И тут в глубине зала раздался звон. По-видимому, разбили что-то стеклянное. Фрида вздрогнула, как ребенок, застигнутый на дурном поступке, К. обернулся и увидел шедшую к ним из темноты девушку в странном наряде. Она терла заспанные глаза.

— Мне поручили ждать тут, — сказала она. -Я, кажется, задремала. А теперь вот лампу разбила. — Все это она произнесла таким тоном, словно хотела сказать: если кто и виноват в случившемся, так это вы оба.

— Пепи! — ахнула Фрида.

— Ну да, это я, — не без важности ответила девушка. — Мне второй раз предоставили твое место.

— Быть не может! — взволновалась Фрида. — Это невозможно!

К. неправильно понял ее волнение, решив, что оно вызвано тем, что Пепи застала их вдвоем.

— Она спала, — негромко сказал он, желая успокоить Фриду. — Если она вообще что-то слышала, то наверняка ничего не поняла. Да и вряд ли могла что-то разглядеть в темноте, — горят ведь всего две лампы на все помещение, а оно, кажется большое.

— Это кого же я должна была увидеть и услышать? — Пепи насторожилась.

— Нас, — спокойно ответил К. — То есть практически никого и ничего. Или, если говорить так, как говорят деревенские, — не знаю, впрочем, получится ли у меня, чужака, — ты увидела Фриду, которая, несомненно, имеет право здесь находиться. А кроме нее — никого и ничего. — И, повернувшись к Фриде, К. добавил: — Успокойся, все в порядке.

Но волнение Фриды не унималось. Она вся подобралась, точно перед прыжком; холодное спокойствие и неподдельная уверенность в своем превосходстве, которые обычно чувствовались в каждом ее движении, если только К. нарочно не выводил ее из равновесия, в чем он сейчас признался себе, — словно смело ветром. В ответ на его замечание, что Пепи наверняка ничего не видела и не могла ничего услышать, Фрида отрицательно покачала головой. Тогда К. начал искать другую причину ее волнения. Страх остаться без работы, которую, по словам этой Пепи, Фрида потеряла во второй раз? Но она, разумеется, вернется на свое место. Какую бы работу Фрида не выполняла, эта горбунья в идиотском наряде ни может ее заменить. Ревность? Ревность была совершенно не свойственна Фриде, всегда такой великодушной, и никак не вязалась с теми отношениями, которые существовали между нею и К., однако ревность все-таки показалась довольно вероятной причиной, — он вспомнил о желании Фриды, которого не мог понять, — прийти сюда напоследок, завершить путь здесь, чтобы еще раз проиграть начало. Она говорила об этом с горячностью. Он взглянул на Фриду со снисходительным сожалением. Но в то же время ему вдруг вспомнились другие слова, сказанные Фридой давно, много дней тому назад: «Никто, никто не имеет права меня оплакивать».

— При нашей первой встрече ее не было, — сказала наконец Фрида.

— Ну и что? Мне дали поручение ждать тут, — стояла на своем Пепи. Она явно наслаждалась смущением Фриды.

Взгляд К. перебежал с Пепи на Фриду и снова на Пепи. Совсем молоденькая, с виду очень беззаботная, чуть ли не нахальная особа, в своей беззаботности она разительно отличалась от всех деревенских, с кем К. до сих пор приходилось сталкиваться.

— Ее тут не было, — повторила Фрида, сдерживая слезы, и К. почувствовал, как в нем пробуждается злость к этой совершенно незнакомой девице, назвавшейся Пепи.

А та держалась как ни в чем не бывало. Слова Фриды, похоже, ее ничуть не задели. Она предложила:

— Зажечь еще лампы?

— Так ты, значит, Пепи? — строго спросил К., желая поставить ее на место. — И, говорят, я с тобой знаком?

— Конечно, господин землемер! — ответила она без тени смущения.

— Но я тебя не знаю, и ты это, безусловно, заметила.

— А все говорят — знаете, — Пепи и теперь не почувствовала ни малейшей неловкости.

— Если начистоту, не вижу причины, чтобы мне хотелось с тобой познакомиться.

Вот теперь она слегка смутилась.

— Господин землемер хочет, чтобы я рассказала, о чем мы с ним разговаривали? — спросила она, покосившись на Фриду.

К. пропустил вопрос мимо ушей.

— А кто присутствовал при нашей первой встрече? — спросил он Фриду. — Или никого не было?

— Хозяин присутствовал, Ольга, кучера, крестьяне, — сказала Фрида и нерешительно добавила: — еще — Кламм.

— Кламм! Опять этот Кламм!

— Йозеф! — воскликнула Фрида.

— Не знаю никакого Кламма!

— Ты смотрел на него в глазок на этой двери, — она протянула руку куда-то в темноту — в дальней стене зала была дверь.

— Ах, ты показала ему Кламма! — взвилась Пепи. — Очень интересно! Да ведь это…

— Не вижу никакой двери! И ни в какой глазок я не смотрел, — перебил ее К.

— Но ты же смотрел… — Фрида возразила, но, спохватившись, прижала ко рту ладони. — Ох, что за создание… Не давали ей никакого поручения. Да и речь шла не о тебе, а… — Она опять не договорила. Очевидно, она не могла сказать о чем-то в присутствии Пепи. К. это заметил.

— Значит, ее тогда не было? — снова спросил он.

Фрида молча кивнула.

— Тогда уходи, — приказал К. Пепи.

— Но…

— Никаких но. Уходи. Если спросят, скажешь, землемер велел уйти. — Он схватил ее за плечо, не грубо, но крепко, чтобы не вырвалась, и подтолкнул к дверям. Пепи сопротивлялась отчаянно и оказалась неожиданно сильной, — как ни старался К., ему не удалось заставить ее сделать хотя бы шаг. — Уходи, — повторил он, тяжело дыша. — Или хочешь, чтобы я попросил навести справки в Замке и выяснить, кто дал тебе поручение? — Он отпустил Пепи. — Пожалуй, это самое лучшее — навести справки. Где тут телефон?

— А вы, что ли, номер знаете?

— Номер у меня записан. — К. порылся в карманах, нашел какую-то бумажку и сунул ее под нос Пепи. Фрида, глядя на них, едва заметно качала головой. — Вот! — К. повертел бумажку, держа ее так, чтобы Пепи ее видела, но не могла ничего прочесть.

— Вправду, что ли, хотите позвонить в Замок? — Пепи вытянула шею, но приблизиться не посмела. — Там не снимут трубку. А если даже снимут, на ваш вопрос не ответят.

— Почему?

— Потому что… — Она подыскивала объяснение, которое убедило бы К. Было совершенно очевидно, если К. позвонит в Замок и спросит о Пепи, ответ ему дадут, причем такой, что Пепи окажется в затруднительном положении. Она кусала ногти, прикрывая рот рукой, и переминалась с ноги на ногу. Потом повторила: — Потому что… — Но, видимо, не придумала, как помешать К. исполнить угрозу, а в этом случае Пепи не ожидало ничего хорошего, и она это понимала. Не пытаясь что-либо объяснить, она опрометью выбежала за дверь.

К. вдогонку ей замахал руками, словно птичница, прогоняющая кур из огорода.

— И чтоб никто больше сюда не показывался! — крикнул он ей вслед.

Избегая недоумевающего взгляда Фриды, он отошел к стойке, над которой горела керосиновая лампа. В этом тусклом свете он разглядел другие лампы на столах и все их зажег.

— Хочу посмотреть, где мы находимся, — пояснил он и, взяв одну лампу, прошел вдоль зала, пересчитывая столы и лавки, — их было очень много, в праздничные дни в зале могла собраться добрая половина Деревни. Потом К. осветил стену, открыл дверь в коридор, хотя его не интересовало, что там находится, постучал по пивным бочонкам, — некоторые, судя по звуку, стояли пустыми, в других было пиво. Он провел пальцем по краю их круглых донышек, соскреб ногтем приставшие кое-где крошки, посветил лампой на пол. Огромный пустой зал с голыми стенами наводил тоску, и К. почувствовал легкий озноб. Фрида издали смотрела на него, однако по ее глазам невозможно было угадать, о чем она думает, глядя на К. Наконец он остановился перед дверью, которая оказалась запертой. Он слегка подергал ручку и, так как дверь не поддалась, сел неподалеку на одном из бочонков.

— Ты совсем ничего не помнишь? — послышался из темноты голос Фриды.

К. пожал плечами:

— Значит, все началось здесь?

— Ну как же ты мог забыть даже это!

— С моими воспоминаниями дела обстоят довольно плачевно.

— Плачевно? Скорей, дело безнадежное.