Другой римский историк начала II в. н. э. еще резче высказывается о своем персонаже и пишет, что германцы «начали питать отвращение к блуду и спеси Квинтилия Вара не меньшее, чем к его жестокости»[152]. Звучит правдоподобно, особенно если учесть, что речь идет о человеке, который, подавляя восстание в Иудее, сжег город Эммаус и распял 2000 евреев[153]. В том, что касалось поставленной на поток узаконенной жестокости, римляне могли дать варварам сто очков вперед.
Но нет сомнений и в том, что германцы умело и убедительно пудрили Вару мозги. Как пишет Веллей, они устроили великолепный спектакль на радость правителю, подав фиктивные иски, чтобы заставить Вара заниматься судебными делами. А когда он прилежно разрешил их к всеобщему удовлетворению, они «выражали свою благодарность за то, что римское правосудие уладило их споры, что их варварские нравы теперь смягчились, благодаря новым и доселе неизвестным методам, а распри, которые разрешались с помощью оружия, теперь улаживаются с помощью закона»[154].
Кто бы ни стоял за этой военной хитростью — а, возможно, это был сам Арминий — уловка сработала на 100 %.
Вар, находившийся не возле тихого Вальдгирмеса, а дальше, к востоку, был убаюкан ложным чувством безопасности. Он видел себя городским магистратом, «исполняющим правосудие на форуме, а не генералом, командующим армией в центре Германии».
Более того, один из вождей херусков даже намекнул Вару, что его дурачат. Предателем был некто Сегест, который давно решил играть на римской стороне. Август даже даровал ему за исключительную лояльность римское гражданство. Возможно, он рассчитывал и на другие милости, поскольку твердо выступал против самой идеи антиримского восстания.
Сегест предупредил Вара, что, какими бы дружелюбными и покладистыми ни казались херуски, они на самом деле готовят заговор против него. Незадолго до восстания, во время праздника, Сегест даже предложил римскому правителю заключить под стражу Арминия и других вождей херусков, включая его самого (чтобы отвести подозрения), «на том основании, что арест вождей помешает выполнению их планов и у Вара будет время отделить виновных от невиновных»[155]. Но Вар не слушал: «Рок теперь правил Варом и ослепил его разум… И потому Квинтилий отказался верить рассказу и настоял на суждении о кажущейся дружественности германцев по их заслугам», пишет Веллей Патеркул, мрачно добавляя: «И после этого предупреждения больше не осталось ни секунды времени»[156].
Когда весть о восстании на севере достигла Вара, он выступил с тремя своими первоклассными легионами, чтобы усмирить восставших. Но восстание было лишь хитрой уловкой. Когда войска римского правителя гордо маршировали через густые леса в верхнем течении Везера, Арминий напал на них из засады. Место битвы не могли отыскать вплоть до 1989 г., потому что поколения археологов полагали, что это была партизанская атака в лесу. То есть дикари набросились из-за деревьев на ничего не подозревающих легионеров. На самом деле это было хорошо спланированное сражение на обширном поле боя с укрепленными позициями, которые германцы оборудовали заранее.
Варвары — не значит дикари и недотепы. Арминий изучил римскую стратегию и тактику и убедил своих бойцов действовать скоординированно, по плану, а не полагаться, как прежде, на личный безрассудный героизм. Результат был потрясающим. Три легиона, с их генералом и всеми офицерами и вспомогательными войсками, вместе со штабом, были перебиты практически все «варварами» Арминия. «Армия, не превзойденная по храбрости, первая среди римских армий по дисциплине, энергичности и боевому опыту, благодаря халатности ее командующего, вероломству врага и неблагосклонности фортуны… была уничтожена почти до единого человека тем самым врагом, которого она всегда била, как скот на бойне…»[157]
Разумеется, римляне были вправе бить своих врагов, «как скот на бойне», но варварам делать то же самое с римлянами казалось противоестественным, и это вызвало глубокий шок. Римляне ощутили горький вкус своего же лекарства, которое им прописал «лекарь», ими же обученный. Подобное оскорбление нельзя было забыть, и на протяжении многих веков римляне проклинали имя Вара. Потрясенный размерами катастрофы, в которой он был повинен, Вар поступил благопристойно (в глазах римлян) — он покончил с собой. Его местами обгоревшее тело было «изуродовано врагами в их варварстве. Его голову отсекли и отправили Марободу», который переправил ее Августу[158].
Тацит, который писал об этих событиях 40 лет спустя, не сомневался, что катастрофа положила конец планам экспансии римлян в Германии, и археологические находки это подтверждают. С этого года исчезают Вальдгирмес и все крепости к востоку от Рейна[159]. Римский историк, кроме того, ясно указывает, что целью Рима было порабощение всего мира, и он восхищается германцами, оказавшими сопротивление: «Несомненно, уничтожение Квинтилия Вара спасло Германию от порабощения… Природа дала даже бессловесной скотине свободу, но храбрость присуща только человеку, и в том его превосходство. Небеса помогли тем, кто храбрее»[160]. Волна потрясения прокатилась через всю империю, перехлестнула через ворота Вечного города и легла к ногам самого императора Августа.
Согласно историку Светонию, постыдное поражение Вара «почти разрушило империю». Это утверждение приобретает новый смысл после раскопок Вальдгирмеса. Становится понятно, что были потеряны не только армии, но и целая провинция. Август немедленно приказал вывести патрули на улицы Рима и принять другие меры безопасности, чтобы исключить возможность возникновения бунтов на волне катастрофы. Он даже отослал своих батавских телохранителей. Он «горько скорбел», писал Дион Кассий 200 лет спустя, «но не только потому, что солдаты были потеряны, но также из-за страха за германские и галльские провинции, и в особенности потому, что ожидал, что враг двинется на Италию и на сам Рим»[161]. Светоний пишет: «Действительно, говорят, что он принял катастрофу так близко к сердцу, что несколько месяцев не стриг волосы и бороду. Он часто бился головой о дверь, восклицая: «Квинтилий Вар, верни мне мои легионы!» — и всегда почитал годовщину этого события как день глубокого траура»[162].
Позор был столь велик, что о потере Germania Magna никогда не упоминали. И хотя покинутый город у Вальдгирмеса, в конце концов, был обнаружен, римляне не оставили никаких записей о том, как он в действительности назывался. Хотя, вероятно, он был столицей Великой Германии. Никто не смел сказать, что Рим потерял не только легионы.
«КВИСЛИНГ» И БОРЕЦ ЗА СВОБОДУ
Как ни странно, несмотря на величие победы над Варом, Арминий не сразу стал верховным и неоспоримым лидером херусков. Оставалось еще много германцев, видевших свою выгоду в сотрудничестве с Римом, а не в борьбе с ним. И Сегест, человек, пытавшийся предупредить Вара о надвигающейся катастрофе, был одним из вождей такой группировки.
Он, естественно, присоединился к Арминию при нападении на Вара, поскольку не хотел вызывать подозрений, но его симпатии были неотделимы от его интересов: он сочувствовал римлянам. Сегест стал главным антагонистом Арминия среди херусков, соперничество между этими людьми перешло и в область личных отношений. Это случилось из-за того, что Сегест стал тестем Арминия, что его вовсе не радовало. Дочь Сегеста, Туснельда, была помолвлена с человеком, союз с которым, как предполагается, Сегест одобрял. Тут, однако, встрял Арминий и похитил не только любовь Туснельды, но и ее саму, женился на ней вопреки протестам отца[163]. Арминий, похоже, действительно любил Туснельду, и Тацит сообщает нам, что сама Туснельда «с большей страстью относилась к мужу, нежели к отцу». Сегест и Арминий всегда занимали противоположные политические позиции, а теперь они просто ненавидели друг друга.
Римляне были хорошо осведомлены об этих распрях. Когда Август умер, племянник нового императора Тиберия Германик вернулся в Германию, чтобы отомстить херускам. Он намеревался максимально использовать этот раскол. Как пишет Тацит: «Эти два вождя стояли, соответственно, за измену и за благосклонность к Риму. Арминий был германским смутьяном. Сегест часто предупреждал Публия Квинтилия Вара, что готовится восстание»[164].
