Как бы подводя итог, Магистр Вигбольд бесстрастно произнёс:
С волков овечьи шкуры снять,
Из тайных тёплых мест изгнать,
Добро отнять, огнём донять
Проклятый волчий род!
Так требует народ!
Ратсгеры и благородные господа поняли, что пираты не собираются так просто расстаться со своей независимостью. Они не доверяют чужой власти и полагаются только на собственные силы. Они хотят оставаться свободными пиратами, а господам они достаточно послужили.
Отплытие флота витальеров превратилось в праздник для Висмара. Весь город был на ногах. Звонили колокола. Священники благословляли корабли, кропили пиратские пушки святой водой. На мачтах кораблей витальеров полоскались пёстрые вымпелы. Хеннинг фон Мантойфель командовал торговым кораблём, на котором находились продовольствие, оружие и снаряжение, столь необходимые осаждённому Стокгольму. Марквард Прин командовал двумя военными коггами, Арндт Штюк — тоже двумя. В качестве охранения с ними шли «Тигр» Штёртебекера. «Пенящий» — Гёдеке, «Рысак» — Вигбольда. В море к ним должен был присоединиться одновременно выходящий из Ростока флот под командованием фон Каланда и Генриха Люхова. Такую армаду датчане вряд ли смогли бы сдержать.
Клаус Штёртебекер стоял у руля своего судна и смотрел вперёд на «Пенящего», который шёл во главе каравана. На носу «Тигра» была выставлена «думкёне», готовая в любой момент послать врагу свой громовой привет и продырявить его бока. У бортов лежали палицы и булавы, мечи и алебарды, — словом, оружия хватало, его отнимали у всех поверженных врагов. А «Тигр» уже немало поохотился и овладел не одним вражеским судном. Многие купцы вульфламовской породы, как и их корабли, стали добычей моря…
С волков овечьи шкуры снять!
Из тайных тёплых мест изгнать…
Проклятый волчий род!
В трюме «Тигра» было уже немало богатой добычи: бесчисленные тюки шёлковых и шерстяных тканей, кожи, меха, различные руды, лён, пенька, сало, солёная рыба — всякая добыча была кстати. В ближайшей гавани все это превращалось в звонкую монету или в вино и пиво, если на то было желание. В капитанской каюте Клауса Штёртебекера стоял тяжёлый сундук, доверху наполненный дукатами, гульденами, рейхспфеннигами — разнообразной звонкой монетой. На стенах каюты были развешаны дорогие ковры, два огромных фландрских [51]гобелена, редкостное оружие, чучела морских животных, которые были неизвестны в здешних водах, а на столе стояли великолепные шахматы с фигурами из слоновой кости. Жаль только, что никто из моряков, даже учёный Магистр Вигбольд, не знали этой чужеземной игры. О, Клаус Штёртебекер был счастливейшим человеком — он был свободен, он был сам себе господин и сказочно богат. Но дороже всего для него было то, что он жил морем, управлял кораблём, распоряжался четырьмя дюжинами отважных моряков. Лучшего он себе и представить не мог, его мечты осуществились. Одно только удручало его: как он ни старался, до сих пор ни одного корабля Вульфламов ему встретить не удалось. И ещё ни одного Вульфлама он не отправил на тот свет за Хозанга, Свена, за Герда Виндмакера и за восьмерых олдерменов! Старый Вульфлам умер. В постели. Жалкой смертью, которую он и заслуживал. А его сыновья? Он, Клаус Штёртебекер, он их ещё отыщет и заставит защищаться. «Тогда горе вам, Вульфламы, проклятые волки! Мы больше не ягнята, мы стали тиграми!»
Когда Киндербас пришёл его сменить, Штёртебекер с улыбкой посмотрел ему в лицо. Киндербас был уже не мальчик, а статный парень, превосходный рулевой. Он стал почти таким же рослым и сильным, как Клаус. На левой щеке у него был глубокий шрам. Ударом топора ему тогда отхватили и левое ухо, но этого не было заметно, потому что его густые темно-русые волосы спускались до самых плеч. У него было и ещё пять шрамов, и он этим очень гордился. Капитан Штёртебекер же, несмотря на то, что всегда бросался в гущу рукопашной схватки, оставался невредим. «Меня не задело», — восклицал он всякий раз после схватки. И не только Киндербас, но и вся команда «Морского тигра» считали своего капитана неуязвимым, и это только возвышало его в их глазах.
— Киндербас, — сказал Клаус, — Вульвекен Вульфлам сидит в замке на Сконе.
— Да неужели! — пророкотал тот своим басом, который с годами стал ещё гуще. — Чтоб ему жариться у сатаны! Когда мы идём туда?
— Скоро. На этот раз он не уйдёт.
— Хорошо бы попался, — произнёс Киндербас. — А Стокгольм? Зачем, собственно, нам Стокгольм? Вместо того чтобы нападать на торговые корабли, мы охраняем их. Что нам за дело до датской королевы? Наши враги Вульфламы.
— Не горячись, Киндербас, — с улыбкой сказал Штёртебекер. — Я дал слово, что мы поможем стокгольмцам. Покончим с этим и пойдём на Сконе. А наши старые счёты мы всегда успеем свести.
— Мне кажется, лучше бы сейчас с ними поквитаться. Этот морской парад мне не нравится.
— Но я дал слово! — повторил Штёртебекер.
Датчане не были столь неподготовленными, как предполагали витальеры. Они замкнули вокруг города железное кольцо не только на суше, но и блокировали своим флотом выход из озера Меларен.
Стремительным налётом кольцо датских кораблей было разорвано, а пока корабли пиратов сражались с военными коггами датчан в заливе Сальтшён, Хеннинг Мантойфель беспрепятственно провёл нагруженные суда в гавань. Защитники Стокгольма встретили этот геройский подвиг ликованием: уже два года они стойко сдерживали натиск превосходящего врага, и вот пришла помощь — продовольствие и оружие. Теперь они, почувствовав поддержку, стали дразнить датчан, насмехаться над ними: «Что ж, нападайте, если посмеете, а нет, так отступитесь; Ганза и витальеры поддерживают нас, и мы никогда не сдадимся!»
Корабли расположились все вместе в гавани Стокгольма. А между тем датчане снова сосредоточили свой флот и подтянули подкрепления. Со свежими силами они блокировали гавань и решили не выпускать пиратские корабли в море.
На совете капитанов Штёртебекер настаивал на немедленных действиях. Он считал, что до наступления зимы блокада должна быть прорвана. В противном случае придётся зазимовать и уступить датчанам господство на море. Капитаны не могли прийти к единому решению. Арндт Штюк поддерживал разумное предложение Штёртебекера, Хеннинг Мантойфель проявил себя, однако, человеком нерешительным и приводил все новые и новые доводы в пользу отсрочки. Марквард Прин, который пользовался большой популярностью среди немецкого населения Стокгольма, тоже не мог решиться на уход. Штёртебекер угрожал собственными силами пробиться в открытое море. Магистр Вигбольд уверял, что эта затея неосуществима. Датчане сосредоточили свой флот в заливе Сальтшён. Любые разрозненные действия с самого начала обречены на неудачу. Штёртебекер думал о Сконе и о Вульфламах. С каждым днём он становился все нетерпеливее и невыносимее.
Неожиданно ударили морозы. Быстро замёрзли озеро Меларен и залив Сальтшён. Только открытое море, где находился датский флот, было ещё свободно ото льда. И тут датчане попытались внезапным налётом завладеть вмёрзшими в лёд пиратскими кораблями и сжечь их. Благодаря бдительности команды «Морского тигра» атака была отбита.
Штёртебекер проклинал нерешительность и бездеятельность других капитанов. Вместе с Михелем Гёдеке и Магистром Вигбольдом он, чтобы защититься от неожиданных налётов, с помощью моряков окружил три своих корабля, которые были ближе других к выходу из озера Меларен, высоким бревенчатым палисадом. В особенно морозные ночи палисад обливали водой. Он обледенел и благодаря этому стал почти непреодолимым.
Клаус Штёртебекер пустился ещё на одну военную хитрость. Едва наступала темнота, его команда взламывала лёд перед палисадом; если бы датчане отважились атаковать его и поставить лестницы и тараны, они провалились бы под лёд. Во время этой работы Штёртебекеру пришла в голову великолепная мысль. Он приказал изготовить длинные водонепроницаемые деревянные ящики, в крышках их просверлил по маленькой дырке. В эти ящики насыпали пороху, который предназначался для «думкёне». Через дырку в крышке ввели внутрь каждого по фитилю. В месте, где могло произойти нападение, во льду были сделаны ямки, как раз такие, чтобы в них поместились эти ящики с порохом.