Хотя прибытие старались сохранить в тайне, некоторые шотландцы как-то узнали о возвращении короля, сына великого Роберта Брюса, и пришли приветствовать его.

Потом уже эта весть стала распространяться с быстротой лесного пожара, и чуть не вся Шотландия возликовала. Их законный монарх с ними! Теперь они быстро выгонят из своей страны англичан! Всех до единого!

Триумфальным выглядел въезд короля Давида и королевы Джоанны в Эдинбург. Было совершенно очевидно, что слабость Бейлиола и его заискивание перед Англией пробудили в народе тягу к временам великого Брюса, к полной самостоятельности.

Появились и те — в этом Давид очень скоро убедился, — кто мог и был готов взять на себя руководство армией и военными действиями, они сами предлагали молодому королю свои услуги. Среди них такие почитаемые всеми люди, как сэр Уильям Дуглас из Лиддесдейла, Роберт Стюарт, Мюррет из Бетвелла и, конечно, Томас Рандольф, граф Мори. Все они мечтали об одном — раз и навсегда покончить с английским владычеством. И то, что король Эдуард по-прежнему не оставляет мысли о борьбе за французский престол, наполняло их сердца еще большей надеждой на успех. А помощь, обещанная Францией, только укрепляла эту надежду, хотя все они были умудренные опытом люди и понимали подоплеку столь доброжелательного к ним отношения короля Филиппа.

Некоторым разочарованием для многих и даже поводом для беспокойства было видеть, что сын Брюса стал почти французом по манерам и поведению, носил такие туалеты, каких сроду не видывали в Шотландии, любил во всем роскошь, а также не чурался любовных приключений, которые даже не пытался скрывать. Люди жалели королеву, не забывая при этом, что она — англичанка да еще родная сестра их врага Эдуарда, из-за чего у нее должно хватать и других забот, поважнее, чем неверность ее муженька.

Шотландцам в это время сопутствовал военный успех: крепость за крепостью сдавались на милость победителя. Сам король Давид по молодости лет не участвовал в серьезных битвах, вследствие чего у него не было возможности ни прославить, ни запятнать себя, а значит, и судить о нем как о воине народ пока еще не мог — что было, возможно, ему на пользу. Зато его окружали сильные опытные люди, не сомневающиеся в окончательной победе, а пока они одерживали одну за другой незначительные, но важные для них победы.

Нетрудно было предположить, что король Англии не станет мириться с этим.

Филиппа и Эдуард решили отпраздновать приближающееся Рождество так, чтобы оно запомнилось надолго.

— Проведем его вместе со всеми детьми. Изабелла ждет не дождется, — говорил король.

— И бедняжка Джоанна тоже, — добавляла Филиппа. — Ведь прошлое Рождество она промучилась в Австрии…

Обе принцессы оживленно готовились к празднику. В их покоях суета не прекращалась ни днем, ни вечером. Джоанна трудилась над вышивками, чтобы преподнести родителям плоды собственного труда — кошельки из шелка с птицами и драконами. Изабелла предпочитала за подарками посылать к торговцам.

Конечно, у девочек будут к Рождеству новые платья — пурпурные, фиолетовые, украшенные жемчугом. Волосы они распустят по плечам — так, как любит их отец. И верхняя одежда из тонкой материи тоже будет очень-очень красивая, расшитая фигурами разных птиц и животных.

Изабелла, наверное, сто раз примеряла наряды, не уставая восхищаться собой. Джоанна была безмерно счастлива просто от того, что снова дома, среди любимых родных, и целые дни веселилась, смеялась и пела. Ее даже не очень задевало неумеренное тщеславие и самолюбование сестры… Пускай она будет такая, если ей нравится, Джоанна не станет из-за этого меньше ее любить и меньше радоваться сочельнику.

У Филиппы были свои заботы: она опять ожидала ребенка, срок подходил в июне. Пока же она купалась в волнах блаженства, видя всю семью в полном здравии рядом с собой, чувствуя, что все ее любят, получая радость от того, что может дарить любимому мужу еще и еще детей, в которых они оба души не чаят. Некоторые женщины испытывают нечто вроде ревности, думала она, если их мужья относятся к детям так, как ее супруг, а она — нет, ей нравилась его преданность им.

Дни Рождества прошли превосходно. Веселье удалось на славу. Эдуард призвал самых лучших менестрелей королевства и среди них лучшего из лучших — по имени Годенал, он умел не только сочинять музыку, стихи и петь, но и забавлять шутками и даром подражания.

Дети были в восторге от праздника, даже одиннадцатилетний Эдуард, который считал себя почти взрослым, веселился, как маленький.

Глядя на него, король временами думал с радостью, но и с долей грусти, что, если вдруг завтра умрет, у него будет достойный наследник. Вот он — перед ним…

Но умирать он не собирался. Еще так много нужно сделать. Родить еще детей: чем их больше, тем сильнее он любит всех — и старших, и вновь родившихся. Хорошо бы, если б тот ребенок, которого они ожидают, оказался девочкой. У них уже три мальчика — Эдуард, Лайонел и Джон, — теперь очередь за девочкой. Они такие чудесные!..

Он обнимал сейчас Джоанну, чтобы она не подумала, будто он отдает предпочтение ее сестре, а на самом-то деле так и было, Изабелла прильнула к нему сама — и все они с наслаждением внимали песням менестреля и смеялись его шуткам.

Король шепнул дочерям, что неплохо бы наградить певца за его искусство, и предложил: пусть каждая даст ему по шесть шиллингов и восемь пенсов, что будет вполне достойно и щедро.

Девочки выполнили наказ отца, и все, начиная с менестреля, остались довольны и шумно выражали одобрение.

Да, это Рождество было веселым, мирным, спокойным…

Однако сообщения из Шотландии не могли радовать короля.

После праздников он решил, что необходимо самому отправиться туда и навести порядок.

С болью в душе вспоминал он, что, когда был там в последний раз, его сопровождал один из лучших и преданнейших друзей Уильям Монтекут, граф Солсбери. Бедный Уильям! До сих пор томится во французском плену.

Эдуард предпринимал уже несколько попыток его освободить, но коварный король Франции, зная расположение Эдуарда к этому человеку, не спешил пойти навстречу, рассчитывая запросить как можно большую цену. Король Англии и так уже готов был на многое, но Филипп тянул с ответом: почему я должен оказывать любезность тому, кто вообразил, будто у него есть права на мой престол?

Итак, Эдуарду необходимо отправиться в Шотландию, а значит, расстаться с Филиппой. Она и дети будут по дворце Тауэр до тех пор, пока не приспеет время произвести на свет седьмого ребенка, что она хочет сделать в Лангли, милях в тридцати от Лондона.

Король собрал войско и выступил во главе его на север, где задержался намного дольше, чем рассчитывал.

А в его отсутствие Филиппа благополучно родила — опять мальчика, здорового, с превосходной глоткой, что сразу же было услышано всеми, кто присутствовал при родах. Его назвали Эдмунд.

Прибыв в Шотландию, король Эдуард расположился в Бервике. Шли дни, недели, месяцы, но ни одна из сторон не могла назвать себя победительницей.

Наступило еще одно Рождество. Оно было совсем не похоже на предыдущее, которое Эдуард праздновал в Лондоне вместе со всей семьей. Здесь, в Бервике, все было по-другому — уныло и тускло. Но он дал себе слово сразу после Рождества одержать наконец решительную победу в Шотландии и снова переключить внимание на Францию. Довольно прохлаждаться! Так ведь и жизнь пройдет…

Филиппа, конечно, предпочитает, чтобы он все время находился в Англии и вовсе забыл и о Шотландии, и о Франции. Бог с ними! Но Филиппа на то и женщина, чтобы быть привязанной к дому, к детям…

Он часто думал о ней. Вспоминал с удовольствием, как они впервые увидели друг друга в замке ее отца графа Эно. Думая об этом, Эдуард вспоминал и ее родителей, они были лишены честолюбия и тщеславия, в семье царили любовь и согласие. Благодарение Богу, где бы еще я нашел такую преданную, верную, спокойную жену? О лучшей и мечтать нельзя!..