Были недавно у меня в гостях Сидорович и Бобров, малость засиделись, двенадцатый час ночи. Та же история:

— Алле, кто это?

— А догадайся с трех раз…

— Здравствуйте, Борис Натанович. Да, Сидорович у меня, даю.

Саша берет трубку, говорит «Здравствуйте», узнает голос и довольно-таки вальяжно, со знаками препинания, объясняет когда и как отправляется на «Аэлиту».

Бобров слушает, слушает, потом переводит взгляд с часов на меня:

— Это что, действительно Стругацкий звонит?

Эпопея Ленина в Разливе отнюдь не закончилась событиями, описанными в учебниках и научно-популярных книжках.

Как известно, уже несколько лет в Разливе проводится Интерпресскон. К счастью, до шалаша от пансионата пять километров, и он пока еще стоит, наверное.

Но перед пансионатом установлен бюст вождю революции, масштабом, примерно, три к одному.

На Интерпрессконе-95, гипсовая голова пугала всех отбитым носом, что не помешало сильно повеселевшему в баре москвичу Саломатову забраться на плечи бюста и попытаться сунуть вождю в рот то, что неудобно и произносить вслух (уж прошу прощения, но из песни строк не выбросишь — о времена, о нравы!).

Андрей Измайлов в романе «Покровитель» описал безносого вождя перед пансионатом и к Интерпресскону-97 вождю придали должный вид («Волшебная сила искусства — резюмировал Андрей Нариманович). В первый же день кто-то густо напомадил губы Владимира Ильича.

На Интерпрессконе-98, представители «Северо-Запада» Петрушкин и Тишинин, которым надоело сидеть в прокуренной атмосфере кафе, вышли на улицу, водрузили на голову ненавистного деятеля пустую бутылку и, набрав кучу камней, встали на исходную позицию. Мы с Бобровым вовремя заметили и едва успели отогнать ретивых стрелков.

С ужасом думаю: что еще можно придумать над злосчастным бюстом и как это предотвратить?

«Авторы считают своим долгом предупредить читателя, что ни один из персонажей этого романа не существует (и никогда не существовал) в действительности. Поэтому возможные попытки угадать, кто здесь есть кто, не имеют никакого смысла.»

Из предуведомления к роману А. и Б. Стругацких «Хромая судьба».

РУКОВОДИТЕЛЬ: Сегодняшнее заседание необычно для нашего семинара, так как предметом обсуждения является вещь нестандартная, я бы сказал даже, уникальная. Честно признаться, я предпочел бы, чтобы присутствующие сегодня в этом зале высказали предположение: как долго обсуждаемое произведение продержится в памяти… м-м… благодарного человечества. Поднимите руки, кто вообще читал сие произведение… Так, больше половины, хорошо… Значит сюжет господину прокурору пересказывать не нужно. За сим, уважаемый прокурор, прошу…

АВТОР: (Всхлипывает).

ПРОКУРОР: Во-первых, до сих пор мне не доводилось ознакомиться с обсуждаемой вещью, но с другой стороны, не имея возможности противиться желанию нашего многоуважаемого руководителя, пришлось дать согласие на прокурорство, хотя объективные причины для отказа безусловно имеются. К таковым относится, во-первых, то, что вещь эту просто невозможно дочитать до конца.

Тем не менее, я приступаю непосредственно к произведению. На мой взгляд, во-первых, оно о том, как один разгильдяй, человек без стержня и опоры, не никудышный, но и ничем не примечательный, определяет в итоге, в ходе многочисленных коллизий, свою жизненную позицию, переживая, во-первых, жизненную драму, потерю любимого существа, крах жизненных идеалов, изменяя при этом, во-первых, своим жизненным принципам, и пренебрегая своими обязанностями как человека и гражданина.

Прошу учесть такой момент. Предложенная тема не нова и неоднократно отражалась в мировой литературе…

АВТОР: (Всхлипывает).

ПРОКУРОР: Другой момент, не менее привлекательный, заключается в том, что автор пытается решить свою задачу, во-первых, средствами неординарными, нестандартными, нешаблонными и необычными. Моментами ему это удается. Как-то: момент с кражей видится психологически обоснованным, но эсхатологический базис его непродуман. Другой момент, — собственно, сама трагедия главного героя, — производит поразительно тягостное ощущение сопричастности героя автору и наоборот. Но этот же привлекательный момент имеет и свою оборотную сторону. Отражая собой, во-первых, саму сущность психологических конфликтов своего времени, он — я имею в виду главного героя, — в то же время сам преломляется на мировоззрении своей эпохи. Психологическая недоработка характера демонстрирует достаточно ясно, что авторская концепция вещи создавалась в процессе написания…

АВТОР: (всхлипывает).

ПРОКУРОР:… что, конечно, нельзя не приветствовать.

Теперь о языке. Во-первых, лексика. Удивительно мал словарный запас автора. Просто удивительно мал. Мал просто удивительно. Просто удивительно, как с таким малым словарным запасом автору удалось написать такое, в общем и целом, значительное произведение. А произведение — в общем и целом, подчеркиваю, — показалось мне очень и очень значительным.

Поэтому я предлагаю уважаемым коллегам подумать, почему именно на этого героя автор возложил миссию пробуждения нашей совести? Почему?.. Спасибо за внимание.

РУКОВОДИТЕЛЬ: Спасибо. Я думаю, что вы не правы, но все равно спасибо. Адвокат готов? Прошу…

АДВОКАТ: Прежде всего я считаю нужным не согласиться с уважаемым прокурором в вопросе возможности прочтения обсуждаемого произведения. Особенно же в подвопросе интерпретации текста. Любой мало-мальски грамотный человек знает, что такое периодические дроби. Эти дроби бесконечны, если записывать их в простой позиционной системе счисления. С другой стороны, записать эти дроби чрезвычайно просто: достаточно заключить период в скобки. С учетом этого нужно рассматривать и обсуждаемую вещь. Заключая общую идею вещи, с фатальной периодичностью возникающую то и дело перед читателем, в подобие таких скобок, мы сумеем прочесть эту вещь достаточно легко. Упростив таким образом композицию произведения и сведя ее к элементарному числу с одним макроопределением в цикл, мы получаем возможность вплотную подойти к теме, главной теме вещи.

АВТОР: (Всхлипывает).

АДВОКАТ: Будучи необъективным максималистом, я рассматриваю данное произведение, как притчу о бесконечности познания человеком Добра и Зла в каноническом звучании этих понятий. Автор, на мой взгляд, достаточно четко определил идейную направленность вещи, что является его несомненным достоинством. Особенно мне импонирует постоянный поиск автором новых форм литературного и эмоционального воздействия на читателя. Каждым словом, запятой, фразой, оборотом автор стремится выкорячиться и не быть похожим ни на кого. Принимая во внимание новаторскую идею в сюжетном построении романа, я могу с уверенностью сказать, что это произведение навсегда останется в истории текущего литературного процесса.

РУКОВОДИТЕЛЬ: Та-ак… Спасибо. Есть желающие высказаться? Лес рук. Вы, пожалуйста…

1-й УЧАСТНИК: Вообще-то, произведение мне понравилось. Хотя из двадцати пяти первых страниц я бы выкинул страниц… двадцать.

АВТОР: (Всхлипывает).

1-й УЧАСТНИК: Или двадцать пять. Там сначала все ужасно затянуто, я просто не мог дотерпеть, когда же начнется самое главное. Автор все время меня настраивает: вот сейчас такое будет, такое! — а это «такое» только на последней странице.

РУКОВОДИТЕЛЬ: Погодите-ка… Но что же останется, если выкинуть первые двадцать пять страниц? Вот вы представьте себе… И что останется?

ПРОКУРОР: Подсчитано — ничего не останется.

1-й УЧАСТНИК: Ну и что? Может, в этом и заключена суровая сермяжная правда?

РУКОВОДИТЕЛЬ: Нет здесь правды. Ни сермяжной, никакой. А что у нас говорит куратор уважаемого автора?

ПРОКУРОР: Он ничего не говорит. Он не пришел.

РУКОВОДИТЕЛЬ: Почему?

ПРОКУРОР: У него вчера был приступ. Написал за сутки три повести и сейчас отходит.