— Знаю. Видел.
— А почему блаженный? — спросила одна из женщин.
— Он у нас святой, — послышался ответ Людоеда.
— Жаль, — продолжал женский голос. — С нами, грешницами, ему…
Что еще она сказала, Васнецов не услышал, так как выскочил из бара. Постояв секунду, сжимая кулаки, он решительным шагом направился без всякой цели к перекрестку.
— Идите вы все на хрен, — зло, с ожесточением в голосе шептал он самому себе. — Пропадите вы пропадом. Ненавижу вас всех. И ты, Людоед, козел вонючий, с этим прозвищем… блаженный… Хрен с тобой. Я блаженный. А ты… ты говенный. Варяг, ты просто паскудник и вообще тупой амбал. А ты, Славик, просто… просто баран. Баран, он и есть баран. Ишь ты, мясо бабское увидели… Вы еще, придурки, языки высуньте и лезгинку вокруг этих шлюх спляшите, бараны… Те шлюхи им не понравились, а от этих ум за разум зашел. Вот же уроды… Интересно, чем это те шлюхи хуже этих, а эти лучше тех? Те хоть честные. Сразу скажут, что им надо, и цену назовут. А эти сидят и цену себе набивают. А назови их шлюхами, так за ножики свои схватятся сразу. И Варяг оплеуху отвесит, и Крест что-нибудь эдакое выкинет, и Славик… Все-таки ты, Славик, просто баран… Как же я вас ненавижу… Да идите вы со своими бабами к чертям свинячьим… И вы, и ваши лисички, амазонки, грешницы, красотки, стервочки, чтоб вас всех… Фурсетки недожаренные… Быдло вонючее…
Он остановился на перекрестке и облокотился на столб с указателями. Закрыв глаза и растирая лицо ладонями, он вдруг испугался своего состояния. Вместо сновавших по первому ярусу Вавилона людей он видел лишь размытые тени, и вместо звуков их шагов и шума суеты он слышал лишь свое пропитанное бесконечной ненавистью и злобой бормотание, пробивающееся сквозь далекий скрип несуществующих качелей. Он сам вводил себя в какой-то невероятный транс дикой, первобытной ярости. Попадись ему сейчас тот плюшевый медведь, он изодрал бы его в клочья. Встреться ему Рана, он изрешетил бы ее пулями с головы до пят. Попадись та молоденькая людоедка, он с остервенением и ощущением экстаза стал бы бить ее кулаками и ногами, превращая в кровавое месиво. А попадись ему пресловутая красная кнопка! Он вдруг четко осознал пробившимся сквозь эту бурю абсолютной ненависти и тяги к разрушению разумом, что он превратился во что-то страшное. В нечто подобное тому, кто крадет по ночам людей и тащит их в метро, чтобы заживо сожрать. Кто кидается на пси-волков, не зная страха, а лишь желание уничтожить живое… Наверное, именно так себя ощущали те самые морлоки, каждый день, каждый час и даже каждая секунда жизни которых была пропитана лишь всепоглощающей ненавистью и злобой. Именно так себя ощущали существа, в которых превратились люди. Просто когда-то люди не смогли вовремя остановиться, введя себя в такой транс, и нажали эту чертову кнопку…
— Ох я и псих, — вздохнул он и, сделав глубокий вдох, осмотрелся.
Люди снова стали людьми. Предвестник чего-то нехорошего, коим являлся скрип качелей, исчез. Агрессия прошла. Николай посмотрел в сторону бара.
— И все-таки вы свиньи. Из-за этих баб забыли, что надо Юру помянуть. — Покачав головой, Васнецов пошел на рынок.
Девушка с короткой стрижкой и в разноцветном свитере крутила рукоятку лебедки, и ее торговый лоток с кассетами и старыми магнитофонами медленно, словно нехотя, со скрипом опускался в пол. Когда он наконец опустился полностью, она закрыла железную крышку и защелкнула на проушинах амбарный замок. Девушка выпрямилась и, слегка опешив, сделала полшага назад. Перед ней стоял молодой темноволосый человек с колючей щетиной на лице, в теплом свитере, одетом под камуфлированной курткой.
— Привет, — улыбнулся Николай.
— Привет, — настороженно ответила она, с любопытством глядя на незваного гостя.
Васнецов почувствовал, как его тело наполняется приятным теплом от вида ее больших, немного грустных и умных голубых глаз. И он с восхищением и некоторым стеснением отметил про себя, что у нее удивительно красивые губы. Да и все ее лицо было для него живым воплощением идеала из самых смелых и фантастических грез.
— Ты купить что-то хотел? А я закрылась уже. Сейчас вон все закрываются. Торговцы оружием только до конца сидят. Народ в основном уже весь на арене собрался. Скоро начнется бой. Ты арену не любишь?
— Нет. — Он мотнул головой, ответив совершенно машинально. Он ведь понятия не имел о том, что такое местная арена.
— Я тоже. Вот… Домой собралась… Книжку почитаю. Спать пораньше лягу. — Она наклонила голову, словно задумалась, что еще сказать.
— Интересная книжка? — спросил Васнецов, а сам думал, как он, наверное, глупо сейчас выглядит. Ему казалось, что он говорит без всякого смысла, но он отчаянно хотел с ней говорить.
— Ну да. Я, правда… Мне, кстати, в ту сторону идти.
Она указала рукой в направлении виднеющейся невдалеке крутой железной лестницы, уходящей высоко вверх.
— Мне тоже. — Николай кивнул как завороженный.
— Ну, пойдем? Проводишь, раз пришел. — Девушка улыбнулась.
— Конечно…
Они неторопливо зашагали в указанном направлении.
— Ну, так вот. О чем я… А, о книге. Ты умеешь читать?
— Конечно…
— А у нас из молодежи мало кто грамоте обучен. Сейчас главное — с оружием обращаться уметь. И уметь от холода спасаться. А ты сам книги любишь?
— Да, конечно…
— Ну вот. Я, правда, названия той книги не знаю. У нее обложка рваная и нескольких страниц не хватает. Ее мне дружинники подарили. Нашли где-то в рейде, а я книги очень люблю. Весь Вавилон знает об этом. — Она тихо засмеялась. — Но книга мне интересна тем, что она про мир как наш. После ядерной войны. Я вот читаю эту книгу, и немного настроение улучшается оттого, что в нашем, настоящем мире все не так плохо, как в том, написанном. Там люди погибли всюду, и только в одном городе, под землей, они выжили. Да и то там их какие-то жуткие мутанты осаждают. А у нас все еще не так плохо. — Девушка снова улыбнулась, взглянув на Васнецова. — Можно сказать, процветаем.
«Ты просто про ХАРП еще не знаешь, наивная», — подумал Николай.
— А я вот давно уже ничего не читал, — добавил он вслух, стараясь поддерживать разговор.
Металл крутой лестницы, ведущей на верхний уровень, бряцал под ногами, когда они стали подниматься вверх. Васнецов, дабы не разводить неловкого молчания, хотел было предостеречь ее, мол, аккуратнее на ступеньках, не ушибись, но она довольно ловко оказалась наверху. А вот Николаю казалось, что он взбирается неуклюже. Все-таки для него это было непривычно. Взобравшись на второй уровень города, он даже почувствовал легкое головокружение. Прожив всю жизнь в подвале, Васнецов только сейчас понял, что боится высоты, хоть он и бродил в детстве по этажам заброшенных зданий Надеждинска. Но там глухие стены и типовые окна не позволяли ощутить то, что он ощущал сейчас, когда под ним раскинулся первый этаж Вавилона.
— Ты у нас впервые? — спросила девушка.
— Да. Никогда тут не был раньше.
Он, конечно, лукавил и понимал это. Он вообще нигде никогда не был, и только это путешествие позволило ему увидеть то, что осталось от Москвы, Котельнича и еще многих мест по дороге. И все это, как и сам Вавилон, он видел, конечно, впервые.
— Ну и как, нравится у нас?
— Да. Интересно. Необычно. Город под куполом… Ни на что не похоже…
— Да, отстроились капитально. Живем, можно сказать, не тужим. Ты, наверное, много мест повидал. Завидую. А я вот всю жизнь тут, — вздохнула она.
Они прошли по деревянному мостику и по крыше какого-то ангара. Затем снова лестница. На сей раз не такая высокая и менее экстремальная.
— Не завидуй. Нечего кругом видеть. Кругом смерть, снег и запустение.
— Да, конечно, я понимаю. — Она снова вздохнула. — Слушай. — Она слегка хлопнула себя по лбу. — А как звать тебя? Совсем из головы вылетело спросить.
Девушка остановилась и, виновато улыбаясь, посмотрела на него.
— Николай.
— Николай? — Выражение ее лица стало немного удивленным, как тогда, когда она слушала музыку и бросила на него мимолетный взгляд. — Коля, значит? Как интересно. А я Лера.
