Но Мария так ничего и не сказала.

Старуха забрала ребенка, а матери вложила в руки нож в губы кровью вымазала.

Проснулись люди, глядь — ребенка нет, а у роженицы нож в руках и губы в крови. Решили, что мать съела сына, и бегут скорей царевичу рассказывать. Только он ничего жене не сделал, очень уж сильно ее любил. Живут они дальше. Снова жена царевича затяжелела. И когда пришло ей время рожать, царский сын поставил везде стражу: возле жены, по коридорам, у дверей. А старуха снова явилась, всех усыпила, подошла к роженице и спрашивает:

— Что ты в той комнате видела? Не ответишь — я и это дитя заберу.

Мария и тут ничего не сказала. Старуха ей губы кровью вымазала, в руки нож вложила, а сама с ребенком скрылась. Сторожа проснулись, видят: спит женщина, на губах — кровь, в руках — нож, а ребенка нет. Побежали, рассказали царевичу.

Тут уж не мог ей царевич простить. Собрал министров на совет и решили: нужно эту женщину казнить.

Сложили большой костер, на костре поставили Марию. Но царевич все же сильно ее жалел: позвал он музыкантов, чтобы играли жалостно, как на похоронах.

Когда разожгли костер, закрутился вдруг в небе вихрь, надвинулась черная туча. Ползла туча все ниже и ниже, а когда опустилась совсем низко, вышла из нее старуха и спрашивает жену царевича:

— Скажи же, Марийка, что ты в моей комнате видела?

— Ничего я там не видала.

Услышали этот разговор люди.

Еще два раза спрашивала старуха, а потом и говорит:

— Забирай своих детей! — и вывела из тучи сыновей Царевича.

— Ну, Марийка, твои и палаты и усадьба! Вот тебе ключи, и живи, как тебе нравится, — сказала старуха и поднялась вместе с тучей.

Мария, царевич и дети вернулись домой и устроили большой пир.

С того дня жена царевича стала говорить, как и всякая женщина.

Я там был и сам слыхал.

Прожил один человек сорок лет, а потом женился. Через год родила ему жена сына. Да сама недолго пожила: сыну только девять лет минуло, как остался он без матери.

Опечалился человек — как ему теперь одному сына растить. Вышел на улицу, прислонился к плетню, задумался.

В это время ехал пан. Остановил карету, спрашивает:

— Чего это ты приуныл?

— Как же мне не унывать? Нет у меня никакого хозяйства, не знаю, как сына прокормлю.

— А велик ли сын?

— Девять лет.

— Как раз такой мне и нужен! Я его в школу отдам.

— На школу деньги нужны. Где я их возьму?

— Ничего ты не будешь платить. Я сейчас в село еду, подберу еще девять таких хлопцев, как твой, а ты иди, приготовь сына в дорогу и жди меня на этом же месте.

Пошел человек, собрал хлопца в путь, ждет, где велено. Вот подъезжает пан, посадил хлопца в карету и говорит тому человеку:

— Придешь за сыном через десять лет.

И умчался.

Тут спохватился бедняк, что забыл у пана адрес узнать. Как ему теперь сына найти? Заплакал и пошел домой.

Десять лет горе мыкал, а тогда собрался и решил сына искать. Надел шапку, положил в торбу кусок кукурузного хлеба, взял в руку палку и пошел.

Шел, шел, пришел в дремучий лес. Пока еще месяц светил, не страшно было, а как стемнело — совсем оробел человек. Прижался спиной к дереву и думает: «Сзади меня теперь никто не тронет, а спереди палкой отобьюсь».

Тут как зашуршит в листве! У бедняка и дух захватило, а как увидел, что это мышь, рассердился: «Вот сейчас огрею тебя так, что глаза на лоб выскочат! Чтоб ты пропала!»

Да тут же самому и стыдно стало. За что ее бить? Она, бедняга, оголодала.

Сунул руку в торбу, отломил кусок хлеба и кинул мышке Спрашивает тогда мышь человеческим голосом:

— Куда, человече, идешь?

— За своим сыном.

— А где же твой сын?

— Не знаю.

— Как же ты его тогда найдешь? Сказала бы я тебе, где твой сын, только признайся по чести: что ты подумал, когда я листом зашелестела?

Человек, конечно, выкручивается, как может.

— И чего ты не скажешь правды? Я сама скажу, что ты подумал: «Вот сейчас огрею тебя так, что глаза на лоб выскочат! Чтоб ты пропала!» Ну да ничего, я тебе прощаю. А теперь поведу тебя к сыну.

Привела мышь человека на край глубокой ямы.

— Полезай вниз. Пан, как услышит, что ты идешь, обернет хлопца в голубя. Будет пан угощать тебя галушками, но ты их не ешь, только зубы поломаешь. Проси у него голубиного мяса.

Так оно и вышло. Обрадовался пан, что человек просит зарезать голубей, свернул им головы, поджарил и разложил по тарелкам.

Да мышь еще наказывала бедняку:

— Ты голубей не ешь, а приглядись: у которого из очей побегут кровавые слезы, того возьми и опусти на землю. Да не забудь глянуть пану на ноги!

Глянул человек, а у пана вместо ног — конские копыта. «Эге, — думает, — так ты ж не пан, а черт!»

Как только опустил голубя на землю, превратился голубь в красивого парубка и говорит:

— Пойдемте, няньо, домой!

Собрались они, идут. Вышли на дорогу, сын и спрашивает:

— А не голодны вы, няньо?

— Еще б не голоден!

— Будет у вас обед, только меня слушайте, да не пугайтесь. Я сейчас обернусь псом. А вон, видите, впереди пан на охоту едет? Пан будет пса покупать, так вы возьмите за меня хлеба, сала и денег. Только смотрите, не отдавайте ему цепочку: если и ее продадите, то больше вам меня не видать.

Так и сталось, как сказалось. Остановил пан коней, прицеливается:

— Что просишь за пса?

— Прошу хлеба, сала и денег.

Дал пан человеку хлеба, сала и сотню серебром. Очень хотел купить и цепочку, да человек не продал.

Посадил пан пса в бричку, поехал, а человек присел у оврага ест хлеб, а сам плачет:

— Был у меня один сын, повидал я его один раз да, может, больше и не увижу.

А пан в бричке по полю мчится. Из кустов заяц выскочил — пес сразу уши прижал. Пан и думает:

— Хорошую купил собаку, будет она мне зверя гонять. А что, если пустить ее на зайца?

Взял и пустил. Кинулся пес за косым, вот-вот настигнет, наседает, а зубами не берет, только к лесу гонит. Загнал в лес, сам обернулся в парубка и пошел навстречу пану. Спрашивает пан:

— Не видал ты, случайно, хлопче, куда мой пес зайца гнал?

— Вон туда, в лес!

Пришел сын к отцу:

— Ну, няньо, слушайтесь меня и дальше, всегда вам хорошо будет.

Шли они, шли, домой пришли. Заходят в хату, сын и говорит:

— Надо бы нам, няньо, новую хату, эта уж больно стара.

— Заработаем денег, может, и поставим.

— Нет, няньку! Завтра как раз ярмарка. Я обернусь таким конем, какого еще и свет не видывал. К моему хвосту будет привязан мешок, а на мешке написано: «Этому коню цена — вот такой мешок золота». Людям и прицениваться не надо, каждый сам прочтет. Да не забудьте уздечку снять, когда меня продадите.

На ярмарке обступили коня купцы, удивляются. Сложились, собрали немало золота, да до полного мешка не хватает. Махнули рукой, пошли. Тут приходит один богатый купец, — а то был не купец, а черт, учитель хлопца. Долго не торговался, а только сказал:

— Подставляй мешок!

Отвязал старик мешок, подставил. Купец насыпал золота с верхом, так что через край посыпалось. Нагнулся человек подобрать монеты, а купец — прыг на коня и был таков. Вспомнил тогда старик про уздечку, а купца уже и след простыл.

Заплакал старик:

— Ой, что же я наделал, не видать мне теперь сына!

Купец коня гонит, только искры из-под копыт летят. Бьет, погоняет, а заморить не может. Пронеслись через два села, в третьем стали: решил черт подковать коня на все четыре ноги и чтобы каждая подкова на шесть пудов была.