Литмир - Электронная Библиотека

— Но что такое факты, — тяжело дыша произнес Якушев. — Факты — это тот же самый калейдоскоп, в котором камешки сбиваются не в ту сторону, в какую надо.

— О да, это вы очень образно сказали, — печально улыбнулся Флеминг. — Но на мне мундир немецкого генерала, и это лишает меня возможности каким-либо образом помочь господину Дронову, хотя сейчас именно туда я и еду… Из двух целей надо всегда избирать наибольшую. Запомните, Александр Сергеевич… Возможно, впоследствии эти мои слова вы вспомните и поймете. Война — это время жестокостей. И еще одно должен прибавить… Приговор по делу о пожаре на станции будет утверждаться в Берлине. Прощайте, Александр Сергеевич.

Флеминг вдруг приблизился к Якушеву, обхватил его за плечи и на мгновение, только на одно самое короткое мгновение, прижал к себе.

— Прощайте, — повторил он еще раз с непонятной дрожью в голосе.

Синий «опель-адмирал», стрельнув дымком отработанного газа, умчался, а Якушев, оставшийся безмолвно стоять на тротуаре, грустно подумал: «Почему Флеминг ни разу не сказал мне „До свидания“, почему он два раза сказал „Прощайте“? Что он имел в виду?»

Красный туман обволакивал сознание. Лежа на боку, Дронов сгорал от острой палящей боли. Окружающие предметы, подернутые зыбкой пеленой, двоились и то отступали в глубь сырой подвальной комнаты с плесенью и паутиной под низким потолком, то надвигались на него. На стенах он видел глубоко вбитые штыри и наброшенные на них какие-то непонятно для чего предназначенные кольца и цепи с мелкими звеньями и витые кожаные плетки. Из угла скалилась каминная печь, в которой лежали раскаленные щипцы. В этом хаотическом нереальном тумане Дронов неожиданно увидел склонившегося над ним светловолосого немца в форме генерала СС с правильными чертами лица и Железным крестом на черном френче. Дронов плохо знал немецкий язык, но почти все сказанное этим человеком разобрал:

— О, майн готт! — воскликнул немец. — Что вы наделали, сволочи. Вы хотите дать новый материал для международного Красного Креста. Негодяи, ведь всему есть границы. Даже пыткам. Приведите несчастного в чувство.

На Дронова выплеснули целое ведро холодной воды, но от этого не стало легче. Она показалась даже кипятком, и тело зажглось новой болью. Стискивая зубы, Дронов едва удерживался от крика. Над самым ухом Ивана Мартыновича склонился узколицый человек в белом халате и не слишком решительно спросил:

— Можно на нем попробовать вакцину Б? Он же все равно не придет в сознание.

— Молчать! — закричал по-русски генерал.

— Есть же предел человеческому бесстыдству. Он наш враг, но это же герой. Учитесь у него мужеству! Храброго врага надо всегда уважать.

И Дронов услышал звук звонкой пощечины. Потом чьи-то чужие руки, очевидно, повернули его на живот, но ему трудно было судить, так ли это, потому что он утратил всякую способность устанавливать положение своего тела в пространстве, и тот же самый повелительный голос с негодованием воскликнул:

— О, майн готт! Они ему вырезали на спине звезды.

— Так точно, генерал-живодер, — выдавил Дронов и, ожидая удара, собрав остаток сил, весь напружинился.

Солдат с засученными по локоть рукавами стоял над ним с раскаленным прутом, по-собачьи преданно ловил взгляд генерала. Один лишь знак, и он еще раз ожгет тело распластанного мученика новым ударом. Один только кивок головы. Но этого кивка не последовало.

— Я имею возможность разрешить вам последнее свидание с женой, — предложил генерал.

С лица Дронова, залитого кровью, сорвалось хриплое дыхание.

— Не надо, — отчетливо вымолвил Иван Мартынович. — Не хочу, чтобы она увидела меня таким. Слишком сильно я ее любил, чего вам, фашистам проклятым, не понять, потому что не люди вы. Когда меня зароют в землю, укажите ей это место.

— Хорошо, смелый человек, — тихо ответил немец, владеющий русским языком. — Эта твоя просьба будет исполнена. Еще о чем-нибудь хочешь меня попросить?

— Да, — по-прежнему сипло дыша, произнес Дронов. — Один вопрос есть.

— Какой?

— Потушен ли пожар на станции.

— Тебе от этого будет легче умирать? — без злобы в голосе спросил этот непонятный немец.

— Да, — резко ответил Дронов.

— Она горит уже третий день, и вагоны взрываются до сих пор.

— Данке шен, генерал. — На сухих губах Дронова вдруг, ясная и отчетливая, появилась усмешка: — Значит, меня вы не зря на тот свет отправляете, — выдохнул он.

Флеминг пораженно смотрел на истерзанное тело, которое покидали остатки жизни. Он еще минуты две простоял над потерявшим сознание Иваном Мартыновичем.

— Прости меня, храбрый человек, что не мог я тебя спасти, — негромко проговорил он. — Иногда и генералы бывают на войне бессильны.

Сняв фуражку, Флеминг вышел с непокрытой головой из комнаты пыток. За ним за толстой, обитой листами железа дверью громыхнули запоры. Стало тихо, и Дронов снова утратил способность воспринимать окружающее. В светло-розовом тумане возникло видение, будто они отдыхают с Липой на песчаной донской отмели и светлые маленькие волны потревоженной ветром донской воды накатываются на их ноги. А потом, загорелые дочерна, — он в плавках, Липа в полосатом купальнике — бегут они по желто-песчаной полоске берега, и теплая донская волна вновь нежно набегает на их ступни, оставляющие следы на желтом этом песке. Дронов настигает ее и стискивает в объятиях.

— Моя? — спрашивает он.

— Навечно, деспот, — хохочет Липа, запрокидывая смеющееся лицо.

А он хочет еще что-то прибавить к сказанному, прибавить самое нежное, чего еще никогда не говорил ей в жизни, и не может.

Когда немцы из зондеркоманды возвратились в камеру пыток и склонились над распростертым на грязном полу огромным человеком, сын Аксайской улицы, донской казак по происхождению, инженер по образованию и герой по своему поведению, Иван Мартынович Дронов был уже мертв.

Он уходил в бессмертие.

Часть третья

Расплата

Весной 1943 года, когда затухали уже над донскими степями леденящие землю мартовские ветры, в недавно освобожденный Новочеркасск с попутным военно-транспортным самолетом Ли-2, или «Дугласом», как его в ту пору чаще именовали авиаторы, прилетел с юга из госпиталя, в котором долечивался, сержант Вениамин Якушев. Путь его лежал на один из полевых аэродромов, расположенных севернее Тулы, но майор из отдела кадров, подписывавший направление в авиационный полк, узнав, что он из Новочеркасска, милостиво предложил:

— Ли-2 уходит завтра в семь ноль-ноль и будет производить посадку на тамошнем аэродроме для заправки. Можете навестить папу и маму, если они у вас есть. Даю двое суток тебе, парень. А потом, чтобы как штык был в полку.

— В каком, товарищ майор? — задал Якушев тот самый вопрос, какой на его месте задал бы любой возвращающийся после длительного пребывания в тыловом госпитале военнослужащий. — Точнее, на чем там летают? На СБ еще или на Пе-2?

На лице кадровика дрогнула лохматая левая бровь, а вместе с нею и свежая отметина от раны.

— Не на том и не на другом самолете, — усмешливо ответил майор. — На штурмовиках будете летать, молодой человек. На «илах».

— На «илах»? — удивленно переспросил Веня. — Но ведь я же не летчик, а стрелок-радист всего-навсего, а штурмовик «ильюшин», как известно, одноместная машина.

— Отстали от жизни, сержант, — вздохнул майор. — Пока вы скитались по госпиталям, наш штурмовик стал двухместным. Его сейчас так и называют в штабных документах: Ил-2. Будете по-прежнему летать в задней кабине, и обязанности те же, что и прежде, только радиосвязи вам вести не потребуется, потому что радиостанции в кабине нет. Поэтому в штабных документах станете именоваться воздушным стрелком, а не стрелком-радистом.

— Та-ак, — озадаченно протянул Якушев.

Прилетев на новочеркасский аэродром, он с удивлением оглядел четкие линии самолетных стоянок, окаймляющих с трех сторон летное поле. Словно по приказу самого строгого старшины, были выстроены малознакомые самолеты, чем-то отличающиеся от тех «ильюшиных», на которые он насмотрелся в горькие дни отступления в сорок первом году. «Чем же? — спросил он себя и сразу ответил: — Очертаниями кабин, возвышающихся над фюзеляжем». Кабин было не одна, а две, из задней сурово торчал ствол крупнокалиберного пулемета. Эти кабины горбились под лучами весеннего солнца, пробившего черноту мартовского неба.

91
{"b":"170983","o":1}