Когда дамы перешли в Золотой салон, Маргарита устроилась на одном из диванов и поманила Розеллу, похлопав ладонью по свободному рядом с собой месту.

– Присядь и поговори со мной, – сказала она с едва уловимой утонченной улыбкой. – Ты давно приехала в замок?

Розелла почувствовала угрызения совести за страдания, доставленные бедной женщине, чьи прекрасные глаза все еще смотрели чуть бессмысленно.

– Я приехала днем. Как раз сегодня.

– Конечно! Конечно! – Маргарита игриво взмахнула пальцами, смущенно пытаясь скрыть свой промах. – Как глупо с моей стороны. На вас был такой элегантный наряд. Вы выглядели, как пион, в костюме этого великолепного цвета. Нет. Не пион. Мак. Вот именно! Мак. – Она засмеялась легким заливистым смехом, довольная тем, что успешно нашла отличное сравнение, и Розелла улыбнулась ее радости, почти детской в своей открытой простоте.

Подошла Луиза и положила руки на спинку дивана.

– Вы не утомились, maman?

Маргарита нахмурилась и, казалось, вновь собралась с силами.

– Нет, не утомилась. Оставь нас. – Она раскрыла веер, используя кружево как перегородку между собой и Луизой. Пренебрежительный жест заставил ее дочь поспешно ретироваться. – Думаю, мы должны устроить для тебя бал, Розелла, – продолжила Маргарита, будто их не прерывали. – Тебя нужно ввести в общество. Без сомнения, от присутствующих на обеде через несколько дней придут приглашения, но тебе надо показаться по-настоящему. Некоторые семейства живут в этой местности круглый год, но другие приезжают и уезжают, проводя здесь только часть года. Граф де Вайи, например, наезжает инспектировать свои владения всего раз в два-три года, а в остальное время путешествует там, сям, в общем, повсюду. Но он – особый случай.

– Себастьен и Клодин всегда знали друг друга? – тихо спросила Розелла.

– О, нет. Граф и графиня долгие годы имели разные резиденции. Клодин жила с матерью, пока бедная дама не умерла. После этого она путешествовала с отцом, и в прошлом году он впервые привез ее в долину Луары. – Маргарита, грациозно помахивая веером, снова издала игриво-хриплый смешок. – Очарованная нашей округой и Себастьеном, Клодин отказалась уезжать с отцом и осталась на зиму.

Движения веера начали замедляться, почти как взмахи крыльев теряющей силы пташки.

– Вскоре состоится свадьба. В следующем месяце? В этом? Я забыла. – Маргарита утомленно вздохнула. – Мне надо вспомнить. Я могу вспомнить, когда приехала в замок невестой. – Ее голос стал мечтательным и задумчивым. – На мне был одет кринолин из белого шантильского кружева. Пьер знал, что я люблю гардении, и повсюду в замке развесили роскошные гирлянды: в бальном зале, в гостиных, на балюстрадах. В своем будуаре я увидела ложе, покрытое шелковым покрывалом с вышитыми гардениями. – Ее длинные ресницы чувственно дрогнули, губы слегка приоткрылись. – Любой из де Луимонтов сделает все, что в его силах, чтобы порадовать женщину, которую любит. Такие мужчины редки. У них в венах течет жидкий огонь, а у остальных мужчин – кровь. Они много дают, но и много требуют. Обожают, но насилуют. Преклоняются, и все-таки повелевают. – Неожиданно Маргарита обратила на Розеллу свои огромные горящие глаза и одарила девушку той странно-сладкой улыбкой Моны Лизы, которая скрывала все ее сокровенные мысли. Она резко закрыла веер. – Так когда ты говоришь приехала в замок? На прошлой неделе?

Распахнувшиеся двери отвлекли внимание Маргариты. Возвращение в салон мужчин спасло Розеллу от повторного объяснения. Какой-то господин подошел поговорить с мадам де Луимонт, и Розелле пришлось отвернуться в поисках нового собеседника. Она увидела, что Филипп придвигает кресло, чтобы выпить с ней поданный кофе.

– Ну что, выживете? – с улыбкой спросил он, когда они оба взяли фарфоровые чашки и добавили в кофе сливки.

Розелла сделала глоток и улыбнулась в ответ.

– Думаю, теперь я выдержу. Благодаря вам. Вы так великолепно объяснили мое присутствие в замке, пощадив чувства всех, включая и мои. Кажется, вы не смогли найти свое призвание.

Филипп удивленно поднял брови.

– То есть?

– Вы должны были стать дипломатом. Так мастерски управиться со столь деликатной ситуацией! Но вы ведь не стали, не правда ли? – шутливо спросила она.

– Дипломатом? – Филипп со смехом откинул голову назад. – Святые небеса, нет! Я занимаюсь обычной добропорядочной торговлей. Вожу специи, ром, сахар с Мартиники и других островов. Я сотрудничал с вашим дедушкой так же, как раньше мой отец. Мы забирали весь сахар, который производили плантации Андрэ Каделя. Именно поэтому он хотел увидеть меня, как только вернется во Францию. К тому же, мои родители были его друзьями, и в особняке Андрэ я чувствовал себя как дома. Я предложил купить плантации, ведь он поговаривал о возможной продаже, когда ему придет время покинуть Мартинику, но Андрэ не торопился и написал, что мы обсудим это дело в течение ближайших месяцев. Я был более заинтересован в покупке, поэтому надеялся договориться обо всем до отъезда из Парижа. Но когда он задержался, я решил, что глупо бесконечно торчать в городе. Андрэ мог в последнюю минуту изменить дату отплытия.

Розелла кивнула, глядя в полупустую чашку, сраженная неутихающей болью. Странно, почему она так сильно скучала по человеку, которого видела очень редко.

– Так и я думала вначале. Я хочу сказать, надеялась, что есть совершенно простое объяснение отсутствию Андрэ. – Ее голос неожиданно дрогнул, заставив вскинуть голову. Розелла встревожилась, что выражает слишком много чувств на этом изысканном светском приеме.

Филипп Обер подался вперед и коснулся ее руки.

– Мы поговорим об Андрэ Каделе в другой день. Не сейчас. Не здесь. В другое время.

– Пожалуйста, – с жаром воскликнула Розелла. – Я не знаю столь многого и хочу заполнить эти пробелы.

Но они не смогли больше продолжать беседу, так как один из гостей приготовился петь, и Луиза, которая собиралась аккомпанировать на фортепьяно, попросила Филиппа переворачивать ноты. Пока звучали любовные романсы, Розелла заметила, как часто Луиза бросала взгляды и посылала улыбки Филиппу. Без сомнения, она сильно увлечена им. Возможно, даже влюблена. Но как насчет его чувств? Он смотрел на женщину, словно для него существовала только она, но это естественно для опытного, чувственного француза. Есть ли еще признаки пылкой страсти, которая сделала невыносимым его пребывание в Париже и заставила поспешно вернуться на виллу, чтобы снова быть рядом с Луизой? Возможно, между ними существует невидимое стороннему наблюдателю притяжение. В конце концов, кто в этом зале подозревает, что она и Себастьен настроены на одну и ту же волну, ощущая каждое движение друг друга? Не поворачивая головы, она почти осязаемо чувствовала его связь с ней. Розелла часто представляла, как он страстно сжимает ее в своих объятиях. В действительности они никогда недолжны прикасаться друг к другу, кроме обычных рукопожатий и традиционных поцелуев в щеку при дружеском приветствии. Но ничего больше. Никогда.

Вечер близился к концу. Розелла заметила, что Арман зло схватил руку жены повыше локтя, торопя ее уйти. Софи казалась сердитой и дерзкой, зная, что как только они останутся наедине в экипаже, придет время изнурительного допроса. Филипп Обер тоже не задерживался. Поцеловав руку Маргариты, он повернулся к Луизе и бросил ей на прощанье несколько слов. Но когда Филипп подошел к Розелле, он не ограничился пожеланием доброй ночи, как она ожидала.

– Вы знаете, где я живу, – сказал он, не рискуя быть услышанным за шумной болтовней прощающихся гостей. – Если вам потребуется помощь, или вы попадете в затруднительную ситуацию, или почувствуете, что вам грозит опасность, в любое время пошлите за мной. Или придите ко мне сами. Помните об этом. А пока буду с нетерпением ждать нашей следующей встречи. Спокойной ночи.

Филипп ушел, оставив Розеллу в недоумении. Трудностей она может ожидать сколько угодно. Но опасность! Что заставило его думать об этом? Она поразмышляет позже. Сейчас Себастьен провожает в холле последних гостей, и она должна поскорее вернуться в свое крыло. Розелла пожелала доброй ночи Маргарите, но Луиза не удосужилась ответить, притворившись занятой передачей матери заботам горничной. Мари уже ждала, чтобы проводить хозяйку в ее апартаменты в противоположном крыле замка.