Я слишком зла, чтобы начать рассказ. Почему она заранее встала на сторону Дарси, даже не выслушав меня?

— Сейчас мне ни с кем не хочется это обсуждать. Даже с тобой или с папой, — добавляю я. Потому что знаю: она использует отца в качестве стенобитного орудия — мама всегда так делала, когда я была маленькой. Детям частенько грозят: «Погоди, вот папа вернется», но в нашем доме эти слова имели совсем другое значение. Под угрозу вставала моя репутация — репутация хорошей девочки, которую так любит папочка. Один суровый отцовский взгляд был для меня страшнее любого наказания, и мама это знала.

— Отец в гараже, он просто вне себя, — говорит она, едва справляясь с волнением. — Не думаю, чтобы он пожелал с тобой говорить, даже если ты этого захочешь. Неужели ты не подумала о Дарси и ее родителях?

Когда влюбилась? Нет. Точно так же, как мне не пришло бы в голову думать о твоем покерном клубе или о своей учительнице из начальной школы.

— Мама, это моя жизнь. А не твоя или папина. Мне надо идти.

Прощаюсь и вешаю трубку прежде, чем она успевает сказать мне еще что-нибудь. Она пожалеет о своем тоне, когда узнает, что Дарси забеременела от другого. Пусть подсчитывает, сколько месяцев прошло, начиная с августа. Тогда, может быть, мама позвонит мне, извинится и сбросит одного из своих кумиров с пьедестала.

Думаю, не позвонить ли Аннелизе, прежде чем это сделает Дарси. Однако мне не хочется будоражить будущую мать этой новостью.

— Я полагаю, что легенда распространилась на запад? — спрашивает Декс.

— Да. Миссис Рон позвонила моей матери.

— Хреново, — говорит он. — Дарси, черт возьми, беременна от другого! Об этом она, наверное, забывает упомянуть!

— Очевидно, да.

— Может быть, мне позвонить миссис Рон?

— Нет. Давай просто подождем, пока все не выяснится само собой. И пошли они все!..

— Ты права, — говорит он, сжимая кулак. — Дарси! Просто невероятно!

— Да.

Мы молчим. Мне неловко. Вдруг начинает казаться, что Итон был прав: я хотела заполучить Декса лишь затем, чтобы досадить Дарси, а теперь, когда он пришел, — не знаю, что делать. Но нет, любовь постепенно начинает вытеснять тревогу, и это чувство ни с чем не спутаешь. Просто нужно время, чтобы мы наконец опомнились. Смешно, но до сих пор этого так и не произошло.

— Закажем обед? — спрашивает Декс, нарушая молчание.

— Я не голодна. Лучше лягу спать, — говорю я, хотя времени лишь восемь часов. — Очень устала. И кроме того, сейчас слишком жарко, чтобы есть.

Кажется, он понимает истинную причину.

— Я тоже не голоден, — говорит он.

Смотрю, как Декс вяло убирает вещи и разыскивает бритвенный прибор. Он моется, я чищу зубы, запираю входную дверь и залезаю в постель. Мозг работает на пределе, пытаясь совладать с чувствами. Ненавижу, когда эмоции захлестывают, потому что никак не могу выделить главную. Я счастлива? Опечалена? Обижена? Не знаю. Думаю об Итоне. Вот он удивится! Декс оказался не такой уж тряпкой. Думаю о Джеймсе. Неужели мы целовались в тот самый момент, когда Декс объяснялся с Дарси? Я должна покаяться? Рассказать Дексу?

Потом начинаю думать о нас четверых: Маркус оказался неверным другом по отношению к Дексу. Я была неверна по отношению к Дарси. Декс ей изменил. И только Дарси причинила зло сразу двоим, своему жениху и мне. Она — единственная, кто повинен в двойной неверности. Вспоминаю девушку на скамье присяжных. Она торжествует и обращается к даме в костюме от Шанель: «Я же говорила!»

Декс вытирается и идет ко мне. Стоит возле кровати. Я передвигаюсь, занимая его излюбленную сторону. Может быть, мы меняемся местами, как бы символизируя тем самым новый виток наших отношений. Теперь они законны.

Он гасит свет, нащупывает меня под одеялом. Обнимает, потом дважды целует в ухо. Большего нам пока не надо. Он, возможно, тоже придавлен масштабами того, что случилось.

— Спокойной ночи, Декс, — говорю я.

— Спокойной ночи, Рейчел.

Долго прислушиваюсь к его дыханию. Почувствовав, что он уснул, тихонько зову его по имени.

— Что? — отвечает он. Оказывается, не спит.

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

— Да... А ты?

— Тоже.

Слышу, как он сопит. Сначала мне кажется, плачет. Потом с облегчением понимаю, что он смеется.

— Ты что?

— «Я купила эти часы в Лондоне», — передразнивает он и хохочет.

Слабо улыбаюсь:

— Ничего другого не смогла придумать.

— Я понял.

— Ведь это ты забыл часы на столике!

— Знаю. Вот черт! Вспомнил о них, как только она вошла. И подумал, что она их не заметит. Потом услышал вопрос и ждал, что сейчас ты как-нибудь выкрутишься. Но «Я купила их в Лондоне»... Я сидел в темноте и только руками разводил. Типа, тушите свет — сейчас начнется.

— Может быть, это и к лучшему. Теперь все всем ясно. В конце концов она бы так и так узнала.

Конечно, мне бы хотелось, чтобы все обернулось как-нибудь иначе. Может быть, лучше. Но возможно, Дарси так бы и не узнала о том, что было этим летом, если бы все еще оставалась с Дексом.

— Да. Конец помолвке. И двум дружбам, — говорит он.

Интересно, чего ему жаль больше? Надеюсь, что Маркуса.

— Ты вправду думаешь, что вы с Маркусом больше не сможете общаться?

Он вздыхает и поправляет подушку.

— Сомневаюсь, что через пару дней мы вместе пойдем пить пиво.

— Ты поэтому такой грустный?

— Не вижу никаких причин грустить, — говорит он. — Я с тобой.

Хочу сказать Дексу, что люблю его, но решаю подождать до завтра. Или даже до послезавтра.

Двенадцать часов спустя я направляюсь в кабинет к Хиллари, когда в коридоре меня перехватывает Лэс.

— Отлично. Ты вернулась. Мне надо с тобой поговорить.

Да, я хорошо провела время. Так мило с твоей стороны спросить об этом.

— Сейчас?

— Да, сейчас. Зайди ко мне. Живенько.

Хочу сказать ему, что приличные люди обычно не говорят «живенько», если только не шутят и не играют в крестословицу.

— Только возьму блокнот, — говорю я. Все вернулось на круги своя.

Через минуту уже сижу в его кабинете, пропахшем луком, и скорописью записываю указания относительно трех новых дел. Самые нудные, трудоемкие, идиотские, якобы тупиковые проекты, более подобающие стажеру. Это мое наказание за то, что я взяла отпуск. Он разговаривает со мной в возмутительном приказном тоне, и, судя по голосу, мне не следует его прерывать и задавать уточняющие вопросы. Разглядываю его нос картошкой и думаю, как все это мне опротивело. Вспоминаю, до чего же хорошо было в Лондоне, вдали от него. Мечтаю уволиться, найти другую работу в Нью-Йорке или, может быть, уехать в Англию вместе с Дексом. Пусть Лэс остается за бортом. А на выходе я скажу ему все, что о нем думаю. Например, что у него в носу растут волосы.

После целого часа заточения (в моем присутствии он трижды долго говорит по телефону) я наконец свободна. Иду прямиком к Хиллари. Там настоящее поле боя — еще хуже, чем обычно. Документы лежат повсюду — некуда ступить. Оба кресла тоже завалены бумагами, на столе целая груда скоросшивателей, папок и старых газет.

Она поворачивается в кресле.

— Привет! Садись. Как поездка?

— Куда сесть?

— Просто скинь это барахло... Как тебе Англия? Как дела?

— Ну... — говорю я, освобождая одно из кресел. — В Англии просто замечательно. Я сделала определенные успехи. А вчера вечером вернулась домой и узнала, что Декс отменил свадьбу.

Она недоуменно смотрит на меня:

— Отменил? Насовсем?

Рассказываю ей всю историю от начала до конца. Она переспрашивает на каждом слове и в конце концов ста-новится похожа на репортера, который берет интервью у знаменитости. Прикрывает глаза ладонью, смеется, качает головой, а потом вскакивает, огибает стол и обнимает меня. Такая реакция неудивительна. Я и не ожидала, что поведаю Хиллари о том, что мы с Дарси больше не подруги, что мои родители в ужасе и что известие о моем предательстве со скоростью света распространяется по всей Индиане.