Преследуемый эхом предсмертных стонов Мейнарда, Лайм спустился по лестнице и прошел через огромный зал. Однако у выхода он остановился и невольно оглянулся. Взгляд Лайма помимо воли устремился к величественному креслу с изящной резной спинкой. Только законный владелец Эшлингфорда имел право садиться на него. Это кресло ждало его, старшего сына барона Монтгомери Фока, больше шести лет. Но ожидание, увы, еще не закончилось.
Лайм чувствовал себя обманутым и оскорбленным. Почти ощущая во рту горечь разочарования и обиды, он вышел из башни. Стоял мрачный, серый весенний день. Прохладный сырой ветер ударил ему в лицо. С тоской оглядывая внутренний двор и мощные стены замка, Лайм не сразу заметил группу людей, стоящих у основания ступеней, ведущих к главной башне. Приглушенный шепот заставил его очнуться от мрачных раздумий о том, что должно было быть и что было.
– Барон скончался, – сообщил он, понимая, что даже если Мейнард еще жив в настоящий момент, то умрет с минуты на минуту.
Шепот мгновенно перешел в оглушительный гул, сопровождаемый громкими выкриками. Но это не свидетельствовало о горе и скорби собравшихся здесь людей по умершему хозяину. Хотя в жилах Лайма и текла ирландская кровь, которая бесчисленное количество раз давала о себе знать на протяжении первых двадцати лет его жизни, подданные Эшлингфорда хранили верность именно ему. И именно его, а не расточительного, взбалмошного и распутного барона считали своим господином.
Лайм тяжело вздохнул. Нет, его борьба за титул барона еще не закончена. Эшлингфорд будет принадлежать ему! Это судьба. Ребенок, произведенный на свет Мейнардом со злым умыслом, не получит Эшлингфорда так просто.
Спускаясь по лестнице, мужчина на ходу смотрел на подданных, которые почтительно расступились, пропуская его вперед. Со всех сторон к нему устремились вопросительные взгляды, однако Лайм старательно избегал их. Скоро, очень скоро и они узнают о предсмертных словах Мейнарда.
Незаконнорожденный сын барона уверенной поступью прошел по двору. Несколько мужчин следовали за ним по пятам. Осведомившись о лошадях и провизии, однако не говоря о своих намерениях, он направился к кузнице.
– Сэр Лайм! – неожиданно раздался знакомый голос. – Что за суматоха?
Лайм заставил себя перестать думать о случившемся. Порывисто повернувшись, он пристально взглянул на человека, который въехал во двор верхом на боевом коне, ведя за собой лошадь Лайма.
Слабо улыбнувшись, сэр Джон спешился и передал поводья конюхам.
Из-за стремительно развивающихся событий Лайм совсем забыл о том, что пригласил рыцаря, являющегося его вассалом и владельцем замка Данс, в Эшлигфорд для обсуждения кое-каких дел. Но сейчас все, что так сильно волновало его еще вчера, казалось неважным. Послав слуг в кузницу с приказом наточить и почистить перед дорогой оружие, он подошел к сэру Джону, который ждал его, нетерпеливо теребя перчатки.
– Похоже, вы собрались в дорогу, – неуверенно заметил рыцарь. – Но нам же необходимо обсудить… – Заметив мрачное лицо Лайма, он запнулся и замолчал. – Что-нибудь случилось?
– Мейнард мертв.
Сэр Джон застыл от изумления, растерянно уронив перчатку.
– Мертв? Господи, Лайм, почему?
– Вчера вечером он вместе с лошадью свалился в овраг.
– Но разве такое возможно? Он ведь искусный наездник.
Лайм выразительно выгнул бровь.
Рыцарь понял его без слов. В следующую секунду на его лице отразилось то отвращение, которое он всегда питал к барону.
– Значит, он был как обычно пьян.
Лайм молча кивнул в знак согласия.
– Кто его нашел? Ты?
– Нет, он сам выбрался из оврага и добрался до замка.
С хладнокровием, словно речь шла о лошади, Джон спросил:
– Надеюсь, он умер быстро?
Усилием воли Лайм отогнал мысль о брате, чье израненное тело лежало сейчас в спальне.
– Медленно. Слишком медленно.
Многозначительно кивнув головой, сэр Джон сочувствующе улыбнулся и, снова сосредоточенно уставившись на перчатки, сказал:
– Ну, что же, наконец-то с этим покончено. Эшлингфорд теперь твой, Лайм. Жду – не дождусь, когда смогу называть тебя лордом.
Рыцарь принадлежал к числу тех немногих людей, которым Лайм безгранично доверял. Только одному человеку он доверял больше, чем Джону – сэру Хью, управляющему. Но сейчас, не совсем еще оправившись от потрясения, Лайм не хотел делиться своими чувствами ни с кем. Только не сейчас. Может быть потом, позднее, когда он все осмыслит и успокоится.
– Нет, Эшлингфорд мне не принадлежит. Пока не принадлежит.
– Я не совсем понимаю.
– Мейнард оставил замок сыну, рожденному в законном браке.
У рыцаря от удивления округлились глаза.
– Не может быть! Ты ведь не мог не знать о его женитьбе! Оглашение…
– Оглашение имен вступающих в брак было совершено в Розмуре, где он и венчался. Или не было совершено совсем.
– Видимо, он купил разрешение, – пробормотал Джон. – Но это не меняет дела. Мы же все знали об обещании, которое он дал тебе. Он…
Лайм нетерпеливо перебил рыцаря:
– Примерно через час я отправляюсь на юг. Ты едешь со мной?
– Конечно. Но что ты собираешься делать?
Действительно, что он, незаконнорожденный сын Монтгомери Фока, собирался делать?
– Я собираюсь вернуть то, что должно принадлежать мне по праву.
Лайм резко повернулся и зашагал прочь.
– Уильям!
Натянув поводья, Лайм остановил коня перед подъемным мостом. Дюжина верных рыцарей, которые выразили желание сопровождать его в пути, последовали его примеру и тоже оглянулись.
Лошадь, на которой восседал Иво – а это именно он окликнул Лайма – была слишком хороша для безобидного и миролюбивого священника. Меч, покачивающийся на его бедре, в той же степени, что и боевой конь, не соответствовал его сану. Но именно таким всегда знал Лайм Иво. Достигнув сорока девяти лет, этот некогда красивый мужчина продолжал идти по жизни с именем Бога на губах, корыстью в мыслях и жадностью в сердце. Он был и оставался священником только по положению.
Тщательно скрывая раздражение и гнев, Лайм спросил:
– Разве вам не нужно заняться погребением?
Приблизившись, Иво остановился рядом с племянником.
– Нужно, – выдавил из себя священник. – Но, так же как и ты, я не могу отложить поездку в Розмур.
Только теперь Лайм заметил покрасневшие глаза Иво. Видимо, священник искренне оплакивал умершего Мейнарда.
– Ну что же, воля ваша. Если вы так хотите, то поезжайте.
– Непременно отправлюсь, но только с тобой. – Губы Иво искривились в горькой усмешке.
Поведение священника удивило Лайма. Почему Иво не бросился на поиски денег, спрятанных где-то Мейнардом? Так как дело касалось довольно большой суммы – она составляла солидную долю казны Эшлингфорда – это могло означать только одно: золото спрятали так надежно, что оно могло и подождать.
– Но я не нуждаюсь в услугах священника, – заявил Лайм.
– А я их и не предлагаю, – спокойно парировал Иво. Драгоценные камни, богато украшавшие распятие на его груди, ярко засверкали в солнечных лучах.
«О, Господи Всемогущий, – мысленно взмолился Лайм, – дай мне силы сохранить терпение!»
Рыцарь готов был вот-вот дать волю чувствам. Только присутствие подданных, которые больше смерти боялись пролить хоть каплю святой крови, сдерживало его. По праву или нет, он все еще оставался их господином.
– Я не нуждаюсь в ваших услугах, – повторил Лайм.
– Ты же направляешься в Розмур, не так ли?
– Да.
Иво склонил голову набок.
– Значит, я тебе нужен.
– Позвольте спросить, зачем?
– Для того чтобы обеспечить безопасность наследника Эшлингфорда и проследить, чтобы он добрался до замка живым.
Живым?! В душе Лайма всколыхнулась буря негодования. Разве он мог пойти на убийство ради того, чтобы получить то, что и так уже принадлежало ему? Хотя Иво прямо и не упрекнул племянника в злом умысле, в его голосе прозвучало обвинение.