла на ложе самострела. Но он не пригодился. Пригнувшись, Мэрай зашла и села на лавку. Вздохнула, положив руки на колени.

– Плещешься? – голос у травницы казался очень уставшим.

– Да… – охотник покрутил головой, понимая, что полотенце далеко и придется вылезать голышом, как есть. – Э-э-э…

– Брось. – Женщина улыбнулась. – Откуда такая щепетильность? И не вставай, не надо. Ты же не будешь против, если я заберусь к тебе?

Против? Освальд проглотил слюну, протолкнув ее в неожиданно пересохшее горло. Против-то он точно не будет, даже наоборот. «Наоборот» настойчиво доказывало свое согласие, низ живота говорил об этом явственно и незамысловато. На повторение вопроса, немое и понятное из-за излома одной брови, он только и смог что кивнуть.

– Вот и хорошо. – Мэрай присмотрелась к чему-то справа от Освальда, потом дернула тонким, чуть длинным носом. – А в бутылке у тебя не то же самое, что у меня? Смородиновое?

– Оно самое. – Глотнуть вина захотелось очень и очень сильно. В бутылке булькнуло, когда охотник серьезно приложился к ней. – Неплохое, да…

– Хватит, чтобы напиться… – травница хохотнула, смех показался ему грустным. – Столько раненых, боли, крови. Не говорю уже про убитых. Ненавижу варгеров, ненавижу. А, ладно… Это все потом.

Зашуршали шнуры платья, давно ставшего из красного грязным и серым. Пара было много, но скрывал он всего ничего. Освальд не был ханжой, любил женщин и ту радость, что они дарили. В чем сейчас дело? Он не понимал. Не смущение, нет, откуда ему было взяться. Скорее странное ощущение, возникающее от близости этой женщины, даже сейчас, после безумия ночного боя пахнувшей той самой острой сладостью, заставляющей кровь бежать быстрее. Шнуры развязались полностью, шелест шел от снимаемого через голову платья.

– Освальд… – она смотрела вниз. – Не подумай ничего такого, просто бой этот, кровь, столько смертей…

– Не надо, – охотник чуть помедлил. – Не надо слов.

Зачем нужно объяснять что-то, когда все так просто и понятно. Даже он, после Школы, после всего, что было в ней, и после своей первой настоящей схватки просто поехал в квартал с горящими всю ночь красными фонарями. Благо что тогда охотник оказался в одном из Вольных городов. Бедная девушка, доставшаяся ему за королевскую плату… лежавшая потом рядом и молча гладившая по голове совсем еще мальчишку, в первый раз убившего человека. Освальд понимал все, что не сказала травница. Зачем нужны слова тем, кому все ясно без них? А черные чулки, держащиеся на сильных бедрах Мэрай подвязками и разорванные за ночь, полетели в печь.

Пар все же скрадывал то, что постепенно появлялось перед глазами охотника. Сердце бухало сильнее с каждой новой деталью. Она действительно оказалась не только высокой, но и крепкой, с сильной спиной и широкими бедрами. Наметанный глаз и память, такие ненужные в эту минуту, все-таки отметили дорогое белье, в кружевах и декоративных рюшах, столь странное здесь и сейчас. Такое делали в Лиможане, как подсказала услужливая память, и стоило оно немало. Либо услуги ведьмы-травницы оплачивались очень высоко, либо подарок. Хотя, какая ему разница? То, что вот-вот перестало скрывать белье, оказалось намного важнее. Тонкий батист полетел на лавку, без какой-то жалости к дорогим вещам. И низкие, практически лежащие на широких крестьянских бедрах панталончики, и легкий корсет, поддерживающий большую грудь с коричневыми кончиками сосков. Когда травница подняла руки, собирая волосы в узел, грудь мягко качнулась, задорно уставившись ими чуть вверх, мгновенно ставшими острыми. Вогнутый живот, женственный, с небольшой складкой внизу, под тугими, еще не рожавшими мышцами, заставил вздрогнуть. Освальд приложился к бутылке еще раз, завороженно глядя на нее.

Мэрай улыбнулась. Подняла свою действительно такую же, как была у Освальда, бутылку, отпила. Мягкие полные губы практически не касались горлышка, держась от него на расстоянии. Запахло смородиной, густо и сладко, будоража обоняние. Темная в свете двух фонарей струйка побежала по ее подбородку, выступам ключиц, по ямкам над ними, по узкой ложбинке между грудями, вниз по животу, через овал пупка, еще ниже. Охотник смотрел на нее, шагнувшую по мокрым доскам, живую, настоящую, манящую к себе. Не из-за этого ли, а вовсе не из-за болезни так старался найти Мэрай герре Гайер?

Но эти мысли сами собой утекли в сторону, отогнанные дразнящим ароматом женщины, вставшей на приступку, осторожно и немного смешно потрогавшей воду кончиками пальцев ноги. Спустя несколько ударов сердца она оказалась совсем близко. Пар вновь сгустился, и в нем пропало на какое-то время все вокруг, такое глупое и ненужное на крохотный и громадный кусок времени.

Пар разошелся в стороны чуть позже, пропуская свет, мягкий, чуть желтоватый, давая возможность увидеть хотя бы немного. Карие глаза Мэрай столкнулись взглядом с голубым и зеленым Освальда, отразили их в своей глубине перед тем, как снова оказаться чуть прикрытыми тяжелыми ресницами, блестящие, будоражащие. Вода остывала, но холода не было, прогоняемого бешеным током крови, страстью, яростной и неудержимой. Капли стекали по гладкой смуглой коже женщины, нет-нет, настоящей ведьмы, околдовавшей его, взявшей в плен прекрасным и живым танцем своего тела. Вода билась о края несчастной, пусть и добротно сколоченной, бадьи, выплескиваясь, заливая пол. Мэрай вцепилась в плечи охотника, откинула голову и коротко, хрипло простонала-прокричала. Пальцы впились еще крепче, до алых полос от ногтей, бадья угрожающе накренилась. Но охотнику именно в этот момент стало наплевать на все бадьи мира. Пусть и ненадолго, но ослепительно белый взрыв прошелся по всему телу, прогоняя любые мысли. Бадья медленно успокоилась, прекратив крениться набок, оставив лишь потеки по ее бокам.

Женщина прижалась к нему, обхватила мягкими руками за шею, притянула к себе голову, проведя ладонью по короткому ежику волос. Чмокнула в макушку, замурлыкала, закинув ногу на его живот.

– Хорошо… – Освальд молчал, улыбаясь и прижимаясь к ней вместо ответа. – Да, хорошо ведь? Чего молчишь, а?!!

– Прекрасно… – он с трудом заставил себя поднять голову, отрывая лицо от полной и нежной груди. – Залили тут все…

– Д-у-у-у-р-а-а-к… – протянула травница. – Это же мыльня, ты чего?

– Точно. – Охотник встал. Совсем остывшая вода потекла вниз. – Сейчас горячей налью, не замерзнешь.

– Да ты особо и не торопись, ходи себе туда-сюда, м-м-м… – протянула Мэрай, поворачиваясь за ним и положив подбородок на сложенные по краю бадьи руки. – Ох ты ж, однако. Освальд, скажи, ты же не специально за фигурой следишь?

– Смеешься? – охотник набрал в ковш с длинной ручкой кипятка, аккуратно вылил в бадью. – А чего?

– О-х-о-х-о-х, и хороша же у тебя задница, охотник, м-м-м. – Травница окунулась в воду с головой, вынырнула, отжимая волосы. – Даже завидно. То ли дело у меня, э-э-х.

Освальд сел на лавку и захохотал. Открыто и честно засмеялся над так неуместно прозвучавшим сожалением, когда вот совсем недавно за стенами гостиницы бушевал бой. Хотя только что они вдвоем успокаивались самым лучшим способом из известных ему. Так чего тогда удивляться?

Наверх, в комнату Освальда, они поднялись лишь час спустя. Чистые, чуть уставшие, выпившие все вино и зверски голодные. Хозяйка гостиницы, прибиравшая с работниками двор, накормила обоих и отправилась дальше по своим делам. Бой закончился, жизнь продолжалась, и беспорядок в ней точно был не нужен. Заодно, забрав часть вещей охотника, хозяйка пообещала, что постирает, высушит, да и за конем присмотрят. Дверь за собой Освальд закрыл с легкой душой. Обернувшись, увидел травницу у окна, задумчиво смотрящую на часть улицы. Подошел, встав за спиной, и приобнял за узкую, но сильную талию. Одним движением, мягким и ласковым, Мэрай обхватила его за шею.