Самюэль, невзлюбивший Тайтуса еще сильнее, чем прежде, горько сожалел о том, что согласился взять его к себе. Нужно было как можно скорее подыскать Оутсу-младшему другое место, в противном случае не только викарию, но и самому приходскому священнику грозило позорное изгнание. Лучше всего, конечно, подошла бы должность учителя, однако в единственной гастингской школе служил некий Уильям Паркер, имевший репутацию столь безукоризненную, что сместить его не представлялось возможным.

Однако отец и сын Оутсы были не из тех, для кого чужая добродетельность представляла непреодолимую преграду.

Поэтому, явившись к мэру Гастингса, Тайтус поведал ему о том, как недавно на его глазах Уильям Паркер прямо на церковной скамье совершал богомерзкое надругательство над маленьким мальчиком. От такого известия мэр пришел в неописуемый ужас. Он не мог поверить, чтобы Паркер, всегда казавшийся ему человеком честным и порядочным, оказался способен на столь чудовищное преступление. Однако Тайтус знал толк в наветах и, присовокупив к рассказу множество подробностей, все-таки сумел внушить мэру доверие к своим словам.

Уильям Паркер был заключен под стражу, Тайтус же, поклявшись, что говорит сущую правду, повторил свои первоначальные показания.

С его красноречием он наверняка бы убедил судью, что описанное им злодеяние действительно имело место, но, будучи еще новичком на поприще лжесвидетельства, он, увы, не учел того, что в некоторых случаях лжеца тоже можно уличить во лжи.

Паркер сумел-таки доказать, что его не было на указанной скамье в указанное время, после чего роли тут же переменились. Теперь уже Тайтусу грозила тюрьма, так что он счел за благо поскорее убраться из Гастингса и наняться на военный корабль.

Это оказалось нетрудно: флоту Его величества, как всегда, требовались люди, и добровольцам, если таковые находились, не задавали лишних вопросов. В качестве судового капеллана Тайтус получил возможность поупражняться в том самом богомерзком надругательстве, в котором он обвинял Паркера, и внушил непреодолимое отвращение всем, кому приходилось иметь с ним дело. Поэтому вскоре королевский флот отказался от его услуг.

Самюэль, который после скандала с Паркером вынужден был убраться из Гастингса, проживал теперь в Лондоне; к нему-то и направился Тайтус. Однако вскоре выяснилось, что бывший капеллан разыскивается по обвинению в каком-то преступлении. Он был взят под стражу и препровожден в тюрьму, из которой, впрочем, сбежал. Снова оказавшись на воле, без гроша в кармане, он подался в Холборн, там вступил в некий клуб и сошелся с католиками. Именно они помогли ему получить место протестантского капеллана в домашней церкви убежденнейшего из католиков, герцога Норфолка.

Как раз в эту пору в Англии начали разгораться страсти по поводу вероломства иезуитов, и Тайтусу пришло в голову, что, возможно, почерпнутые сейчас у католиков сведения не повредят ему в дальнейшем. Он из кожи вон лез, чтобы выслужиться перед католиками и вызнать тайны, которые потом придадут его измышлениям видимость правдоподобия.

Когда герцог отказал ему от места, Тайтус снова вернулся в Лондон, где и познакомился с Израэлем Тонджем.

Отец Тондж, ярый противник иезуитов, готов был посвятить борьбе с ними всю жизнь. Он написал немало трактатов и памфлетов об их гнусных происках, но, поскольку после обращения герцога Йорка в католичество многие его собратья по жанру начали делать то же самое, труды отца Тонджа особым спросом не пользовались. Он злился — не на тех, кто отказывался покупать его памфлеты, а опять-таки на папистов и пуще прежнего жаждал расправиться с ними. Наконец в лице Тайтуса Оутса он увидел того, кто поможет ему осуществить дело его жизни.

К тому времени Тайтус находился уже на грани голодной смерти и готов был выполнить все, что бы ему ни сказали.

Они начали часто встречаться и обсуждать план действий.

План этот состоял в первую очередь в том, чтобы Оутс сошелся с католиками, собиравшимися в холборнской кофейне под названием «Фазан». По слухам, в это заведение захаживал и кое-кто из католиков, служивших у королевы. Тайтус должен был познакомиться с Уитбредом, Пикерингом и другими священниками из Сомерсет-хауса — ибо королева, в соответствии с устоями своей веры, молилась в личной часовне.

Любопытно, что чаще всего в их беседах упоминались не святые отцы, а сама королева — ибо ее низвержение прельщало заговорщиков более всего. Ведь, считали они, если удастся доказать, что католичка-королева замыслила покушение на жизнь Его величества, страсти накалятся до предела, и в стране не останется ни одного проклятого иезуита, которому удалось бы избежать пытки и казни.

— Король известный распутник, — облизывая губы, говорил Оутс. — Он с радостью ухватится за возможность избавиться от надоевшей королевы.

Выслушав это самоуверенное заявление, отец Тондж положил руку на плечо своего сообщника. Он знал историю Уильяма Паркера и понимал, что Тайтус порой чересчур увлекается игрой собственного воображения.

— Имей в виду, — предостерег он, — это тебе не наговор на сельского учителя. Это обвинение самой королевы в государственной измене. Король, конечно, распутник, но с женщинами, в том числе и с собственной супругой, он всегда был исключительно великодушен. Мы будем долго готовиться к решающему броску, по крупицам собирая нужные нам сведения. В таком деле спешить нельзя. Нам придется зажать в угол множество мелких людишек, прежде чем браться за главное и разоблачать злоумышление королевы.

Глаза Тонджа горели возбуждением. Он искренне полагал, что королева должна вынашивать мысль об убийстве короля, поскольку была убежденной католичкой, а все католики, считал отец Тондж, заведомые злодеи.

Полуприкрытые глазки Тайтуса масляно поблескивали из-под нависающих бровей. Его мало заботило правдоподобие возводимых ими обвинений: был бы только хлеб, да крыша над головой, да возможность потешить свое ненасытное воображение, которому для довольства требовалось всякую минуту кого-то очернять.

План отца Тонджа отличался изрядной сложностью и запутанностью. Тайтус должен был не просто сойтись с католиками, но непременно сделаться католиком, ибо только таким путем они могли добыть сведения для своего великого разоблачения, сулившего им обоим богатство, славу, вечную благодарность короля и в особенности его министров, самым заветным желанием которых было изгнание королевы и герцога Йорка.

Итак, Тайтус, «сделавшись» католиком, поехал на учебу в Испанию, в Вальядолидский колледж, из которого, впрочем, вскоре был исключен. И хотя никаких особенных знаний за время обучения он не приобрел, зато успел неплохо познакомиться с жизнью иезуитских священников. Немедленно после его возвращения в Лондон они с отцом Тонджем засели за сочинение великого папского заговора.

Перво-наперво следовало сообщить королю, что Гроуву и Пикерингу, двум иезуитам, с которыми Тайтус познакомился на Флит-стрит, поручено во время прогулки по парку застрелить короля, за что им будет выплачена немалая сумма — полторы тысячи фунтов. Вслед за королем та же участь постигнет кое-кого из его министров, после чего французы захватят Ирландию, а на престол взойдет новый король — герцог Йорк, который тут же созовет новый, иезуитский парламент.

То было лишь начало грандиозного плана; засим предполагалось разоблачить множество мелких и крупных заговоров и, добившись наивысшей всеобщей ажитации и смутив самого короля, переходить к завершающему этапу — обвинению вероломной королевы.

Бывший капеллан, перед которым замаячили невообразимые доселе возможности, заволновался.

А когда отец Тондж, вернувшись после королевской аудиенции, сообщил, что тайный противник иезуитов, подкинувший ему под дверь известные бумаги, должен предстать перед королем Тайтус не скрывал своего ликования.

С первого же взгляда собеседник внушил Карлу непреодолимое отвращение.

Однако Тайтуса, с детства привычного к отвращению окружающих, такая мелочь смутить не могла. Он пришел сообщить королю о тайных замыслах проклятых иезуитов и намерен был это сделать, поскольку располагал для этого всеми необходимыми сведениями.