После обеда заведенное правило – крепкий сон на час. А полдник был чуть поскромнее обеда: чай с молоком, творожная запеканка и лимонные конфеты, которые все дети ненавидели, но все равно ели. И наконец, для тех, кого забирали позже всех и кто поэтому оставался на ужин, чаще всего было еще и гороховое пюре. Научно подобранный и сбалансированный рацион, витамин к витамину, углевод к углеводу. В наше время не то, что чувствовать себя сытым на такой хавке, а еще и мышцы можно нарастить.

В детсаду у меня были друганы Вовчик, еще один Вовчик, Димон Казаченко, смешной малый, не сказать, чтоб мы дружили с ним, но, как говорили, «водились». У меня была привычка ржать над Димоном. Вероятно, понятие идиотизма ярко проявляется и в детском возрасте (а ведь тогда не было ничего юморного по телевещанию, кроме «Смехопанорамы» – шутки Хазанова, Иванова и цыпленка табака от Ярмольника). Но Димон Казаченко был сам по себе одарен кретинизмом, и это ему было к лицу, и я ржал всегда. Например, он уморительно любил разговаривать с набитым ртом, кроме того, выдавал такую порой смешную белиберду, что все дети за животики держались, кто-то наделывал даже бывало кучку в колготки от смеха. Как я сказал, с Димой мы общались меньше, чем, допустим, с Вовчиком. С этим мы вроде бы даже дружили. Помню, Вовчик поражал меня своей физсилой. Всегда, когда мы боролись, он скручивал меня в два счета, и я поделать ничего не мог.

– Почему ты такой сильный? – спрашивал я. И он с гордостью отвечал:

– Пью вот столько молока каждый день.

Он раздвигал руки на свой детский метр, для того чтобы показать, сколько он поглощает питательной жидкости. Я наивно прикидывал: «сколько же это, получается, он выпивает тогда бутылок? Удивительно сильный».

– Да, я очень сильный, – повторял Вовчик.

Вовчик-второй был тоже смешной парень. Тоже – значит еще один забавный экземпляр. Ничего подробного о нем не помню, кроме того, что постоянно его спрашивал с надеждой: «Вов, а ты сегодня выйдешь?», имелось в виду погулять. И он честно обещал: «Выйду». Этот вопрос у меня был в привычке, и, когда однажды мама Вовы пришла за ним, забрать домой, то на автомате, как всегда, я спросил:

– Вов, ты выйдешь сегодня?

И вдруг мама Вовы слегка нахмурила брови, что сильно смутило меня.

– Вова-то выходит, каждый день, и все кого-то дожидается, не тебя случайно?

Этот вопрос с нотками подозрения не мог меня не испугать, и я ответил:

– Нет, я выхожу, то есть вышел, то есть я выйду…

Я не знал, что ответить на такое мое уличение, и почувствовал себя словно схваченным за руку и виноватым. Неприятное чувство.

Ладно, это все мальчишество, но если по-взрослому, мне нравилась одна девочка. Звали эту принцессу Алена. Она была прекрасна, как день. Она мне так сильно нравилась, что сводила с ума. Это доходило до полного абсурда. В шесть лет мало что смыслишь в сексуальных отношениях, но я уже пытался залезть в эти дебри и узнать, что же это такое во мне пробуждается. Алена, что бы я ни делал, особого интереса не проявляла. Я страдал от нелюбви и непонимания. Все, что мне нужно было, – это одобрение и улыбка. Я пытался что-то ей подарить, например, красный пластмассовый вагончик от поезда. Обломался. Пробовал участливо снять в туалете с нее беленькие трусики. И снял. Но на мои действия последовал моментальный отказ в виде коровьих слез. Странно, но можно провести параллели со взрослой жизнью, не правда ли? У каждого промежутка времени свой привкус счастья. Необычное проявление теплоты к этой девочке обнаружил я в себе, но эта «странность» давала волю только в тихий час, когда все дрыхли, а для нас время останавливалось.

Сейчас я вспоминаю и улыбаюсь. Но тогда, в советское время, еще не развращенный современным телевидением и виртуальной чепухой Интернета, я испытывал к Алене, так сказать, необъяснимую нежность, в виде процесса. А процесс заключался в том, что я про-сы-пал-ся. Как мужчина. И не скажу, что все делал в полном сознании, скорее наоборот, как в тумане. Ну и ситуация позволяла, не скрою. Я подкрадывался к раскладушке, где нежно посапывала принцесса. Несколько секунд я наблюдал, как тихонько, рефлекторно подрагивают ее черные ресницы. Потом я наклонялся над ней и как последний оголодавший вампир из Трансильвании впивался зубами, пока ее отчаянный плач не доходил до сонного воспитателя. Потом меня оттягивали практически за уши. Возможно, это было наваждение, так как повторялся процесс почти каждый день, и у моей возлюбленной оставался след моей детской похоти на медовых щечках.

Как-то раз ее разгневанная мама, с глубоким недовольством, заявила моей бабушке: «Сделайте что-нибудь со своим ребенком, скажите ему строго, чтобы не кусал ее в конце-то концов». У бабушки от этих слов глаза становились квадратными: мол, сказать ему??? Удивительными бывают эти родители иногда, удивительными и смешными.

В конечном итоге, мы вырастаем и только тогда, вспоминая, смеемся над этими эпизодами. Нет, серьезно, я встретил Алену на улице, лет пятнадцать спустя, и не скажу, что девочка произвела на меня какое-то впечатление. Страшной я ее тоже не назвал бы. Обычная, как все. Мы немного поболтали о том о сем, поулыбались друг другу, благодаря детским воспоминаниям выразили взаимную душевность и ушли каждый своей дорогой.

После детсада я рос, созревал, познавал и попал, как и все нормальные дети попадают, в школу. Это заведение однозначно менее добродушное и уютное, нежели мой милый сад. Учась в школе десять лет, проходишь первую ступень жизни, как уровень в игре, с оценкой по пятибалльной системе. Ступень эта уже не невинна, слегка очищена от всякой грязи, с привкусом придорожной пыли и кучками коровьего навоза (вот здесь они впервые и попадаются).

Первые три класса «начальные», они еще похожи на отголосок раннего детства, но дальше краски тускнеют, и в них появляется уже багровый налет.

Не вижу смысла в описании подробностей, но кое-что мне хотелось бы рассказать. Оставлю на время в стороне саму школу. Мне, как любому пацану, тогда очень хотелось иметь свой собственный музыкальный центр. О нем я только и грезил. Купить его было почти не реально. Бабушка и дед не могли себе такого позволить. Да у нас и видео появилось, когда у всех уже было кассет по пятьдесят в собственной видеотеке, а они тогда стоили не слабо. Но на мое подростковое счастье надвигался тринадцатый день рождения, и отец позвонил мне за неделю до этого.

– Я приеду и привезу тебе подарок. Магнитофон. А в нем будет место и для компакт-диска.

– Ой, здорово! Я так хочу. Приезжай быстрей! А он маленький или большой этот магнитофон?

– Нормальный. Тебе понравится.

Я весь трепетал и горел от счастья. Неужели мечты сбываются? Так просто? Стоит только сильно захотеть, и все исполнится. Так, теперь я и компакт-диски копить буду. А еще поставлю свой новый магнитофон на стеллажную полку и буду слушать в свое удовольствие, а еще я напишу на отдельном листочке ручкой «без меня не включать» и поставлю листочек с надписью около моего магнитофона. Дни тянулись бесконечно, но я дождался. Помню, как весь этот день простоял у окна, поджидая, когда приедет отец. Часы казались вечностью. Периодически я отходил, чтоб попить чаю или съесть конфету. Я тяжело вздыхал, но наконец, в небольшой дворик заехала седьмая модель «жигулей» белого цвета. За рулем был мой батька. Ликование мое неописуемо.

– Бабуль, папа приехал! – вскрикнул я.

– Ну, дождался, наконец. Весь день у окна стоишь.

И вот считанные минуты, и я поставлю свой красивый магнитофон на полку. Надпись про не включать была с гордостью сделана синим маркером, чтоб все лучше видели. Место попросторнее для него на полке я разобрал и книжки переставил в сторонку. Теперь расскажу всем в школе, невзначай, как будто между делом, что слушаю хорошую музыку на музыкальном центре. Наконец отец и его друзья поднялись, после долгих теплых лобзаний, он открыл свою дорожную сумку и вынул с гордостью то, что по идее должно было называться музыкальным центром. Но даже я, далеко не искушенный видами, формами и фирмами музыкальных центров, въехал, что попал «впросак»…