Каждый в тюрьме экономит. Сотрудники ФСИНа прыгают через турникеты, залезают прямиком на ж/д платформы, везде пытаются что-то урвать – не вещь, так время. Проносят зэкам запрещенное: мобильники, зарядники, симки. Но нельзя звонить ни родным, ни друзьям, ни адвокатам из-за опасений, что будут координировать действия при массовых беспорядках. Наркотики, алкоголь – запрещены!

Безумный «банщик» хохол Володя Поспешев со вставленными наушниками плеера самозабвенно орет на продоле: «А Ленин такой молодой!» Песни его про Ленина, партию, комсомол. Володя из Крыма, какой год живет в тюрьме, разрешили! «У меня комната четыре на восемь». Это кабинет оперов. Володя за верную службу ждет к пенсии квартиру от ФСИНа, так же как Гордеева. Наивные… На утренней сдаче-приемке, когда больных выводят в коридор, Володя хвалит Муссолини и «его друга». «Хорошие были люди, бессребреники!» У Володи сестра живет в Италии… Нигде фашизм столь не популярен, как в тюрьмах.

У многих больных запоры. Как не быть, когда сидят на одних углеводах: картошка да каша – пища наша. Мясо и рыбу подъедают врачи, медсестры и корпусные. Элтон с зарплаты покупает больным слабительное (в тюремной аптеке часто нет), но лучше бы он не черпал из котла и не позволял остальным. Гордеева периодически отказывается от баланды. Никогда не ест баланду Окунева. Но не по моральным соображениям, брезгуют.

Гиммлер (Крабов) на дне рождения Гордеевой (с дешевым коньяком, как положено у тюремного руководства) вспоминал, как в 1994 году зарплату сотрудникам Бутырки выдавали проднаборами: крупой и т. п.

Интеллектуалка-шизофреничка Михайловская пробыла у меня сорок пять дней. Заваленный работой (в ПБ три начальника и я), ошибся и выписал Михайловскую вместо СИЗО-6 на Бутырку. Рассмешил аксакалов: в Бутырке бабы не сидят. Михайловскую в ПБ вернули, и тут с рентгена после полуторамесячной затяжки приходит FL: у Михайловской открытая форма туберкулеза. 45 дней она сидела в камере ПБ, подвергая риску заражения шесть психически больных женщин, а заодно врачей, сестер, санитаров, балантеров, инспекторов.

Дабы сохранить лицо, Элтон выдвинул версию, что каверна Михайловской зарубцевалась. Видимо, за ночь. Михайловская и далее осталась в общей камере. Главное, чтобы она сама ничего не заподозрила, а то еще поднимет шум! Михайловская покуривает, подкашливает и… противится выписке. Не хочет уезжать в СИЗО-6. Там кормят хуже! Что ж, выходит, инспектора, сестры и главврач всего не съедают.

Небезызвестная Балкина объявила себя беременной и написала заявление с просьбой вывести в город на аборт. Хотела «раскумариться» сменой обстановки. Я предложил тест. Но в аптеке тестов нет. К несчастью Балкиной, тест оказался в сумочке сестры Кроликовой из Королева. Балкина не беременна! Элтон поражен. Он, одиночка и пед, про тест не догадался.

Вчера вышел на работу антилидер нашей психбольницы Чингис. Столкнулся с ним сегодня – вчера прокатился в РУДН разузнать о курсах для получения отсутствующего у меня сертификата психиатра. Сидели в офицерской столовой: салат, суп и три хлеба за 23 рубля. Чингис раскрывал страшные тайны: Элтон сосет и лижет у больных. Будто бы и медсестра, вбежав ночью в незапертый начальственный кабинет с сообщением, что кому-то из больных плохо, застала Элтона мастурбирующим смотрящему. Чудовищная правда, к чему ты?! Лучше поглощать пищу спокойно.

Чингис приглядывается ко мне: нет, у меня с Элтоном ничего нет. Когда-то традиционная мужская ориентация помешала моей работе в кино. Уже в стенах ПБ за чаем Чингис снова вставил съемный передний протез: «Так оно и было». Каждый «факт» юный фельдшер Дымов подтверждал качанием ноги: «Все знают!»

Фельдшер ушел, а Чингис раскрыл мне свою родословную. Он – славный потомок Чингисхана. У Чингиса великие предки. Да и близкие родственники не подкачали. Есть снимок деда, где он сидит на лавке между Лениным и Сталиным.

Дед присоединил Бурятию к России. Сейчас Чингис добивается восстановления памятной доски на доме на Арбате, где жил дед. Доску сняли, когда деда репрессировали.

Чингис отказывается идти работать во II-е отделение, где мрут больные. У Чингиса есть основания: контракт на I-е отделение. У меня контракт на II-е, но я почти три года проработаю на I-м. У Чингиса существует и иная причина. В прошлом году он проколол пролонгами одну «неуравновешенную, кидавшуюся даже на смотрящую по камере». Смотрящая не кормила «неуравновешенную», привязывала к кровати и в конце концов забила до смерти ударами сковородки по голове. Такова версия Чингиса.

Медуправление УФСИН разошлось с ним, подстрекаемое Элтоном, злейшим антиподом монголоида. Устроили показательный процесс. Всех врачей ПБ и изоляторов собрали в управлении. Чингиса заставили подняться на трибуну и объяснить собравшимся, почему он назначил пролонг шесть дней подряд при рекомендуемой дозе одна ампула в месяц. И вот теперь накануне нового отпуска О. В. Чингис не хочет идти во II-е отделение «прикрывать ее неблагодарную толстую жопу».

До педераста пятнадцать лет Кошкиным домом руководила активная лесбиянка осетинка Валерия Линкоровна Бероева, «баба мафиозная». С замом Наташей жила. Ходила по ПБ павой, руки за спину. Дабы «разоблачить извращенок», опера их до съемной квартиры «вели». Дверь захлопнулась, а что внутри было – покрыто мраком.

Чингис, заложив руки за спину, торжественно поднимается по темной, заплеванной лестнице Кошкиного дома. Часто он останавливается, чтобы через плечо бросить мне, поднимающемуся следом, очередную разоблачительную реплику. Перистый серый чуб на лысеющей черной голове в сквозняке встает дыбом, тень решетки ложится и сбегает с измученного двумя работами скуластого лица. Бероева уволилась и с любовницей укатила в Кисловодск или Пятигорск. Античные призраки выходят из бугристых стен воплощенного коллективного бессознательного нашего здания…

А до Валерии Линкоровны, правившей Кошкиным домом восемь лет, главным врачом был Сергей Васильевич. Про него помнит лишь работающая в Бутырке пятый десяток медсестра Альбертина Михайловна.

Мы в отделении. Стоит перед нами артист Элтон Джон. По лицу Чингиса Элтон читает, что тот мне говорил. «Я в управление!» – Элтон убегает.

Следует демарш на нашу с Чингисом близость: запланированные посиделки на День медика сорваны. Элтон не желает дышать одним воздухом с Чингисом еще и в праздник. Напрасно, оставив машину, я приехал в Бутырку своим ходом. Симпозиум, т. е. попойка, отменен.

Гиммлер приходил умиротворять. Кажется, занял сторону Чингиса. Меня поздравил с Днем медика через губу. Магницкий воздаст!

Элтон продолжает давать больному Ирмакову экспериментальные таблетки из Серпов. За каждую таблетку лично расписывается в листах назначений. Сестры жалуются на допработу – носить листы в кабинет. Науку ленью не сделаешь. Когда Элтона нет, сестры хитрят. Зовут зэка-санитара подделать почерк начальника.

Жидаев, новая пассия Элтона, ало-губастый, высокий, гибкий, как пантера, больной, накопил выписанные ему таблетки и выпил разом. Отравился не до смерти. На пару с ним «вскрылся» его сокамерник серийный убийца Хучелидзе. Переведенный в другую камеру Жидаев опять отравился. Снова не до смерти. Хучелидзе, соперничающий с Элтоном за сердце красавца, «вскрылся» повторно, требуя возвращения Жидаева в двушку, где они вдвоем сидели. Вызываю Хучелидзе, стыжу. Тот сначала жалуется на нестерпимое желание убить человека. «Кого?» – «Сейчас – вас». Хучелидзе кладет огромную, он большой человек, перебинтованную от многочисленных порезов волосатую руку на мою безволосую. Мы вдвоем. Никого нет. Хучелидзе рассказывает, «как все началось». Мальчиком он присутствовал на вскрытии то ли отца, то ли дяди. А Жидаев? Ты из-за перевода его в другую камеру вскрылся? Да нет же! Я вскрылся, потому что опер Сергей Григорьевич мобильник у меня отобрал. Я за этот мобильник ему каждый месяц по тысяче рублей платил. Деньги приходилось отбивать, и на прогулочном дворике я давал другим больным звонить. Молчи! Молчи! Понимаю, почему двушку Хучелидзе, она имеет общую стену с «кабинетом» Элтона, никогда не обыскивают. Инспектора на утренней поверке в камеру Хучелидзе даже никогда не заходят, боятся найти трубку, освященную опером ПБ. Но Сергей Григорьевич столь строг? Прячется за строгость? Что же в этой больнице один я, дурак, взяток не беру?