Хорейс быстро сказал:

— Не огорчайся. С моей стороны было необдуманно просить тебя. Но ты мой единственный брат.

Джим повернулся, тяжело прислонясь к подоконнику.

— Я еду в Нью-Хейвен — попытаться еще раз. Но я хочу, чтобы на пристань меня отвез Адам. Только Адам.

Что-то вроде жалости не позволило Хорейсу сказать слова, которые ему хотелось сказать этому человеку, много лет стоявшему, как равнодушный призрак, между ним и Блэк-Бэнксом. Он смог только хрипло произнести:

— Желаю удачи, Джим.

Джим протянул руку.

— Счастливых дней тебе.

— Спасибо. Постараюсь держать крепость, пока ты не вернешься.

Джим рассмеялся.

— Да, вероятно, я опять вернусь. Как и раньше, один. — Он повернул голову набок, это была слабая копия прежнего Джима. — А пока ты и мисс Дебора остаетесь массой и миссис на плантации.

Рано утром на следующий день Хорейс почувствовал облегчение, увидев, что Дебора находится на крыльце Орендж-Гроув одна. Такой трогательной он ее еще никогда не видел; она была опять в своем старом голубом платье, мягкая белая рюшь обрамляла ее нежную шею, она стояла, как всегда, очень прямо, протянув ему навстречу руки.

— Вы всегда так будете вести себя, мисс Дебора, — тихо спросил он, взяв ее за руки.

Она подняла лицо с улыбкой, ее хорошенький ротик был готов к поцелую.

— Разве я могу не радоваться вашему приходу, мистер Гульд, дорогой?

Он поцеловал ее в лоб, и прижал ее голову к своему плечу.

— У меня неприятные новости.

Он почувствовал, что ее стройная фигурка напряглась, но она не отстранилась от него.

Но мы поженимся, не правда ли? — прошептала она.

— Да, моя любимая. Конечно, мы поженимся — послезавтра, но нашу свадебную поездку придется отложить, а может быть, совсем отменить.

— О, я думала, это что-нибудь очень плохое. У вас мало денег?

Он слегка улыбнулся.

— Я отложил для нашей поездки. Дело не в деньгах. Мой брат уехал сегодня на Север. Я не могу оставить Мэри и папу, — ведь надо заботиться о двух плантациях.

— Но я думала, что мистер Джим будет вашим шафером!

— Он был не в состоянии выполнить это. Его собственный брак такой неудачный, он... — Дебора закрыла ему рот двумя пальчиками.

— Можно мне не объяснять. Ему было бы тяжело смотреть на наше счастье. Я это понимаю. Когда я видела в церкви, как дети идут за руку с отцами, мне хотелось убежать, потому что у меня не было папы.

Как это было возможно, что такое молодое существо так много понимало? И как получилось, что эта красивая, нежная сероглазая девочка хочет быть его женой? Он никогда не поймет этого.

— В тот день, когда мы поженимся, мы просто поедем верхом далеко в лес. — Она опять прижалась к нему.

— И это послезавтра, а когда мы вернемся, мне не надо отпускать вас. Я вернусь вместе с вами, мистер Гульд, дорогой, и останусь навсегда.

Вечером пятого ноября 1845 года Мэри Эббот сделала последние стежки в белом шелковом свадебном платье Деборы; обряд должен был состояться на следующий день в гостиной в Орендж-Гроув; Мэри Эббот долго не ложилась спать, помогая своей служанке Бесси вместе с Ларней, Ка и Мэри Гульд украсить помещение. Они перенесли с крыльца весь папоротник «Венерин волосок», а там, где будут стоять Хорейс и Дебора, произнося брачный обет, была масса веток грушевых деревьев, с листьями кораллового, светло-зеленого, желтого, темно-коричневого цвета; листья эти блестели, как глянцевитая кожа, и среди них выглядывали ветви орешника и алых вьющихся растений.

На следующий день пришло так много гостей, что для танцев было слишком тесно; правда, старый Джон Каупер привел своего скрипача, Джонни, который играл после венчания; гости толпились, целовали новобрачную, поздравляли молодого, ели обильное угощение, приготовленное Мэри Эббот. Негры с плантаций Гульдов и Эбботов толпились у раскрытых окон, теснясь и с интересом наблюдая за весельем; а пунш пришлось четыре раза наливать в чашу, потому что Дебора и Хорейс требовали, чтобы негров тоже угостили.

На этот раз Хорейса не раздражали отдельные косые взгляды пожилых дам, все еще пытавшихся найти следы его «безнравственного прошлого». Пусть. Им это нравилось, а он был готов принять все, что усиливало радостное настроение в этот день. Мэри горела радостью, но только он один мог догадаться, о чем она могла думать, когда увидел, что она поцеловала мать Джона Вилли. Когда его отец, улыбаясь, в третий раз протиснул к нему, чтобы пожать его руку, Хорейс по-медвежьи облапил его. Старик страдал из-за Джима, но Хорейс мог быть уверен, что на этот раз он доставил отцу настоящую радость. Брак с Деборой укрепил его связь с семьей и сделал его своим на острове. Он принадлежал им всем, и они принадлежали ему.

Он смог только ухмыльнуться и кивнуть, когда его шафер, капитан Чарльз Стивенс сказал ему: «Поздравляю, Гульд. Первую мечту ты осуществил. Теперь тебя остановить невозможно — вот увидишь».

Часть четвертая

ГЛАВА XXXV

Дебора быстро скакала верхом, следуя сначала по узкой дорожке к плантации до негритянского квартала, потом срезала путь через зеленеющие леса и тенистую вырубку. Тетя Эббот только что сказала то, что Деборе хотелось услышать, и она свободно сидела на широкой спине Мейджора: ей хотелось перелететь через голову коня, над лесом, в объятия ее мужа. Она выехала на поле около пруда и увидела его там, он стоял на коленях, просеивая землю своими прекрасными умелыми руками. Она была уверена, что когда-нибудь он станет самым выдающимся плантатором на всех прибрежных островах. Хорейс подбежал к ней с тревогой на лице.

— Не беспокойся, не беспокойся, — крикнула она, и когда он снял ее с лошади и стоял, обняв, не обращая внимания на смешки и улыбки его работников, она закрыла ему рот обеими руками, не давая задавать вопросы.

— Говорить буду я, так что ш... ш...

Он отпустил ее руки.

— Но что такое случилось, что ты прискакала, как индеец, в середине утра?

— Я сказала ш... ш... — Она наклонила голову набок, внимательно рассматривая его. — Ты замолчал? Да, кажется. — Внезапно она схватилась обеими руками за свой рот и ее глаза наполнились слезами. — Я так взволнована, что мне трудно сказать тебе; помоги мне, мистер Гульд, дорогой, «Помоги мне» означало, что он должен прижать ее голову к своему плечу и пригладить ее волосы, пока она не успокоилась. Он так и сделал и через минуту она громко прошептала: — Около первого сентября, мистер Гульд, дорогой, у нас появится наш первый ребенок. — Она прижалась к нему, встревоженная его молчанием. — Разве я не радостную новость сказала?