Приблизившись к ней, я сказал:

— Зухра, эти юноши не знают меры своим желаниям, что же касается серьезности их намерений, то…

Я щелкнул пальцами, но она перебила меня:

— Отец мне рассказывал обо всем…

— Я действительно люблю тебя и боюсь за тебя.

— Я понимаю. Нет на свете другого такого человека, как ты. Я тоже люблю тебя.

Никогда прежде я не слышал, чтобы эти слова произносили так чисто и нежно.

Мы были одни в холле. Марианна сидела на своем обычном месте под статуей девы Марии, глубоко задумавшись. Дождь, начавшись с обеда, лил не переставая. Вспышки молний перемежались раскатами грома. Тяжелые серые тучи заволокли небо.

— Господин Амер, — сказала Марианна, — я чувствую, что-то неладное.

Я с опаской взглянул на нее.

— Зухра! — с негодованием бросила она и, помолчав немного, добавила: — И Сархан аль-Бухейри!

У меня стеснило дыхание, но я простодушно спросил:

— Что ты имеешь в виду?

— Ты хорошо понимаешь, что я имею в виду.

— Но девушка…

— Мое сердце никогда не обманывает меня!

— Она добрая и честная девушка, дорогая моя Марианна.

— Какая бы она ни была, но я не люблю, когда за моей спиной ведут какую-то игру.

Зухра либо должна оставаться честной девушкой, либо должна действовать в твоих интересах. Я хорошо понимаю, что ты имеешь в виду, старуха…

Мне приснилась демонстрация на площади Аль-Азхар, которую разгромили англичане. Я открыл глаза, а в ушах продолжали звучать голоса демонстрантов и выстрелы. Нет, это другие голоса — голоса постояльцев пансионата, звучащие за дверями моей комнаты. Встревоженный, я надел халат и вышел в коридор. Все жильцы уже собрались в холле, желая узнать, что произошло. Разъяренный Сархан аль-Бухейри завязывал галстук на белой сорочке, Зухра с пожелтевшим от гнева лицом, тяжело дыша, обдергивала складки своего платья, в то время как Хусни Алям в халате открывал дверь, уводя за собой какую-то женщину, которая кричала и ругалась и успела плюнуть в лицо Сархану аль-Бухейри, прежде чем за ней захлопнулась дверь.

— Это невозможно в приличном пансионате! — воскликнула мадам. — Нет! Нет! Нет!

Холл опустел, и мы остались втроем: я, Марианна и Талаба Марзук.

— Что случилось? — спросил я, окончательно проснувшись.

— Я видел не многим больше, чем ты, — ответил Талаба Марзук.

Мадам отправилась в комнату Сархана выяснить подробности.

— Наш друг аль-Бухейри, оказывается, Дон-Жуан, — заметил Талаба Марзук.

— Почему ты так думаешь?

— Ты разве не видел женщину? Она еще плюнула ему в лицо.

— Но кто эта странная женщина?

— Женщина — этого достаточно! — рассмеялся он и добавил: — Женщина, которая хочет вернуть своего мужчину!

Вошла все еще возбужденная Зухра и, не ожидая вопросов, принялась рассказывать:

— Я открыла дверь господину Сархану и вдруг вслед за ним вошла она. Он и не знал. И началась ссора, настоящее сражение…

Вернулась Марианна и сообщила:

— Девушка — его невеста или что-то в этом роде. Я не поняла.

Все разъяснилось, как я и предполагал. Однако Талаба Марзук ехидно спросил:

— А какое отношение к этому имеет Зухра?

— Я хотела помирить их, а она накинулась на меня!

— А ты настоящий боксер, Зухра! — заметил Талаба Марзук.

— Давайте, пожалуйста, переменим тему, — попросил я.

Я сидел в кресле, укутавшись в халат и придвинув к себе лампу, и читал Коран, когда раздался легкий стук в дверь.

— Войдите, — сказал я.

Вошла Марианна и уселась передо мной на скамейку. За окном бушевала непогода, и в комнате царил полумрак, так что трудно было определить, который час.

— Я хочу сообщить тебе удивительную новость, — сказала Марианна, едва сдерживая смех.

Я положил Коран на тумбочку и пробормотал:

— Ну говори скорей, дорогая…

— Зухра решила учиться…

Я смотрел на нее, ничего не понимая.

— Она в самом деле решила учиться. Она сказала мне, что будет каждый день уходить на один час на занятия…

— Это действительно удивительная новость.

— В нашем доме на пятом этаже живет учительница, и Зухра договорилась с ней об уроках.

— Да, удивительное решение!

— Что касается меня, то я ничего не имею против. Жалко только ее денег — ведь ей придется платить учительнице.

— Это благородно с твоей стороны, Марианна, но я очень удивлен!

Когда Зухра принесла мне послеобеденный кофе, я сказал:

— Хитрушка, ты что же это скрываешь от меня свои новости?

— Я ничего не скрываю от тебя, — застенчиво улыбнулась она.

— Ты ведь решила учиться? Скажи мне, как это пришло тебе в голову?

— Все девушки учатся. Таких сейчас много.

— Но ведь прежде ты не думала об этом. — Я весело засмеялся. — Ты говорила себе, что красивее их, хотя и не так образованна… не так ли?

Во взгляде ее светилась радость.

— Но ведь это еще не все… — продолжал я, выдержав паузу.

— Что же еще?

— Еще есть наш друг Сархан аль-Бухейри…

Ее лицо залилось румянцем.

— Что касается твоего решения учиться, то это прекрасная мысль, — сказал я одобрительно, — а вот Сархан…

— Что же он?

— Эти юноши себе на уме!

— Все мы дети Евы и Адама, — ответила она с досадой.

— Да, конечно, но…

— Мир изменился, разве не так?

— Мир изменился, но они еще не изменились…

В ее взгляде отразилась работа мысли.

— После того как научусь читать и писать, я стану учиться какой-нибудь профессии, например портнихи, — сказала она.

Я боялся ранить ее чувства и поэтому лишь осторожно спросил:

— Он действительно любит тебя?

Она кивнула.

— Да сохранит тебя аллах и пошлет тебе счастье.

Время от времени я помогал ей в занятиях по овладению грамотой. Все в пансионате уже знали о том, что она учится. И никто не смеялся над Зухрой, во всяком случае в ее присутствии. Я был уверен, что каждый из нас в той или иной степени одобрял ее действия. Талаба Марзук следил за развитием событий, от его пристального внимания ничто не могло ускользнуть. Однажды он сказал мне:

— Какова же будет развязка в истории Зухры? Может быть, мы получим однажды киносценарий, как ты думаешь?

Я послал его к черту.

Как-то вечером я, по обыкновению, отправился в холл и увидел там Зухру, сидящую на канапе с незнакомой девушкой, очень изящной. Я догадался, что это учительница. Она пришла сюда потому, что у нее в квартире нельзя было заниматься — у ее родителей были гости. С тех пор она не раз приходила в пансионат и не могла нахвалиться своей ученицей.

Однажды, когда Зухра принесла мне кофе, я заметил, что она очень мрачная. Я спросил, здорова ли она.

— Как бык!

— А занятия?

— Все в порядке.

— Значит, дело в нашем друге аль-Бухейри! — заключил я.

Мы помолчали, прислушиваясь к шуму дождя.

— Мне тяжело видеть тебя такой угнетенной, — сказал я.

В ее глазах засветилась признательность.

— Что же случилось?

— Счастье покинуло меня.

— Я давно и не раз говорил тебе…

— Все это не так просто, как ты себе представляешь! — Она с грустью смотрела на меня. — Что мне делать? Я люблю его. Что делать?

— Ты думаешь, он обманывает тебя?

— Нет, он тоже любит меня, но все время говорит о каких-то трудностях.

— Но если человек любит…

— Он любит меня, — повторила она настойчиво, — однако постоянно говорит о трудностях.

— Но раз вы любите друг друга, ты сама должна знать, что делать.

— Да, я, конечно, знаю, что нужно делать, но сделать этого не могу.

— Пойдем, — прошептала Марианна, — пришли родственники Зухры.

Я направился за ней в холл. Там сидели сестра Зухры и ее муж. Зухра стояла посреди холла и смотрела на них твердо и решительно.

— Это хорошо, что ты пришла к мадам, — сказал мужчина, — но это позор, что ты убежала.