— Здоров будь, молодший братец Киев! — хохотнул коротко и воткнул срамное слово. — Не ждал, что приду? Надеялся, обойдется — и честь не уронишь и живот сбережешь? А я два дня думал и на третий пошел. На тебя поглядеть да себя показать. Вот он я, гляди!

— И ты гляди, Урс, — сумрачно ответил Хорив.

— А что мне глядеть теперь? — Он снова хохотнул и опять срамное слово вставил. — Все увидел. Вижу, не набрал ты еще силенок со мной переведаться. Не будет для меня чести одолеть такого. Так, может, разойдемся, поглядевши? У меня к тебе гнева нету.

— А у меня к тебе есть!

— Ого! Знать, зело страшен твой гнев. Что же мне теперь делать, убогому? Ой, ой, беда! Ох, устрашился я, коленки дрожат! Уж окажи такую милость, не стращай ты меня. Скажи, чем же прогневил я молодшего братца Киева?

— Сам ведаешь, Урс!

— Ведать не ведаю, а догадываюсь. Так ведь, милый ты мой, что с воза упало, то пропало. Чего же ты теперь после сечи секирой машешь?

— А сечи еще не было! — Хорив выдернул из ножен свой меч. — И секира не у меня. Взмахни-ка сам…

Не успел договорить — тяжелая секира полетела в него, едва успел увернуться, и глубоко вонзилась в ствол дуба, не выдернешь. Теперь в желто-зеленых глазках Урса не было насмешки — одна свирепость. С виду неуклюжий, но в движении скорый, он обрушил на Хорива свой меч — подставленный щит тут же раздался надвое.

Тревожно заржал конь Хорива, запрыгал, стреноженный, на месте, кося испуганным глазом на сражающихся.

Оставшись без щита, Хорив кое-как отбил мечом еще один удар, ощутив всей рукой его нечеловеческую силу, а от следующего сумел уклониться. Если отбивать мечом каждый удар Урса, вскоре без сил останешься. Приходилось все чаще увертываться от непрерывно наседавшего ворога, то и дело рычащего срамные слова.

Тут Хорив ощутил такой приступ гнева и ярости, что не стал уклоняться от очередного удара, лишь чуть шагнул в сторону, как учил его Кий, и тут же всею силой своей ненависти послал лезвие меча вперед, навстречу наседавшей темной туше. Урс, только что промахнувшийся и снова поднявший меч для следующего удара, никак не ожидал такого внезапного выпада, не успел ни отбить его, ни прикрыться щитом. А Хорив лишь почувствовал напряженной рукой недолгое сопротивление чужой плоти врезающемуся в нее железу, услышал отчаянный рев вперемешку с обрывками срамных слов и вслед за тем ощутил оглушающий удар по шелому. Выдержал ли вороненый шелом с золотой насечкой, сработанный лучшим кузнецом Подола, цела ли голова, он тотчас не сумел определить…

Теперь он пришел к Хориву — появился у него на Лысой горе, подобный светлому духу, неведомо откуда, то ли из яра, то ли по воздуху перенесся. При знакомом долгом посохе нездешнего пятнистого дерева, в белом шерстяном плаще поверх белой, до пят, рубахи. Белокудрый, белобородый, белоглазый… Сторожа признала Белого Волхва, пропустила на Хорив двор, за частокол. Псы — цепные и вольно бегающие — подали было голос, но поглядели, потянули носами и притихли, приветливо вертя пыльными нечесаными хвостами.

Хорив был как раз у себя на дворе, в легкой сорочке, заправленной в шаровары, без плаща и шапки. Обучал отроков, как копье копьем же отбить, не покидая строя, по-ромейски. Приметил явившуюся высокую белую фигуру, велел отрокам продолжать науку меж собой, а сам поторопился навстречу старику. Предложил вина привозного ромейского — волхв отказался:

— Мы свое пьем.

— А меду нашего, Полянского?

— Мы, волхвы, свое пьем, — повторил, уточняя. — А мед я только тот потребляю, каким пчела свою детку кормит. Свежий, не хмельной. Сам пригуби, ежели охота, я подожду.

— Один не пью, — проявил себя и Хорив. — Проходи, рад тебе.

— Благодарствую. Я так зашел — мимо шел… Сидеть тут с тобой не стану, дорога долгая, а время коротко. Лучше ты со мной пойди.

Хорив знал, что уговаривать старика — затея пустая. Накинул на плечи свой черный плащ, надел хвостатую шапку из редкой черной лисы, опоясался коротким ромейским мечом. Кликнул было отроков с копьями, но волхв остановил:

— Не надо. Одни пойдем. Или страшишься один ходить?

— Я? — Хорив только дернул черной полоской усов над губой. — Пускай другие страшатся.

Они прошли верхней тропкой, оставив позади себя и Лысую гору Хорива, и соседнюю — Щека, и ту, что за ней, — Киеву. Хорив оглянулся раз и за деревьями не увидел дворов, только дымок над зеленой листвой уходил, чуть клонясь, в высокое лазоревое небо.

— Что головой крутишь? — спросил волхв. — Что учуял?

— А ничего, так…

— Не таись, вижу мысли твои. По родной крови затосковал? Оттого на дворы братьев глядишь?

Хорив промолчал. Ведает ли Белый Волхв то, что ведают они с Кием? Волхвы вроде все ведать должны. А старик принял то молчание Хорива и сказал непонятно:

— Родная кровь… Это, конечно, дело немалое… Комар на лбу у тебя. Не чуешь?

Хорив хлопнул себя по лбу, взглянул на ладонь — размазано пятнышко красное:

— Ого, насосался! Успел…

— А ведь то твоя кровь в комаре была. Твоя, не чужая. А ты его — хлоп! Вот тебе и родная кровь…

Вышел безрогий лось, встал поперек тропы. Эх, надо было лук с собой прихватить! Мечом его не возьмешь, не подпустит так близко, да и мал ромейский меч на сохатого…

— Стой и замри! — повелел волхв, как бывало прежде. И сам спокойно подошел к сохатому. Тот ждал, не убегал. Старик наклонился к раздвоенным копытам, сорвал что-то, предложил зверю. Тот осторожно потянулся немалой своей верхней губой, принял угощение и ушагал в лес.

Хорив вспомнил свой давний приход к Белому Волхву, как обходился старик со всяким зверем, как не кусали его пчелы и не тронули сегодня псы на дворе. Великой премудрости старик! Но куда он ныне направляется? Ведь долго идут уже. Не к пещере волхва — в иную сторону. Может, заплутался? Нет, быть такого не может, волхвы не плутают. А здесь и Хорив не заплутается, места все свои, знакомые.

Знакомые, знакомые места! Вот и великий камень, на отдыхающего быка похожий. Вот и две сосны стволами переплелись. А вот и та поляна, вся обласканная солнцем, с тем самым дубом посредине. А далее — березняк виден с осинником, стволы сырые, зеленые, и за ними — болото, а за болотом… Знать бы ту тропу заветную через топь, одним соседям ведомую! Может, Белый Волхв ее ведает? Может, для того и привел сюда Хорива — показать ту тропу? По которой прошел в последний раз ненавистный Урс — навстречу заслуженной своей гибели. Тропу, по которой перед тем утаскивал проклятый богами Урс бедняжку Милану, и те зеленостволые березки с осинками слышали ее крик отчаянный. А Хорив не слышал, не подоспел на выручку из далеких ромейских земель, с берегов покинутого теперь Истра. Раньше бы покинуть, раньше воротиться!..

Белый Волхв остановился у дуба, повелительно ударил в землю посохом.

— Иди сюда, Хорив! Хочешь — сядь, отдохни. А хочешь — стой. И внимай. Здесь убил ты Урса?

— Здесь.

— Один был?

— Один… Нет, конь еще был со мной. И меч.

— А Урс один пришел?

— Без коня. С мечом и секирой.

— Коня через топь не проведешь… А ведал ли ты, что с Урсом четыре его брата приходили?

— Не ведал.

— Не ведал, так… Оборонила тебя сила небесная, Хорив! Вон в тех кустах сидели братья. Наследили там изрядно, я сам видел.

— Отчего же… отчего же не помогли они Урсу? Да ежели бы Кия или Щека кто вот так… да я бы!..

— Ты бы! — усмехнулся старик невесело. — То ты, а то они. Да ведь ты удружил им, убив Урса. Теперь они третью часть его добра себе возьмут. А старшего вместо Урса князем на сходке назовут. Для чего же им было мешать тебе и помогать Урсу? А ты говоришь, родная кровь…

— Но я избавил от него Милану! — воскликнул Хорив, ничего пока не разумея. — Я отомстил за нее!

— Избавил… Отомстил… — Белый Волхв глядел своими светлыми мудрыми очами из-под седых бровей, глядел отчего-то со строгой жалостью. — А ежели старший брат Урса возьмет себе в жены Милану? Легче ей будет?.. Не дергайся, не возьмет. Никто не возьмет теперь… Эх, Хорив! Много надо терпения, чтобы что-то сделать. Ты терпеливо ждал Урса три дня… Но еще больше требуется порой терпения, чтобы чего-то не делать!