— А изолировать, напугав весь мир супероружием русских? — Проговорил монгол, вспоминая недавнее признание американца.
— Ну, в общем, да.
— И какое же у нас оружие?
— У вас. — Подчёркивая своё американское происхождение, продолжил Брэд. — У вас оно есть, но спрятано оно где-то в Зоне. Мои хозяева отправили сюда Биргвида, чтобы тот под видом наёмника искал оружие, но он погиб, и прислали меня.
— Хозяева? — Монгол снова улыбнулся. — Так говоришь, как будто ты собачонка.
— А вы, разве, нет? — Американец сверкнул глазами. — Шмелёв сказал «фас», и вы кинулись в Зону. Вы ведь тоже как собака, выполняющая приказ. В этом плане мы с вами похожи, мистер сталкер.
— А Биргвид, значит, искал оружие? — Перевёл разговор на другую тему Монгол.
— Он должен был узнать, разрабатывают ли русские оружие в центре Зоны.
— Ага, сидят с паяльниками вокруг Монолита, и пока распевают псалмы своему кирпичу, штампуют ядерные ракеты.
— Напрасно вы так. — Кэммерли перевернулся на спину. — Он нашел подтверждение нашей теории. Русские, и правда, разрабатывали там оружие. Наш человек вошел в клан Монолит, чтобы быть ближе к разгадке тайны. Моим хозяевам надо было вскрыть нутро лабораторий перед всем миром, и карусель бы завертелась, не давая возможности русским опомниться.
— Надо было просто позволить Заречному дойти до «Авалона».
— Нет. — Отрицательно покачал головой Брэд. — Если бы тайну раскрыли русские, это признали бы в Европе как старые грехи. Но если бы эту тайну раскрыли американцы, прогремела бы история о плохих русских с их оружием.
— А это повод для интервенции в Россию? — Монгол глубоко вздохнул.
— Вторжение в Россию уже потом. Сначала мы доказали бы, что украинцы принимали в этом непосредственное участие.
— А Украина причем? — Удивился Монгол. — Я думал, они заодно с американцами.
— Заодно, но если ими пожертвовать, то можно получить в своё распоряжение Зону. Это вы, русские, считаете, что Зона — это наказание. На самом деле Зона — это кладезь артефактов и нового оружия.
— Ну, это само собой. Вы в Зоне, может, и нефть нашли? — Монгол усмехнулся.
— Не нефть. Кое-что получше. Мы нашли Монолит, и…
Договорить посланник штатов не успел. Ствол пистолета уперся ему в висок, и через мгновение из недр глушителя вырвался сноп искр.
Американец дёрнулся, поняв, что обречён, но свинцовый конус пули оборвал его движение.
За секунду перед Монголом промелькнула вся предшествующая жизнь: залитая дождями Припять, в одном из домов которой он скрывался от мутантов, лаборатория, в которой сын предал его…
Перед глазами вновь проскользнула больничная палата, белоснежный холст простыней, и измученный взгляд Лены. Её пытались спасти, пытались вылечить радиацией, но ничто не помогло. Не помогли лучшие врачи, современное оборудование. Болезнь просто съедала её, не давая шансов.
Так и Зона — лишала Монгола всего, выжигая его изнутри.
О, нет, Зона не разменная монета. Кто-то шел сюда, чтобы использовать Зону в своих интересах, но на самом деле всё было иначе. Это Зона играла с ними. Со всеми, кто переступал через Периметр…
— Никакого вторжения. — Прошептал Монгол. — Зона не разменная монета…
* * *
Южные районы Припяти.
Зона контроля группировки Монолит.
Смерть была привычным делом для многих наёмников, но не для него. Харон не хотел умирать. Ему стало так больно и страшно от одной мысли, что вот-вот жизнь оборвётся, и его жалкое существование не получит шанса на повтор. Он не проснётся завтра всё в той же Зоне, с тем же оружием и теми же тяжелыми мыслями. Не будет ничего.
От этой мысли Харон похолодел. Он явственно представил, что думал перед гибелью Хрусталёв, потому что сейчас смерть была прописана и ему в излечение.
— Проверьте там. Живым не выпускать. — Прошептал кто-то снаружи, но услужливый ветер донёс до сталкера обрывки фраз.
Харон перекатился в сторону, отталкивая труп нападавшего, и, выдернув из-под покойника «натовскую» винтовку, метнулся в коридор.
Затаившись у дверного проёма квартиры, Харон достал из кармана гранату и метнул на лестничную клетку.
— Гра… — Долетел до его чей-то окрик, утонувший в какофонии взрыва.
Не дожидаясь, пока облако пыли рассеется, Харон выскочил в подъезд, отправляя в последний полёт зазевавшегося противника, а когда тело незадачливого врага рухнуло далеко внизу, уже занял место в очередном укрытии.
Он сразу заметил кровавые брызги на стенах и понял, что трюк с гранатой удался — ещё один противник был ранен и уходил через квартиры.
Нет, не так прост был Харон, чтобы упустить врага сейчас, когда вопрос стоял ребром.
Выбив ногой забаррикадированную беглецом дверь, наёмник вбежал в двухкомнатную квартиру, заставленную коробками и заваленную кучами тряпья.
Из-под ног с визгом принялись разбегаться крысы, застрекотало оружие в руках беглеца.
Но это не остановило преследователя.
Харон нырнул за угол, укрываясь от пуль, выскочил вновь, и настиг противника возле чёрного провала окна. Секунды хватило, чтобы разоружить непутёвого супермена.
— И что ты сделаешь теперь? — Наёмник с интересом глядел на противника, который, словно погруженный в транс сектант, раскачивался из стороны в сторону.
— Умру и воскресну в новом теле. — Прошептал обладатель суперкостюма, а потом перегнулся через подоконник и полетел вниз, прямо в толпу зомби.
Море рук поглотило воина Адепта, и Припять замерла в ожидании очередной жертвы.
Ждали мутанты, забившиеся в тёмные углы, ждал Харон.
Он чувствовал всеми клеточками организма, что это ещё не конец, и был прав.
На лестничной клетке захрустело бетонное крошево, и в квартиру вошел человек в армейском бронежилете с нашивкой «Кордон»…
Недалеко от завода Росток.
Лагерь Последнего дня.
Легко ли убить человека? Не беря во внимание общественные нормы и страх наказания. Скажите прямо — легко ли?
Легко. Даже страшно становится, как легко можно оборвать человеческую жизнь.
В скольких ушах прощальным эхом звенел рокот винтовочного выстрела. Сколько людей за мгновение до смерти видели пёстрый окрас стрел? Миллионы.
Одно мгновение, и человека больше нет…
Вы называете самой хрупкой вещью вазу, стоящую на полке? Нет, не ваза, а человек — самое хрупкое, что есть в этом мире.
Легко ли убить человека, поймав его в перекрестье прицела? Кто-то скажет, что есть совесть, есть сострадание. Пусть так, но если отбросить и это, представить, что вам дан приказ стрелять. Что тогда? Легко ли убить? Стоит лишь коснуться холодного металла курка, и ещё одна нить судьбы оборвана. Ещё одна жизнь осталась на счету человечества. Сколько их ещё будет….
Легко ли убить?…
Убить легко. А жить с этим потом?
Монгол никогда не задумывался об этом. Не задумывался до того дня, когда не смог убить собственного сына. Не смог, а раньше ведь выключал в своём сознании и совесть, и мораль, переставал думать как человек, становясь просто продолжением оружие, бездумным орудием. Раньше он оправдывался, говоря сам себе, что это не он, а оружие произвело роковой выстрел. И верил, потому что без этого не смог бы жить, вспоминая всех тех, кого пришлось убить.
Что-то изменилось за то время, пока он жил в обществе, среди людей? Стал ли он более гуманным?
Нет.
Жалел ли он тех, кого убил сегодня? Долговца, который мог пристрелить американца и американца, который мог развязать третью мировую?
Нет, он их не жалел.
Уподобляясь механизму, он видел людей такими же механизмами, работающими до определенного момента, а потом ломающимися. Вся разница между людьми была лишь в том, что советские механизмы работали дольше и были надёжнее…
— Что у вас случилось, приём? — Взволнованный голос радиста долетел из динамика переговорного устройства.