— Можно мне задать вопрос, сэр?
— Спрашивай.
— Мне надо принимать участие в этом собрании.
Он увидел, что отец нахмурился.
— Это твое дело.
— Тогда я поеду с тобой завтра к Кингам.
Он скорее услышал, чем увидел, что Ларней дважды тихонько хлопнула в ладоши, с облегчением.
— Масса Хорейс, я еще намажу сухарик.
— Нет, спасибо, мама Ларней.
Он встал.
— Я больше не голоден. Можно мне уйти, папа?
— Конечно, сын, — сказал отец и, повернувшись, смотрел, как Хорейс вышел из комнаты.
Внезапно ему захотелось знать, что они скажут о нем, когда его нет в комнате. Он остановился на лестнице так, чтобы его не видели, и слушал.
— Папа! Неужели тебе обязательно надо было так прижать его к стене? — спросила Мэри.
— Да, дочка, надо было. Джим уезжает на Север, и кроме Хорейса у меня теперь никого не остается.
— Джим возвращается на Север?
— Да. Он завтра утром едет пароходом в Саванну. Через две недели будет день рождения Джеми, и Джим говорит, что даже Алиса не может помешать ему увидеться с сыном в день его рождения.
— О, нет, папа! Джим нам очень нужен.
Джеймс Гульд вздохнул.
— Ну, теперь здесь Хорейс, и я думаю, что на этот раз он покажет себя зрелым человеком. Это необходимо. Больше нам не на кого надеяться.
ГЛАЗА XXVI
Хорейс окинул взглядом большую удобную гостиную в коттедже Кингов, построенном в восемнадцатом веке и до сих пор служившем главным зданием Убежища. Как он помнил, в течение многих лет они собирались построить более обширный дом, но он сомневался, что этот план будет когда-нибудь приведен в исполнение. Даже независимо от денежных вопросов, мистер Кинг принимал такое деятельное участие в политике и так подолгу бывал в отсутствие, что Анне-Матильде Кинг вполне хватало дела по управлению большой плантацией без помощника. Хорейс в душе надеялся, что Кинги всегда будут жить в коттедже, построенном без определенного плана. С тех самых пор, как он себя помнил, сборища в Убежище были веселым событием, и вид двускатных крыш и веранды со ставнями относились к одним из самых приятных воспоминаний детства.
Кроме Кинга, в комнате сидели девять владельцев плантаций, — он всех их помнил. Блестящие, довольно своеобразные братья Хассард; красивый, дружественный Джон Вилли из Поселка; Джозеф Демир из Хэррингтон-Холла; мягкоречивый Бен Кейтер из Келвин-Гроув; заслуживающий доверия доктор Грант из Отлэндс; близкий друг его отца Джон Каупер с мыса Кэннон и британец капитан Джон Фрейзер из Гамильтона, — все знакомые лица, теперь стареющие, и все, по крайней мере, внешне, принимающие его как своего; вместе с тем, именно их благосклонное отношение усиливало в нем чувство отчуждения. Ведь, все годы, пока он отсутствовал, они жили на Сент-Саймонсе. При том, что их интересы были достаточно культурны и разнообразны для такой провинциальной жизни, все же центром их была земля, которую они любили и от которой зависело их общественное и имущественное положение. Он знал, что ему тоже придется каким-то образом стать одним из них. Он старался вернуться к ним как можно скорее, но не собирался разыгрывать увлеченность, которой не чувствовал. Он никогда не станет осмотрительным, занятым только проблемами Хлопковых Штатов. Он останется американцем, любящим и верящим в Союз всех Штатов, Севера и Юга.
Томас Батлер Кинг, в возрасте около сорока лет, как предполагал Хорейс, с незначительной фигурой, но динамичный, привлекающий внимание, стоял сбоку от камина и демонстрировал свой ораторский талант. Он повторно, по пунктам, рассказывал людям, уже отлично знавшим об этом, о тяжком положении Юга в его борьбе с Федеральным правительством в Вашингтоне. Он говорил, что причиной презренной зависимости Хлопковых Штатов от Севера являются протекционистские тарифы, дискриминационная политика Вашингтона, и — главным образом — отсутствие инициативы среди южных плантаторов и торговцев. Это, видимо, было целью коммерческого съезда в Огасте, где Кинг будет представлять их, он войдет в комиссию по резолюции, будет выступать в обсуждении и участвовать в составлении памфлетов для популяризации нового движения, которому предстоит освободить Юг от господства Севера.
— Это все прекрасно звучит, — сказал Джеймс Гульд, во время короткой паузы, — но что определенное предложит комиссия по резолюции?
— Да, — Джон Вилли был, видимо, доволен, что мистер Гульд сказал свое слово.
— Слова дешевы. Мы, южане, известны, Кинг, нашей болтливостью, а вот что именно мы должны сделать?
Послышался легкий шум одобрения. Только Хассарды сидели с бесстрастным выражением лиц, совершенно одинаково скрестив ноги.
— Я скажу вам одну вещь, которую мы должны сделать, — заявил Томас Батлер Кинг. — Для того, чтобы прекратить полную зависимость от Севера, нам нужно установить прямую торговлю с Европой.
Опять возник шум, на этот раз выражавший удивление.
— Прямую торговлю между Югом и Европой? — спросил Джозеф Демир.
— Да, Демир, — сказал Кинг. — Таким образом, прибыль от наших рынков не уходила бы из нашей прекрасной области, прибыль приходила бы сюда, а кредит и импортные товары можно было бы получать через местные коммерческие организации.
— Мне кажется, на организацию этого уйдет много времени. — Джеймс Гульд говорил негромко. Хорейс был горд прямотой отца, его пониманием реального положения вещей. Безусловно, для долгих, многословных переговоров времени не было.
— Это потребует времени, мистер Гульд, но вот поэтому-то и нужно, чтобы наши цели были известны, нужно, чтобы прямо-таки кровь закипела у наших плантаторов и торговцев, их надо возбудить, чтобы они поняли, что мы должны действовать, защищая себя, иначе нас предадут забвению федеральные тираны в Вашингтоне.
— Мне кажется, член Конгресса, ты здорово стараешься быть избранным на работу в городе, который ты так ненавидишь, — усмехаясь, сказал Бен Кейтер.
— Я совсем не ненавижу место, где находится Федеральное правительство, Бен. Не забудь, я родился на Севере, но мне надоело его господство. Я стал южанином по собственному выбору, и я не могу представлять свой избирательный округ в Хлопковых Штатах, если буду избран в Конгресс Соединенных Штатов, пассивно допуская их обнищание. То, что я старался сказать вам, джентльмены, это не против Федерального правительства, а в защиту нашего любимого Юга.
Хорейс не вслушивался в каждое слово, их было слишком много, но это он услышал и всей душой надеялся, что это правда.
— Если мы сможем установить прямую торговлю с Европой, — сказал Кинг, — мы сможем, хотя бы в отношении экономики, отделиться от Севера.
Слово «отделиться» заставило Хорейса сконцентрировать внимание.