Ночью, во время каждого эксперимента, его участники, перед тем как запустить в действие свою аппаратуру, принимают меры предосторожности. И Грегор, и его ассистенты надевают обувь на пробковой подошве, изолирующие рукавицы из фетра или асбестового волокна и плотно затыкают уши ватными тампонами. Затем включают машину, и она начинает извергать, одну за другой, сверкающие молнии, куда более яркие и длительные, чем при обычной грозе, пронизанные нервными колючими вспышками кистевых разрядов; они идут сплошной чередой, не давая отдыха всем громоотводам местности в радиусе тридцати километров, под оглушительный грохот рукотворных электрических дуг.

Все эти шумные испытания до поры до времени не очень тревожат окрестный люд, но однажды ночью Грегор, в своем энтузиазме, переходит все границы и устраивает из ряда вон выходящий тарарам. Колорадо-Спрингс уже не до сна: местные жители, разбуженные адскими громовыми раскатами, в ужасе спешат — кто в ночной сорочке, кто верхом на лошади, кто в повозке с быками, а кто и просто босиком, невзирая на солидное расстояние, — поглядеть, что происходит. Они изумленно таращатся на башню, но держатся от нее подальше, в полной уверенности, что искусственная молния способна испепелить их в один миг; так они стоят до тех пор, пока их не приводят в чувство тлеющие частицы, которые проскакивают сквозь песок и с треском вспыхивают прямо под ними. Тут они начинают пританцовывать и прыгать, как сумасшедшие, наподобие лихих ковбоев в вестернах, когда им стреляют по ногам; тем временем из каждого заземленного металлического предмета вокруг лаборатории вылетают снопы искр, а на ближайших пастбищах доселе смирные упряжные лошадки, поймав подковами электрические разряды, становятся на дыбы, бьют копытами и ржут, с пеной на губах, так дико, как не ржали бы даже при мысли о бойне или о разделке конских туш.

Это происшествие наделало много шуму, и городская пресса посвятила ему обширную хронику, читая которую местные жители высказывали сначала возмущение, а потом легкое недовольство, однако в конечном счете все свелось к благосклонному прощению, не лишенному гордости, оттого что столь знаменитый и всемогущий ученый выбрал местом обитания их захолустье. Итак, в Колорадо-Спрингс возвращается покой, до тех пор пока не настает другая ночь, когда Грегор заходит еще дальше, предпринимая попытку создать электрические колебания, которые на сей раз должны, действуя с возрастающей силой, — а чего мелочиться?! — ввести в резонанс всю планету.

Для этого требовались токи гораздо большей мощности, чем прежде, — напряжение в несколько миллионов вольт. По такому случаю Грегор нарядился, как на праздник: блестящий цилиндр, новенькие светлые перчатки из кожи пекари и редингот. Ну прямо вылитый принц Альберт[7]! И вот он начинает обратный отсчет, а потом, затаив дыхание, смотрит, как его ассистент поворачивает выключатель; над станцией вспыхивает гигантская молния, озарившая местность мертвенным голубоватым светом, распространяя сильный запах озона; следом за ней с мачты слетают другие молнии, размером с небоскреб, под аккомпанемент оглушительных, как никогда, громовых раскатов. Это явление длится несколько минут, интенсивно набирая мощность, как вдруг все замирает: ни звука, ни света, а главное, полное отсутствие тока, не позволяющее включить даже слабенький ночник.

Разъяренный Грегор посылает одного из помощников в компанию Колорадо-Спрингс; в это время весь город погружен в темноту. От перепуганного ночного сторожа, а затем от подтвердившего его слова капитана пожарной службы, помощник узнает, что главный генератор компании, не выдержав перенапряжения из-за их опытов, взорвался и сгорел дотла. Самому Грегору, вызванному на следующий день к директору компании, сухо сообщают, что подача электроэнергии для его лаборатории прекращается. И снова он получит ее не ранее, чем отремонтирует генератор за свой счет, что немедленно и сделают Грегор и его сотрудники, за неделю.

Пресса расписала эту аварию в самых черных красках, Колорадо-Спрингс опять невзлюбил изобретателя, ему теперь реже кланяются на улицах, количество ежедневных полотенец в отеле сильно сократилось, а их чистота уже не очень соответствует его требованиям. Не в силах помочь этой беде, Грегор продолжает свои изыскания, но теперь часто спит прямо в лаборатории, да и то лишь несколько часов, а в остальное время работает без устали до тех пор, пока не доводит наконец до ума свою систему беспроводного телеграфа, на который тут же запрашивает патент, хотя и на сей раз делает все слишком торопливо и, конечно, чересчур небрежно.

В одну из ночей, когда Грегор корпит над созданием мощного радиоприемника, ему чудится, будто он различает странные шумы, долетающие до него из каких-то невообразимых далей, мелодичные и ритмически четкие. Тридцать лет спустя выяснится, что в действительности это были гравитационные волны, излучаемые далекими звездами, однако Грегор, как всегда, готовый верить в любые чудеса, без колебаний приписывает загадочные звуки мыслящим существам, обитающим где-то в космосе, возможно, на планетах солнечной системы — на Марсе или Венере; и, конечно, эти существа, наделенные сверхразумом и научными знаниями, превосходящими наши, пытаются таким образом войти в контакт с ним, Грегором. Только этого ему и не хватало!

Ему по-прежнему нравится быть кумиром публики и изображать перед ней мага и волшебника, владеющего тайнами мироздания; вот почему он тотчас во всеуслышание объявляет, что общается с марсианами, именно так, и не иначе! Это заявление с восторгом подхватывают и по всей стране тиражируют газеты, которые обожают такие фокусы, давно считают Грегора курицей, несущей золотые яйца, и ни за какие блага не упустили бы случая выставить его на посмешище, тогда как представители научных кругов, люди серьезные и чопорные, к этим номерам относятся весьма прохладно. Грегор крайне рад новой волне своей славы, к тому же ему надоело жить в деревне, где его популярность падает с каждым днем, и он решает вернуться в Нью-Йорк. Торопливо складывая чемоданы, он попутно размышляет над вопросом, не дающим ему покоя: что ответить марсианам, а главное, как?

Ну, в общем, хватит о Колорадо. Чистый воздух, конечно, вещь приятная, но хорошего понемножку, пора и назад. Тем более что денежки поистрачены, и теперь надо раздобыть где-то новые средства, чтобы продвигать свежие изобретения.

Грегор стремится в большой город отнюдь не потому, что его тяготит уединение в сельской глуши. Он совершенно не нуждается в обществе мужчин, он хочет одного — остаться наедине со своими приборами. Не нуждается он также и в обществе женщин, он и тут хочет одного — остаться наедине со своей постелью, правда, всего на несколько часов в сутки. Единственное, в чем он нуждается, так это в обществе богачей. А богачи, обладатели солидных капиталов, как правило, собираются на ужинах в «Плейерс-клаб», «Дельмонико» и других подобных заведениях. Из этих-то полезных толстосумов Грегор, с помощью своего блистательного, волшебного дара убеждения, всегда и старался выбить, нередко вполне успешно, необходимое финансирование для продолжения исследований. Значит, если приходится возвращаться в Нью-Йорк, он должен снова зажить прежней комфортной жизнью в «Уолдорф-Астории», где ему по-прежнему предоставляют неограниченный кредит и где он с радостью отдохнет от восьмимесячного прозябания в «Альта-Висте».

Итак, в течение того неполного года, что Грегор провел в горах, — кстати, это последний год XIX века! — ему удалось всласть наиграться молниями, открыть так называемые стоячие волны, использовать земной шар в качестве лабораторного прибора и получить сигналы от инопланетян. Недурные результаты, но и бог с ними, скажем о другом. О строительстве гигантской башни, которая на сей раз должна послужить универсальной информационной станцией: «Уж эта штука, — говорит себе Грегор, — должна всем прийтись по вкусу». А главное, именно она привлечет необходимые капиталы.