— Есть ведь такое понятие, как воля народа! — с чувством произнес Сафват.

— Какого народа?

— Простых людей, которых ты совсем не знаешь!

Хасан Хамуда задохнулся от возмущения. В эту минуту он ненавидел все на свете: сад, где цвели апельсиновые деревья, вечернюю прохладу, своего друга Сафвата Миргана и его жену. «Успокойся! — сказал он себе. — Не то разговор может кончиться для тебя такой катастрофой, какую и представить-то невозможно».

В одну неделю Алият пришлось дважды побывать на свадьбах: на очень скромном бракосочетании ее несчастного брата и Сании и на свадьбе Моны Захран и Салема Али в ресторане «Омар Хайям». Алият грустью думала, что теперь ее отношения с Санией и Моной уже не будут такими доверительными и нежными, как раньше, даже если они останутся подругами. Она ощущала в сердце ноющую пустоту. Мысль о том, чтобы вернуться к прежней жизни, ей претила. Она жаждала настоящей любви!

Как-то раз к ней на службу позвонил Хусни Хигази и пригласил к себе. В свободный вечер она отправилась к нему.

— Я давно хотел тебя увидеть, — радостно сказал Хусни, здороваясь с ней.

Но Алият только молча взглянула на него.

— Как живешь?

— Ем, пью и сплю, — вяло ответила Алият.

— Из несчастий, которые обрушивает на нас жизнь, следует извлекать полезные уроки. Не стоит падать духом, не стоит терзаться!

— Я и учусь на ошибках! Но на это требуется время.

— У тебя стойкая душа! Я спокоен за твое будущее.

Алият невольно засмеялась. Хусни внимательно посмотрел на нее.

— Что тебя так развеселило? — спросил он.

— Смешно видеть тебя в роли проповедника!

Хусни подошел к бару и начал смешивать свой любимый коктейль.

— Я это уже слышал!

— И не забыл? А новый фильм ты снимать не собираешься?

— Меня всегда заботит будущее моих девушек, и я не забываю их, не то что они, — заявил Хусни, протягивая бокал Алият. — Я поговорил о тебе с режиссером Ахмедом Радваном.

— Обо мне?

— Я сказал ему, что ты красива и очень фотогенична.

— Я? — воскликнула пораженная Алият.

— Ну да, ты!

Алият нервно рассмеялась.

— Но как же так… Я ведь ничего не умею…

— А Марзук? Разве он умел играть?

— Я не актриса. И ты забыл про моего отца.

— Он, конечно, будет против. Но его я беру на себя. Думаю, мне удастся его уговорить.

— Он гораздо упрямее, чем тебе кажется. Но главное препятствие не в нем. Все дело во мне самой.

— Давай попробуем, а уж тогда будем решать, что делать дальше…

— Ты серьезно?

— Он готов устроить пробные съемки.

— Почему ты так заботишься обо мне?

— Ну скажем, я не хочу, чтобы твоя жизнь исчерпывалась тем, что ты ешь, пьешь и спишь! — засмеялся Хусни.

Этот смех успокоил Алият.

— Я думал, ты обрадуешься, — продолжал Хусни. — Жизнь учит нас не терять надежды даже в самые трудные минуты.

Они выпили. Алият задумалась. Хусни отошел от бара к телевизору. Она открыла глаза, посмотрела на Хусни.

— Ты что-то сказал?

— Тоска рождает мудрость!

— А улицы затемнены.

— Ты ничего не способна понять!

— Будущее слишком туманно.

— В наше время надо дорожить каждой спокойной минутой!

— Сколько разного говорят!

— Даже если Каир будет разбомблен, он возродится.

— Мой бедный брат!

— Моего племянника должны были призвать в армию, но его мать, богатая вдова, небо и землю перевернула и добилась-таки, что его освободили от воинской повинности на том основании, что он эмигрирует в Канаду.

— Как это ей удалось?

Хусни только усмехнулся.

— Ну уж это ты сама сообрази! Но я вот что хотел сказать: неделю назад он погиб в автомобильной катастрофе!

Алият только грустно вздохнула, и Хусни добавил:

— Ну разве это не смешно?

— Неужели мы совсем лишены мужества?

— Те, кто бывали на передовых позициях, говорят, что боевой дух солдат необыкновенно высок! Зато в тылу неразберихи и паники хоть отбавляй. А вспомни о федаинах[11]! Это ведь подлинное чудо эпохи!

Их разговор прервал звонок. Хусни прислушался.

— Это, наверно, Ахмед Радван. Пожалуйста, возьми себя в руки и успокойся.

У Надер был последний съемочный день. Марзук не был занят на студии. Съемки закончились около девяти часов вечера. Все поздравляли друг друга с завершением работы над фильмом, пили. Ахмед Радван раздал деньги статистам и пригласил Надер выпить с ним чашку чаю в буфете.

За чаем Надер размышляла о будущем. По-видимому, у Ахмеда ей больше не сниматься. На студии открыто говорили, что он подыскивает ей замену. Конечно, при ее популярности Надер нечего опасаться. И все-таки у нее на душе кошки скребли. Слишком хорошо она знала повадки своего бывшего благодетеля.

— О чем задумалась? — спросил режиссер.

— Как нам остаться друзьями, — ответила Надер откровенно.

— Дружба любви не заменит! — сухо сказал режиссер.

— Будь справедлив ко мне!

— Значит, ты действительно выходишь замуж?

— Я же тебе сказала.

— Но в свое время ты говорила, будто и я тебе небезразличен!

— Зачем ворошить прошлое? Своим успехом я обязана тебе, твоим заботам и бесконечно тебе благодарна.

— Спасибо! Но зачем тебе выходить замуж? На этом свете можно неплохо прожить и без этого!

— Мне кажется, ты не веришь в серьезность моих намерений.

— Очень не хотел бы верить!

— Ты не веришь, что люди могут сходить с ума?

— Верю, конечно! Я ведь и сам на это способен, но…

— Что?

— Но можно ли настолько потерять голову, чтобы не думать о будущем?

«Вот он и угрожает! Значит, остался самим собой», — подумала она и сказала:

— Будущее в руках божьих!

— Какое благочестие! — колко заметил режиссер, но против обыкновения не засмеялся, а сказал, сдвинув брови: — Может, оставим все как было?

— Я ведь говорила серьезно, устаз! — возмущенно возразила Надер.

— По-твоему, наши прежние отношения — это несерьезно? — Ахмед пришел в бешенство.

Надер пыталась что-то возразить, но он зло прошипел:

— Помни, огонь души быстро гаснет!

— Если мы верны своему призванию, нам нечего опасаться.

— Ты сама не понимаешь, что тебе нужно! А я знаю, что для тебя нет ничего дороже искусства.

— Предоставь судить об этом мне!

— Ты меня толкаешь в пропасть! — крикнул режиссер.

— Не преувеличивай! Мне ли тебя учить житейской мудрости?

— Какое бесстыдство — вот так прямо заявить, что все прежнее было одним притворством!

— Прошлое пора забыть! — воскликнула Надер, задыхаясь от негодования. Взяв Ахмеда за руку, она сказала просительно: — Открой свое сердце для новой дружбы!

— А любви, значит, и вовсе не было?

— Видно, бесполезно говорить с тобой на эту тему, — грустно вздохнула Надер.

— Совершенно бесполезно! — отрезал режиссер.

Наступило молчание. Надер размышляла о том, какие последствия может иметь для нее этот неожиданный разговор. Ее позвали к телефону. Она встала со вздохом облегчения. Ахмед издалека наблюдал за ней. Он увидел, как Надер резко бросила телефонную трубку. Что-то случилось! И по-видимому, что-то очень серьезное. Глаза ее расширились от ужаса. Она бросилась к двери, забыв свою сумочку. Он схватил сумочку и побежал за Надер. Но едва он ее окликнул, она гневно обернулась и крикнула:

— Ты… ты… ты… преступник! — и как безумная вскочила в свою машину.

Надер бессильно опустилась на металлический стул. Ее глаза опухли от слез. Марзук неподвижно лежал на больничной койке. Его голова и лицо были забинтованы. Ему только что сделали сложную операцию. В больницу его привезли с разбитой нижней челюстью и сломанным, изуродованным носом. Рядом с актрисой сидели Ибрагим, Сания и Алият. В палату заглянул было Ахмед Радван, но, почувствовав общую враждебность, поспешил уйти.