Быстро скинув сланцы, Стольников перехватил с плеча шорты и быстро намотал их на предплечье левой руки. Он делал это машинально, не руководствуясь логикой.
Сделал шаг вперед и с кувырком вкатился в комнату.
Тот, что стоял у стены, не рассчитывал на такое появление. Голову хозяина номера он представлял на метр выше. Туда и ударил изо всех сил вынутым из пожарного ящика топором. Врезавшись в наличник двери, топор с грохотом перерубил его. Обе половины наличника отскочили от двери в облаке гипсовой пыли.
Они не хотят стрелять, понял Стольников. Хотят, чтобы все выглядело как пьяная разборка русских. Сколько здесь всякого быдла, напивающегося непригодным для питья бесплатным пойлом и устраивающего скандалы? Вот и теперь русские перебрали и подрались. И один ударил другого случайно прихваченным по дороге оружием – пожарным топором…
Не вставая с пола, Саша прокрутил «вертушку» и ударом ноги сбил первого напавшего с ног. Тот упал на спину, не готовый к отпору, топор вылетел из его рук и звонко отстучал по керамогранитной плитке пола. В номерах бунгало нет коврового покрытия, эта роскошь, которую Стольников всегда считал источником заразы, была только в главных зданиях отелей.
Второй вылетел, как и предполагалось, из ванной, и в руке его, как Стольников и думал, был нож. Ничего особенного – нож как нож, без претензий на причастность к спецмероприятиям, просто лезвие с ручкой – таких на прилавках сувенирных лавок пруд пруди. Еще одно доказательство бытового убийства – топор как случайное оружие и нож, купленный с лотка. Турки здесь вообще ни при чем, спецслужбы тоже.
Саша отразил удар левой рукой, но какой бы нож ни был, это все-таки остро отточенное лезвие. Разрезав шорты на предплечье Стольникова, оно добралось до кожи, и когда Стольников делал шаг в сторону, пропуская мимо себя инерцию летящего вперед тела, почувствовал в руке резкую боль.
«Ничего, не с внутренней стороны, вены целы», – решил он, бросаясь к владельцу ножа как к источнику наибольшей опасности.
Тот уже успел развернуться, но к новому удару готов не был.
Стольников ударил его ногой в ногу и поставил на одно колено. С прыжком опершись на это подставленное, как ступенька, колено, он второй ногой ударил напавшего в нос.
Саша почувствовал, как под его коленом ломается носовая перегородка и как мускулистое тело его врага, обмякнув, уходит в сторону.
Развернувшись, Стольников перекатился в сторону. И топор, снова не найдя заданной цели, с глухим стуком врезался лезвием в пол. Гранитная плитка раскололась, какая-то часть ее с искрами подлетела…
На лету схватив этот кусок, Стольников острым концом ударил противника в глаз. Человек выронил топор. Сквозь пальцы его, обхватившие лицо, плыла густая черная жижа, когда-то бывшая глазом. Из рассеченной брови как из проткнутого бурдюка бежала кровь. Он сделал шаг назад, позволив Стольникову как следует рассмотреть себя, и тоже стал заваливаться.
Тянуть больше было нельзя.
Схватив топор, Стольников подумал и отшвырнул его в сторону. Вернувшись к первому, оглушенному, с размаху ударил его кулаком за ухо. Даже не сомневаясь в тяжести причиненного ущерба, Стольников снова бросился к хозяину топора.
Сопротивление шло по нисходящей. Капитан уже давно прирезал бы обоих, но ему не хотелось оставлять после себя много крови. Пусть все будет, как задумали напавшие – пьяная драка русского быдла.
Обхватив голову потерявшего волю к сопротивлению первого, он свернул ему шею.
Поднялся и посмотрел на того, что лежал у окна. Перелом основания черепа – это смерть. Но бессознательное состояние второго еще не было доказательством того, что с ним кончено. Стольников знал, что люди с такой травмой имеют особенность вдруг вставать и жить как ни в чем не бывало. И только спустя сутки внезапно прощаются с жизнью. Сутки – это слишком долго.
Стольников забыл, когда убивал в последний раз. Это никогда не доставляло ему удовольствия, однако и угрызений совести по этому поводу он никогда не испытывал. Потому что убивал всегда на войне. И эти убийства были частью войны. Той, закончившейся для него одиннадцать лет назад.
– Черт бы вас побрал… – поморщившись, процедил он.
Бой длился не дольше минуты, во время его не прозвучало ни одного крика. Если не считать грохота топора, внесшего некоторые изменения в интерьер номера, можно было заявить, что вообще ничего не случилось.
Камуфлировать произошедшее пьяной дракой было все-таки трудно. Непонятно, каким образом один свернул шею второму, после чего второй сломал первому гортань.
«А пусть ищут третьего или группу лиц, которые прикончили этих двоих», – решил капитан.
Он мог оставить все, как есть. Но на ресепшен оставалась ксерокопия его паспорта на имя Евгения Борисова. У него с собой еще два паспорта, один из которых на имя гражданина Украины Никиты Лазарчука. Но если будут опознавать выезжающих из Турции по ксерокопии фотографии, придется туго. Поэтому следовало что-нибудь придумать.
До встречи с Зубовым оставалось почти те же три часа. Езды до Манавгата на такси – пятнадцать минут. За оставшееся время можно снять короткометражный фильм.
Выглянув из номера, Стольников убедился в отсутствии персонала и туристов. Лишь где-то на втором этаже бунгало стучала швабра горничной. И все-таки он не решился тащить трупы в холл.
Саша вышел на балкон, закурил и посмотрел на спаренное с его террасой пространство. Веревка для сушки купальников пуста. Значит, отдыхающие на пляже. Но открыт ли балкон?..
Спрыгнув на землю, он убедился: балкон открыт, и вовсю работает кондиционер. Ну, понятно: здесь живут русские. Теперь нужно действовать молниеносно.
Стольников поднял на плечо первого, спустился с ним на землю, после чего закинул труп на соседнюю террасу. Заволок в номер и уложил на пол. Точно так же поступил и со вторым.
– Мне сегодня невероятно везет, – вытирая пот со лба, проговорил капитан. – Если только за моим ребрендингом не любовался кто-нибудь в окно соседнего бунгало.
Оставалось последнее.
Он вцепился пальцами в наличник двери, ведущей из коридора в комнату, и с треском оторвал.
– Гриша, чем ты там стучишь?
Услышав этот голос, Стольников помертвел.
«В ванной!»
– Гриша?..
– А? – отозвался капитан.
– Чем ты там стучишь?
«Трупами!» – подумал Стольников и, прихватив наличник, быстро покинул номер.
Уже у себя, смахивая ручьи пота с лица, он приспособил наличник на место сломанного. Все номера в бунгало идентичны по цвету и наличию имущества.
Через мгновение услыхал в соседнем номере душераздирающий женский визг.
– Нужно свалить до приезда полиции, – пробормотал Стольников и вдруг поймал себя на мысли, что привычку бормотать вслух, находясь в одиночестве, утратил одиннадцать лет назад. И вдруг она вернулась.
Вытерев пол и приладив кусок плитки к полу, он осмотрелся и нашел место достаточно непохожим на то, где прикончили двоих человек.
Быстро переодевшись и рассовав по карманам документы и деньги, Саша поморщился от боли. Рука хоть и не глубоко, но была порезана.
– Как же тебя спрятать-то? – опять пробормотал он, думая о ране. В конце концов он накинул на перемотанное шортами предплечье рубашку и вышел в холл.
Уже довольно внушительная толпа туристов из разных стран на разных же языках обсуждала случившееся. Постояв рядом пару минут, Стольников развернулся и направился к въезду в отель. Когда он выходил из ворот, мимо него, торопясь к главному корпусу «Астерия элит», торопились две полицейские машины.
– До Манавгата? – поинтересовался он у ближайшего из сидящих в тени таксиста.
– Двадцать евро. Ненормальная цена. Восемьдесят евро. Нормал цена. Шестьдесят евро – убыток.
– Короче, восемьдесят евро?
– Нормал цена!
– Поехали.
Кровь тяжелила повязку. Нужно было добраться до ближайшей аптеки, купить обезболивающее, шприцы и бинты. А пока делать все возможное, чтобы не испачкать машину. Сиде – тесный район. Вести ходят быстро. Так же быстро таксист опишет человека, который отъехал от «Астерия элит», переплатив вчетверо, будучи в крови.