Теперь остался лишь один вопрос, вызывающий тревогу, — судьба ее брата. Но, пока маркиз пребывает далеко от Лондона, ему сложно вредить бедному Эрни, зато у Мэри появился шанс побороться и за себя, и за брата.

И теперь, когда она уже не так одинока и беззащитна, как прежде, шансы на победу в этой борьбе возрастают.

Мэри перестала плакать, встала с постели, отыскала брошенный на пол пеньюар (похоже, Алексею он совсем не понравился!) и тихо выскользнула в коридор. Надо вернуться в собственный номер и хоть немного поспать, чтобы улеглось бушующее смятение чувств.

Ей показалось, что за ней кто-то следит, но вроде бы в коридоре никого не было…

Алексей очень быстро выяснил довольно неприятные вещи — Степан, обещавший присматривать за входом в гостиницу, безмятежно спал, а англичанин вместе со своим лакеем успел удрать… И ведь если бы не Мэри, предупредившая графа, он не спохватился бы до самого утра!

Впрочем, по словам портье, отбыли в дорогу англичане совсем недавно, и шанс догнать их имелся. Все равно они не позволили бы Алексею скакать за собой след в след, если бы он даже подкараулил их на ступенях крыльца.

— Батюшка барин, — каялся Степан, — простите Христа ради, виноват, не досмотрел! И сам не заметил, как сморило… А англичане, аспиды, тут возьми и пустись в бега. А мне-то, старому дурню, и невдомек. Хоть бейте, хоть режьте, моя вина, и все тут!

— Ладно, старик, что уж тут… Я сам сплоховал. Надо отнестись к делу серьезнее. Глупо было надеяться, что ты сможешь не спать целые сутки. А теперь зато нам медлить не приходится. Сейчас я напишу письмо, отнесешь его нашему консулу.

— Так ведь ночь уже… Консул тоже человек, поди, почивает давно.

— Ночь-полночь, все равно буди! Пусть по телеграфу известит командиров военных частей по ту сторону границы, что в их расположение направился английский шпион. Может быть, им удастся принять меры к поимке маркиза. Как говорится, предупрежден — значит вооружен. А я сейчас найду лошадь и отправлюсь в погоню за англичанами. Кажется, в конюшне при гостинице имеется пара неплохих верховых жеребцов? Интересно, сколько возьмет с меня конюх, чтобы предоставить одного из них в аренду, а еще лучше продать?

— Так ведь ночь уже, батюшка! — снова повторил Степан. — Конюх-то, небось, тоже спит…

— Ничего, разбужу. У гостиничных служащих есть стойкая привычка по первому требованию постояльцев вскакивать по ночам, особенно если им при внезапном пробуждении показывают деньги. Да, и вот еще что, старина. Эта молоденькая англичанка, мисс Мэлдон…

— А, демуазелька милордова…

— Изволь говорить о ней в уважительном тоне, — строго перебил его Алексей, собственное отношение которого к Мэри недавно претерпело серьезную перемену. — Эта девушка мне очень дорога. Я поручаю ее твоим заботам. Чтобы за время моего отсутствия даже волосок с ее головы не упал! Слышишь, Степан? Лично передо мной за нее ответишь.

— Вот еще, не было печали… Что ж мне, Алексей Николаевич, за чужой барышней следить, если вам самому моя помощь требуется, — возмущался Степан. — Позвольте-ка мне лучше с вами в погоню отправиться. Толку-то больше будет.

— Нет, братец, твоя главная задача — добиться, чтобы консул срочно разослал всюду бумаги с предупреждением. Буди всех — консула, телеграфиста, и чтобы телеграммы в войска ушли незамедлительно.

Алексей Николаевич ненадолго замолчал, а потом вновь заговорил, почему-то краснея:

— Ты, Степан, когда вернешься в гостиницу, сними простыню с моей постели и спрячь в сундук, пока горничные убираться не пришли и в стирку белье не потащили.

Степан удивился. Казалось бы, за долгие годы службы он уже ко всему привык, но все же молодой хозяин не переставал его удивлять.

— А на черта же вам, прости Господи, простыня-то здешняя? Тоже мне добро. Уж не серчайте, барин, а как-то оно странно…

— Значит, надо, — Алексей не желал вступать в объяснения. — Хочу сохранить ее на память. Хозяину скажешь, барин ее, дескать, попортил, и пусть стоимость простыни включит в счет. И помни главное — ты головой отвечаешь за Мэри! Все, ступай. Да и мне пора ехать.

— Позвольте хоть перекрестить вас на дорожку, батюшка! — попросил Степан. — Путь-то долгий и непростой. Мало ли что? Берегите себя, батюшка, и Христос с вами.

Попрощавшись с хозяином, Степан вышел на темную улицу, и всю дорогу, пока шел к консулу, ворчал для собственного удовольствия:

— Вот ведь, барину-то навязали дурное дело. Напрягся наш Алексей Николаевич за англичаном этим гоняючись, голову утрудил излишне и ровно не в себе сделался. Ведь весь разговор какой странный пошел — то простыню ему в сундук прячь, а чего в ней доброго, в простыне-то этой, то Мэри ему сбереги, головой, говорит, за нее ответишь. А кто ему демуазелька эта? Ровно никто, место пустое… Сейчас вон поскачет впотьмах бог весть куда… как бы голову-то не сломал на горах здешних!

Мэри едва оказавшись в собственной постели, уснула мгновенно — усталость, нервное напряжение и множество новых, неведомых прежде эмоции сделали свое дело. Проснулась она поздно, уже около полудня.

Разбудил ее настойчивый стук в дверь.

— Минуту, — прокричала она, вставая, накинула пеньюар и бегло взглянула на себя в зеркало.

Лицо, отразившееся в зеркальном стекле, в первый миг показалось ей чужим. Глаза после вчерашних обильных слез припухли, губы тоже казались припухшими — слишком уж много и жадно пришлось им целоваться. Но при этом появилось ощущение, что где-то в глубине ее лица горит огонь, так ярко оно светилось. И пламя этого огня пробивалось и в сверкающих зрачках, и в горящем огнем очертании рта, и в горячем прерывистом дыхании. Просто вакханка, сошедшая с полотна смелого живописца.

Настойчивый стук в дверь повторился.

— Мисс Мэлдон, откройте немедленно, это я, Гордон, — прокаркал с той стороны сухой голос. — У меня к вам дело.

Пришлось пройти к дверям. Секретарь маркиза Гордон явился явно по распоряжению хозяина, а она еще не настолько осмелела, чтобы посоветовать ему убираться прочь.

— Вы сегодня выглядите особенно очаровательно, — заявил Гордон, едва только очутился в номере. — Наша трудная служба явно идет вам на пользу.

Прежде он никогда не позволял себе таких двусмысленных комплиментов и таких заинтересованных взглядов, которые теперь откровенно бросал на Мэри, разглядывая ее с явным мужским интересом.

— Вы сказали, что у вас дело, — напомнила она, не желая поддерживать беседу в таком неприятном ключе.

— М-да, о деле, — хмыкнул Гордон. — Его светлость ночью отправился в дальнюю поездку. Дженкинса он изволил взять с собой, меня же оставил присматривать за происходящим здесь. В числе прочего происходящего и за вашими действиями. Впрочем, перед отъездом его светлость выразил полное одобрение вашим действиям. Вы ответственно подошли к его поручению и выполнили все очень точно.

— Вы даже не представляете, до какой степени, — мрачно отозвалась Мэри.

Мистер Гордон предпочел не заметить в ее словах скрытого сарказма.

— Так вот, неукоснительной точности в исполнении распоряжений графа я ожидаю от вас и впредь, — напыщенно и важно заявил он. — Пока вам приказано оставаться в гостинице и не покидать ее до возвращения его светлости, каковой приказ, мисс Мэлдон, я имею честь вам передать.

— То есть я должна оставаться в своем номере в течение неопределенного времени? — уточнила Мэри.

— Это было бы предпочтительнее всего.

Это возмутительно, и Мэри сочла себя вправе дать понять, что она оскорблена.

— Но вам не кажется, мистер Гордон, что это означает домашний арест? Вы полагаете, что я легко смогу провести несколько дней за запертой дверью душного номера, никуда не выходя?

Гордон решил сделать незначительную уступку:

— Что ж, исключительно из хорошего отношения к вам, мисс Мэлдон, я могу позволить прогуляться в саду гостиницы, — милостиво ответил он (видимо, решил, что после вчерашнего она заслуживает поощрения). — Жестоко было бы лишать вас прогулки на свежем воздухе, которая положена даже арестантам в тюрьме.