— О, даже слишком много знаю, мой мальчик! — Однако он не проявил особого желания говорить на эту тему.

— А мне кажется — нет, — заметил Клаус, — ведь я от вас ничего не слышал о доблестных рыцарях.

Йозефус задумался: как бы все объяснить парню? Было ясно, что Клаус искренне верит в христианские сказки о благородстве крестоносцев и даже понятия не имеет о том, что крестовые походы были всего лишь политическим ходом папства, средством ослабить кайзера, королей и князей с их постоянно растущим войском и тем самым упрочить господство церкви. Парень, видно, не догадывался и о том, что крестовые походы были, к тому же, и неплохой торговой сделкой купцов. Йозефус решил начать со сравнения и спросил:

— Знаешь ли ты самого знаменитого крестоносца?

— Кого вы имеете в виду, — оживился Клаус, — Готфрида Бульонского [2]или Балдуина Фландрского? [3]

— Ни того, ни другого, — возразил Йозефус. — И не Людвига из Плуа [4], и не Готфрида из Перше [5], нет, не их, а отважного венецианца Марко Поло.

— Нет, — негромко сознался Клаус, — о нем я ничего не слышал. Когда он покорял Иерусалим?

— Иерусалим? — Йозефус подавил усмешку: ему самому понравилось столь удачное сопоставление. Марко Поло, этот путешественник, исследователь, открыватель новых земель, и вдруг — крестоносец! Йозефус ответил:

— Этот забрался подальше Иерусалима. Он побывал у арабов и индусов, у монголов и китайцев. И чего только не привёз! Атлас и шелка, серебряную и золотую парчу, много диковинных инструментов и неизвестных фруктов, пряностей, всевозможных чудесных, целительных средств, драгоценные металлы, бесценные жемчуга, что рождаются в раковинах и светятся собственным светом. И ещё много, много всевозможных диковинок.

— А гроб господний? — спросил Клаус.

— К счастью, это его недолго интересовало. Да там уже и нечего было взять, крестоносцы до него все разграбили.

Клаус опешил. Как Йозефус говорит о святых делах! Что ни слово, то святотатство.

— Это крестоносцы-то грабили? — спросил он, пораженный в самое сердце. Даже один вопрос этот казался ему ужасным кощунством.

— И основательно, мой мальчик, — невозмутимо ответил коробейник. — Именно ради этого большинство из них и потащилось туда.

— Это неправда! — возмутился Клаус. — Они хотели изгнать неверных!

— Да, да, конечно, изгнать, для того чтобы никто не мешал грабить. Ну, а так называемое освобождение гроба господня — это, мой дорогой, только предлог, — спокойно продолжал старик. — Говорили-то они о гробе, а на самом же деле богатые купцы искали новые торговые пути, а могущественные правители стремились покорить новые страны.

— Не может быть, — подавленно произнёс Клаус.

— Да, они грабили, наживались сами и обогащали своих властительных покровителей, — продолжал старый коробейник. — Тебе не мешает знать, мой мальчик, что огромный город Венеция, в стенах которого живёт, пожалуй, трижды по сто тысяч человек, вершит всей торговлей южного мира. Купцы этого города предоставили так называемым крестоносцам свои корабли, чтобы переправиться на далёкую святую землю, и, кроме того, ссудили их большими деньгами, чтобы те могли приобрести оружие. И крестоносцы боролись против неверных, то есть против живущих там народов. Они дочиста разграбили великий Константинополь, а купцы Венеции, как и было условлено, получили половину добычи. Затем крестоносцы направились в «святые земли», и все, что они захватили там, получили богатые купцы.

— Говорите что хотите, — возмущённо крикнул Клаус, — но они же были христиане?

— Да, точно такие же христиане, как и наши господа рыцари-разбойники, такие же христиане, как и все власть имущие, которые думают только о своём богатстве да о власти, а бедный народ обманывают и грабят. Самые отъявленные негодяи тоже называют себя христианами.

Йозефус остановился, дёрнул юношу за куртку и, глядя прямо в глаза своему юному спутнику, продолжал убеждать его:

— Христиане? Христиане!.. Да, да, те, кто так себя называют, должны бы быть порядочными людьми. А они?.. Ричард, король Англии, тоже называл себя христианином, мой мальчик. Рыцари называли его Львиным Сердцем [6], а надо бы называть тигриным. Он тоже побывал в «святых землях» и однажды уничтожил три тысячи пленных сарацин [7]… У его противника, язычника, султана Саладина [8], была в тысячу раз более благородная душа, чем у этого Львиного Сердца или у любого другого титулованного рыцаря креста… Нет, не по словам судят о людях, а по делам их.

Но особенно поразило Клауса то, что Йозефус, оказывается, много лет тому назад был нищенствующим монахом.

Клаус услышал от него об «апостольских братьях» [9], которые отвергали жизненные блага и удовольствия, не имели ни домов, ни имущества, ходили по земле, проповедуя христианские истины, и жили подаянием. «Они были непримиримыми врагами папства, — рассказывал Йозефус, — считали, что именно папство отступает от истин христианского учения».

Клаус услышал от Йозефуса о мужественном борце Арнольде Брешианском [10]: самоотверженный защитник правды и справедливости, он погиб на костре. Юношу поразила судьба богатого торговца из Пармы Герардо Сегарелли [11]: тот роздал своё имущество бедным и, став беднейшим из бедных, жил в ужасной нищете. Герардо тоже был сожжён негодяями, которые, называя себя христианами, искали только власти и богатства. Кто был не с ними, тех они называли еретиками, а преследование и уничтожение еретиков объявили богоугодным делом.

Да, о еретиках Клаусу слышать уже приходилось. Все боялись еретиков, и каждый опасался, как бы его самого не назвали еретиком. И он украдкой поглядывал на старого Йозефуса, который откровенно выступал против властей, совершенно не скрывая, что он еретик. С какой любовью и восхищением говорил он о фра Дольчино [12]— сыне священника — и о монахине Маргарите из Тренто [13], которые подняли восстание против папского владычества и руководили героической борьбой в далёком городе Каркассоне [14]и на Монте Цебелло [15]. И хотя они были мужественными борцами, готовыми пожертвовать собой, несправедливость, подлость и ложь все же одерживали верх.

Старик замолчал.

Солнце уже давно было у них за спиной. Они зашагали быстрее, потому что впереди был лес, который они хотели миновать до наступления темноты.

И вдруг Клаус спросил:

— Люди добрые или злые, Йозефус?

Старый коробейник ответил не сразу, некоторое время он задумчиво смотрел прямо перед собой, потом произнес:

— Одни — злы, другие — глупы. Плохие? Да, все они плохие.

— Это неправда! — возмущённо крикнул юноша.

— И все же это так. Звери они, звери глупые и звери злые. Можешь не верить мне, да только рано или поздно сам убедишься в этом.

— А вы? Вы — тоже плохой человек? — вызывающе спросил Клаус.

— Да, тоже, — ответил старик и, ещё и ещё раз подтверждая это, повторял: — Тоже… тоже!

Раздражение и злость Клауса пропали, он со страхом теперь смотрел на своего спутника. А тот больше не обращал внимания на юношу; пристально глядя перед собой, он с ожесточённым упорством быстро шагал вперёд, вытянув шею и сгибаясь под тяжестью своего короба.