Роман «Страшный Суд» пошел… Вчера весь день примерялся, а потом, уже к вечеру, вдруг записался.

Завтра жду в гости товарища Сталина. Неожиданно для меня он приведет с собой партайгеноссе Гитлера.

00-15. Писал перед обедом, потом вечером, только что закончил эпизод, придуманный мною в деталях утром, когда гулял после завтрака.

Эффектно появляется в Переделкине Гитлер. Сейчас пойдет с ним и Сталиным разговор о природе власти. Но это уже на утро.

07-40. Сейчас пойдет беседа с вождями. Сталин и Гитлер сидят в моей переделкинской комнате, я угощаю их чаем.

13-56. Только что закончил одиннадцатую главку. Двенадцатую назвал «Конец Третьего Рима», начинаю описывать гибель Москвы. Она будет состоять из 13 главок-эпизодов. И на этом первую часть кончаю. Приступаю к «Концу Света».

17-45. Сижу перед листом белой бумаги, на котором написано: «Конец Третьего Рима». Это последняя глава первого романа в дилогии «Страшный Суд». Она будет состоять из тринадцати главок-эпизодов трагической гибели Москвы.

00-30. Адольф Алоисович Гитлер оказался прав, сказав мне во время гостевания у меня с товарищем Сталиным 13 ноября: уже пятнадцатого числа вы обнаружите первые симптомы разочарования вашими коллегами-борзописцами.

Фюрер будто в воду глядел! Были, были симптомы пятнадцатого ноября… А вчера, семнадцатого, поступило, полное, те сезать, смущение.

Который раз говорю себе: с писателями нельзя иметь дела! Общение с ними должно ограничиваться необязательным трепом о литературе, ну и политике немножко! Серьезно с ними и о политике нельзя болтать: не замедлят настучать в Инстанцию.

Вернувшись утром в Переделкино, вычитывал написанное накануне и перепечатал на машинке.

Сейчас сижу перед чистым листом бумаги, на котором выведено «Глава двенадцатая. Гибель Третьего Рима». Это последняя глава первой книги романа.

Утром, моясь на Власихе под душем, придумал снабдить все 13 главок «Гибели» цитатами из «Моей борьбы» Адольфа Гитлера. Галина, которой я звонил еще из дома, в восторге от этой идеи.

18-00. Изучаю проект Eltcin’ской конституции… Тоже историческое событие…

23-05. Читаю климовского «Князя мира сего» и с удивлением вижу, что я, ничего не знавший об этой книге, ни, тем более, о Гарвардском проекте, никогда не читавший пособий по демонологии и сатанизму вдруг постиг эти идеи абсолютно самостоятельно во «Вторжении», а затем продолжил в «Вечном Жиде» и «Страшном Суде».

«Князя» мне передал Саша Шелехов — Ржешевский через маму Лизу. Спасибо ему! Славный он парень…

13-13. С новосельем тебя, Станислав Семенович.

Перебрался в новую — уже четвертую! — комнату, 126-ю. Она куда уютнее и комфортабельнее предыдущей. Уже разобрал вещи, разложил бумаги и книги, сижу за столом и поглядываю в окно на освещенную ярким солнцем березу.

После обеда жду заместителя министра внутренних дел России. Будем беседовать о возможности создания при моем Товариществе киностудии «Русский сыщик». Авось, и исполнится моя мечта снять детективный сериал на базе конкретного отделения милиции.

На данном этапе существуют реальные возможности для осуществления подобной затеи.

Сейчас осенила идея: в фильмах показывать, как мы снимаем этот же фильм.

Вообще — киношный «Русский сыщик» суть прекрасное дополнение к «Сыщику» книжному. И — наоборот.

Делаю последнюю главу «Гитлера в нашем доме» — первого романа «Страшного Суда». Глава идет со скрипом; уж очень жуткие вещи приходится сочинять, но так или иначе, а я уже на 4-й главке. Сделаю ее сегодня — останется девять.

Весьма удачно ложатся цитаты из «Моей борьбы» Адольфа Алоисовича. Надо будет сказать ему про цитаты. Думаю, что фюрер будет доволен.

Станиславу Гагарину оставалось жить несколько часов. Несколько часов разговоров с гостями о планах творческих и издательских, о новом сериале и, конечно, о трилогии, с которой связаны несколько лет жизни, надежд и тревог.

Несколько часов радующих замыслов и предвкушения новых дел.

Несколько часов бесед и путешествие домой, из Переделкино на Власиху.

И несколько минут пребывания в родных стенах, за которые он успел обмолвиться парой фраз с Верой Васильевной.

И несколько секунд, остановившихся, когда телефонная трубка выпала из его вмиг ослабевшей руки…

Все случилось вмиг…

Один миг — и все…

Осталась только наша боль. И память. И горечь.

И его книги…