— Если возможно...
— А почему же невозможно, голубушка? — опять заворковал начальник. — Это все в нашей власти... — Он нехорошо усмехнулся, подчеркивая свое великое значение и делая какие-то пометки в толстом еженедельнике. — Я думаю, ваш вопрос мы решим через неделю. Ну, или через две. А что вы делаете сегодня вечером?
— Репетирую, — автоматически ответила Лёка. — Спасибо вам!
— А после репетиции? Или завтра вечером? — настаивал начальник столичной жилплощади.
Лёка взглянула на него в упор и поймала сальный, плотоядный блеск оторвавшихся от бумаг глазок. Это уже совершенно откровенно... Мужик проснулся... Только что не облизывается...
Лёке стало противно.
— У меня все вечера забиты до отказа, — сухо ответила она и холодно распрощалась.
Через неделю, когда Лёка все же рискнула позвонить в департамент, секретарша начальника торжествующе объявила, что Константину Петровичу ничего для нее сделать не удалось. В общем-то подобный результат было несложно предугадать...
А потом ей позвонил маэстро... Совершенно неожиданно, когда она уже напрочь забыла о его желании с ней поговорить.
— Детка, почему у тебя такой грустный голос? — спросил он. — Настроение приходит и уходит, а слава остается. Ведь у тебя такой успех... И вполне заслуженный.
— Правда? — обрадовалась Лёка, услышав слова одобрения и поддержки. — Вы действительно так считаете?
— А ты мне не веришь? — пророкотал маэстро. — Видишь, как ты все-таки испорчена, детка! Я уже говорил тебе об этом. И повторяю. Ты неплохая певунья, оригинальная... Мне хотелось бы видеть тебя, детка...
И этот туда же, старый огрызок! — злобно подумала Лёка. Знаешь, что от твоих предложений никто не откажется... Дурочек нет...
— Заодно изложишь мне суть своих проблем. Я чувствую, точнее, слышу, что у тебя что-то произошло. Где находится моя дача, я надеюсь, ты помнишь?
— Помню, — пробурчала Лёка. — Когда приехать?
— Да хоть сейчас. Могу прислать за тобой машину.
— Вы очень любезны, маэстро! — пропела Лёка. — Пускай за мной заедут! Обожаю ездить с комфортом!
Водитель маэстро, мрачноватый мужчина средних лет, всю дорогу до дачи молчал. Интересно, думала Лёка, сколько в его профессиональной памяти хранится адресов и имен молодых певичек? Скольких он привозил сюда, на дачу, и скольких увозил? А он, видимо, предан своему хозяину или очень хорошо получает, раз так здорово умеет держать язык за зубами!
Она попробовала разговорить мрачного шофера, но быстро получила от ворот поворот и тоже замолкла. Во дворе у маэстро носился огромный дог с высунутым языком.
— Я боюсь собак! — истошно завизжала Лёка, увидев пса. В прошлый ее визит никакой собаки не было. — Уберите этого громилу, иначе я дальше не пойду!
Лёка не доверяла даже отцовской любимице — девственнице Мими, а другим и подавно.
Водитель взглянул на нее насмешливо, открыл калитку и крикнул:
— Дунька, иди сюда!
Собака весело помчалась к нему. Лёка попятилась.
— Так это вдобавок еще и Дунька? Ну и ну! Нашли же имечко для такой псины! Постарались!
Шофер, ничего не отвечая — абсолютно неозвученный! — усмехаясь, взял Дуньку за ошейник и повел к дому.
— Эй, вы куда ее повели? — закричала Лёка. — Если она будет в доме, я туда ни за что не войду! Ни под каким видом!
— Не боись! — отозвался водитель, не поворачиваясь. — Туда, где будет она, тебе идти не придется.
На крыльцо вышел маэстро и приветственно ласково помахал Лёке рукой.
— Ну как, детка, доехала хорошо?
— Просто отлично! — отозвалась она, осторожно, бочком, заложив руки за спину, двигаясь по направлению к дому.
Водитель с Дунькой уже куда-то исчез. Лёка вздохнула облегченно и бодренько, проворно взлетела по ступенькам крыльца. Маэстро галантно поцеловал ей руку.
«Что делается! — подумала Лёка. — Сплошные целования рук... У этой самой кабацкой певицы... Сама себе завидую и не верю...»
В доме она быстро сориентировалась, без труда вспомнив расположение комнат, и поскакала к роялю.
— Спеть? — спросила она. — А вы мне подыграете...
Маэстро усмехнулся, кивнул и сел на табуретку. И сразу заиграл любимый Лёкин романс.
— Изучили мои вкусы? — хихикнула она.
— Просто сам очень люблю эту музыку.
Когда Лёка замолчала, привычно уронив руки вдоль тела, как делала всегда, маэстро спросил:
— Помнишь, детка, я жаловался, что у меня никогда еще не было сразу женщины и ребенка в одном лице? И что я всегда мечтал ее заиметь и называть деткой?
— Конечно помню, — кивнула Лёка. — А как же... Я подумала об этом еще в прошлый раз. Только дальше у вас началась одна неразбериха...
— Ты правильно подумала. Но тогда это выглядело бы откровенной платой мне за помощь и услугу, а я этого терпеть не могу. Теперь ты мне ничем не обязана...
— Вы так думаете? — прищурилась Лёка. — А училище? А «маятнички»?
Маэстро махнул рукой:
— Когда это было! В основном ты добилась всего самостоятельно. Ты упорная и целеустремленная детка, и это мне нравится. Настойчивость — хорошее качество. А я... Ну что я? Отживаю свой век, словно забронзовевший памятник самому себе, больной человек, отдавший всю жизнь музыке... Люди, детка, завистливы и мелочны, злопамятны и тщеславны. И падки на деньги. Я редко встречал других. Никто не скажет и не подумает о тебе: «Вот молодец!», а все скажут и подумают: «Мерзавец! Полное ничтожество! Вновь он ухитрился пролезть и победить, хитрован! До чего же ловок, скотина!» И тебе тоже иные будут попадаться нечасто. Постарайся это усвоить и принять как данность.
— Опять данность, которую надо усвоить? Я уже с ней знакома и не раз сталкивалась, — пробубнила Лёка.
— Тогда у тебя накоплен кое-какой жизненный опыт. Это хорошо, хотя он всегда печален. А у тебя есть друзья?
— Есть. Одна подруга. Вика. Но она настоящая. Мы рядом живем. И как раз она и твердила мне об этой самой проклятой данности.
— Вот и держись за нее обеими руками, постарайся не потерять. А пока... Пока я еще жив, мне хочется осуществить свою давешнюю заветную мечту. Ты прости мне мою слабость, детка...
Лёка внимательно взглянула на него и кивнула. И подумала: прямо позавидуешь самой себе.
Через месяц по просьбе великого маэстро ей дали неплохую квартирку в районе метро «Проспект Мира».
