Ники приняла конверт и, увидев почерк Чарльза, вздрогнула. Письмо пришло в Пулленбрук за день до его смерти. Уняв невольную дрожь, Ники посмотрела на конверт внимательнее. На штемпеле стояла дата: вторник, 5 сентября. Отправлено из Парижа. Вытащив письмо, она стала медленно читать.

Париж

Вечер понедельника 4 сентября 1989 года

Дорогая мама!

Три года назад я заставил тебя поверить в то, что покончил жизнь самоубийством. Я не мог поведать тебе мою тайну, ибо если уж мое самоубийство должно было казаться правдоподобным, то прежде всего в него должна была поверить ты. Это было жестоко по отношению к тебе, я знаю, но у меня не было никаких сомнений в том, что моей жизни угрожает опасность. Я должен был исчезнуть бесследно и принять новый облик лишь для того, чтобы выжить. За мной охотились разведслужбы разных стран. Дело в том, что втайне от тебя я давно служил делу своего отца и состоял активным членом его организации с 1979 года.

Мой отец, которого я очень любил, был человеком умеренных взглядов, что тебе доподлинно известно. То же самое относится и ко мне. К сожалению, в группе, основанной им и названной „Возвращение", некоторые изменили его принципам. В ней есть фракция, испо ведующая насилие. Я не могу и не буду с этим мириться. Я много раз выступал против насилия в течение прошедшего года и ясно выражал свои взгляды, в результате чего, как мне стало известно, моя жизнь вновь в опасности — на этот раз мне угрожают члены моей же собственной организации. На прошлой неделе они пытались разделаться со мной, взорвав самолет в мадридском аэропорту.

За эти годы на Ближнем Востоке погибло слишком много людей. Этому должен быть положен конец. Палестинцы и израильтяне должны научиться жить вместе. Терроризм — зло. Его надо объявить вне закона раз и навсегда.

В моем распоряжении мало времени, всего несколько недель, быть может, пара месяцев. Прежде погибну, я должен что-то сделать для того, чтобы помочь безвинно страдающим. Как арабам, так и евреям. Десять лет я занимался финансовыми делами нашей организации и делал это совсем неплохо, даже по моему собственному мнению. В настоящее время принадлежащие группе средства оцениваются в триста миллионов долларов США. Деньги эти находятся на номерном счете в одном из цюрихских банков. Я хочу, чтобы эти деньги несли Ближнему Востоку благо, а не разрушение и смерть. Один лишь я знаю номер счета и название банка — Международный банк Цюриха. А номер счета ты узнаешь, если вспомнишь мою любимую детскую игрушку. Номер заключен в ее названии. Я хочу, чтобы вы с Филипом поехали в Цюрих в тот же день, как получите это письмо. Снимите все деньги с этого счета и переведите в другой цюрихский банк на другой счет. Номер его придумайте сами.

Мне хотелось бы, чтобы вы с Филипом использовали эти деньги для помощи детям Ближнего Востока, дабы облегчить их страдания. Деньги эти должны помогать всем детям независимо от их расы, веры или цвета кожи.

Я знаю, мама, что ты меня никогда не простишь, но я надеюсь, что когда-нибудь ты помянешь меня добрым словом. Я всегда любил тебя.

Чарльз

— Можно Кли прочтет его?

— Да-да, конечно, пожалуйста.

Ознакомившись с письмом, Кли отдал его Ники, и она некоторое время сидела молча, держа его в руках. Наконец она сказала:

— Вы вспомнили его любимую детскую игрушку, Анна?

— Конечно, вспомнила. Это деревянная лошадка. Она и сейчас наверху в детской. Чарльз назвал ее Лиска. Если взять буквы ее имени и дать каждой порядковый номер согласно алфавиту, считая, что А — это 1, то получится 131019121.

— Вы ездили в Цюрих? — спросила Ники.

— О да, в тот же день я поехала в Лондон, вечером мы с Филипом вылетели в Швейцарию и в пятницу утром уже были в банке.

— Номер оказался правильным?

— Да.

— Мы сняли деньги, получили чек на триста миллионов долларов и отправились в другой банк, где открыли новый счет, — пояснил Филип. — Мы хотим создать фонд, чтобы с его помощью строить на Ближнем Востоке больницы, столовые и школы для детей, как хотел Чарльз. Вы можете быть уверены, что так и будет.

Ники повернулась к Анне.

— Это был акт искупления со стороны Чарльза, не так ли?

— Думаю, да.

— Вы сможете его простить?

— Возможно... со временем.

После чая Ники и Кли поднялись наверх в серо-голубую спальню, где провели прошлую ночь.

Собирая свои немногочисленные вещи, Ники сказала:

— Спасибо, что приехал со мной. Ты был просто замечательный.

— Теперь ты действительнорада, что поехала, правда, Ник?

Она застегнула молнию на сумке и переставила ее с кровати на пол.

— Правда. И спасибо, что ты заставил меня это сделать. А то я в последнее мгновение спасовала.

Кли поднялся со стула и, приблизившись к Ники, положил руки ей на плечи.

— Чтобы Ники Уэллс спасовала? Никогда!

Она улыбнулась.

— Но это так. Именно ты дал мне силы встретиться с Анной и сказать ей, что Чарльза больше нет.

— Ты смогла это сделать благодаря ей, я имею в виду ваши взаимоотношения, то, что она для тебя значила и до сих пор значит, и то, какая она замечательная женщина, — сказал Кли и добавил с легким сожалением: — Одному Богу ведомо, когда мы доберемся до Прованса. Все время что-то мешает. Работа, приезд Йойо, а теперь вот это.

— О Провансе беспокоиться не стоит, — промурлыкала Ники, глядя ему в глаза. — Для поездок на ферму у нас целая жизнь впереди.

Счастливая улыбка озарила лицо Кли.

— Значит, ты говоришь да?

— Да. Я говорю да.

Он обнял ее, а потом чуть отстранил от себя. Улыбка стала еще шире, и он воскликнул:

— Но если ты выйдешь за меня замуж, то будешь жить в Париже. А как же твоя карьера на американском телевидении?!

Ники рассмеялась и легонько пожала плечами.

— Пусть об этом у Арча голова болит. Он все устроит.

Кли наклонился и поцеловал ее.

— Обещаю, что буду лучшим мужем в мире.

— Звучит ошеломляюще, особенно в устах убежденного холостяка, вроде тебя.

— С этим покончено. Ну все, пошли.

Внизу, в малом холле, их поджидали Филип и Анна.

— Ваша машина уже пришла, — сообщила Анна. — У вас достаточно времени, чтобы добраться до „Хитроу", так что не беспокойтесь, на самолет вы не опоздаете.

— Спасибо за все, — поблагодарила Ники, обнимая ее, и шепотом добавила: — Я выхожу замуж за Кли.

Анна мягко высвободилась из объятий Ники и заглянула в ее ярко-голубые глаза. Ее собственные Глаза, такие же голубые, наполнились слезами. Она улыбнулась сквозь слезы и прошептала:

— Дорогая, я так рада за тебя. И еще я всей душой благодарна тебе за то, что ты такой верный друг...

— Ники, я слышал твои слова. Поздравляю вас обоих, — сказал Филип. Он пожал руку Кли, потом раскрыл объятия Ники. — Спасибо, что нашла возможность приехать и все нам рассказать.

— По-другому я не могла поступить.

Они вышли вместе на улицу и попрощались друг с другом. Кли с Ники сели в машину, шофер включил зажигание, и они медленно покатили по посыпанной гравием дороге к главным воротам. У поворота Ники оглянулась. Анна и Филип все еще стояли на ступенях и махали им вслед, а за ними, поблескивая в лучах заходящего солнца, высился Пулленбрук. „Приехав сюда, я с первого! взгляда влюбилась в поразительного мужчину, необыкновенную женщину и величественный дом, который мог бы стать и моим домом, — подумала Ники. — Я верила, что моя жизнь пройдет здесь, с ними. Но этому не суждено было случиться, и вероятно, я никогда больше сюда не вернусь. Но я оставляю здесь частицу своего сердца и всегда буду помнить... все".

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.