Клетки и собачьи контейнеры полны детскими телами. Все наше кошмарное, уму непостижимое детство вмиг оживает перед глазами, и меня охватывает безотчетная паника. Боль в голове, о которой я на минуту забыла, вновь пульсирует так, что, кажется, череп сейчас расколется надвое.

Ангел тоскливо смотрит на какую-то клетку. Шаг — и я рядом с ней созерцаю плоды очередного «научного» эксперимента. Насколько мне известно, генетические опыты удались только с нами шестерыми и с ирейзерами. Все остальные провалились. Но белохалатники продолжают свои дьявольские затеи. И вот перед нами два крошечных существа. Сердце, почки, кишечник — все снаружи. С первого взгляда понятно — они долго не протянут. Очередные отходы производства.

— Садизм какой-то, — шепчет рядом Клык. Поворачиваюсь к нему. Он смотрит на большую кошку за решеткой. Никогда раньше я не видела в лаборатории настоящих зверей. Но только я наклоняюсь посмотреть, как существо просыпается, поворачивается, сонно моргает и засыпает снова.

Я едва устояла на ногах. У ЭТОЙ кошки человеческие глаза. Пригляделась к лапке — пальчики тоже человеческие. Такого никакой Хичкок на придумает!

Поднимаю голову. Ангел читает табличку на следующей маленькой клетке. В ней повизгивает во сне зверек, похожий на собаку.

— Привет, песик, — ласково шепчет ему Ангел. — Ты похож на Тото из «Волшебника Изумрудного Города».

Подхожу к Надж. Она застыла перед контейнером средних размеров.

Там существо с крыльями.

Перехватываю взгляд Клыка. Он тоже видит нашего крылатого собрата, тяжело вздыхает и качает головой. В глазах его застыла печаль и нежность. Подойти бы к нему, прижаться, обнять… Не время…

— Ты же понимаешь, нам их всех не спасти. — Откуда он знает, что у меня на уме?

— Предполагается, что я спасу мир. Так что здесь и начнем мою спасательную миссию.

Вот и смотри, Макс. Теперь-то ты понимаешь, чем ты отличаешься от Клыка? — неожиданно вмешивается Голос.

«Не смей чернить его в моих глазах, — думаю я, — Клык обычно прав. Он, скорее всего, прав и сейчас».

А что важнее, быть правым или поступать по правде, как велит совесть? Это один из самых трудных вопросов.

«Отстань, мне не до твоих моралей. У меня есть дела поважнее».

— Открывай задвижки, — шепчу я Игги, и он передает нашим по цепочке мою команду.

Отпираю первую клетку и тихонько встряхиваю спящее в ней существо:

— Просыпайся, беги! Ты свободен.

Бедняга только непонимающе моргает в ответ.

Несколько пленников уже очнулись и, прижавшись к решеткам, издают странные звуки. Я никогда не слышала ничего подобного. Все мы быстро-быстро лавируем между контейнерами. Наконец почти все пленники свободны. Они вылезли из своих ящиков, и кто со страхом, кто с недоумением смотрят на дверь лаборатории.

Один крупный ребенок ухватился за прутья решетки. Похоже, это девочка. Мне видны ее аккуратно уложенные по бокам крылья. Она, видимо, постарше другого крылатого существа, которое первым обнаружила здесь Надж.

Я отпираю дверь ее клетки, и она шепчет:

— Кто вы? Зачем вы это делаете?

— Детям за решеткой не место, — так же шепотом отвечаю я ей. И потом громко, на всю лабораторию, командую во весь голос:

— Сматываем удочки, быстро!

— Сюда, сюда, за мной! — это Надж указывает дорогу освобожденным нами мутантам. — Идите сюда, не бойтесь, это не страшно.

— Как раз страшно, — говорит Игги, — я уже слышу голоса.

— Шевелитесь, скорей, скорей! — командую я и сама удивляюсь, как твердо звучит мой голос. Сердце бешено колотится. Что я делаю, как я справлюсь с этой толпой. О них обо всех надо будет заботиться, а я и со своей-то пятеркой едва могу совладать. Ладно, об этом после, утро вечера мудренее.

— Надж, Клык, Ангел, быстрей, быстрей, торопитесь!

Подгоняя остальных, они уже проскочили мимо. Позади первые двери, вторые, и вот, наконец, лестница.

Даже и без острого слуха Игги я всем существом ощущаю, что нас вот-вот обнаружат, всем своим существом чувствую неизбежную погоню.

Думай, Макс, соображай на ходу. Прикинь, рассчитай каждый шаг.

О'кей, Голос, о'кей! Без тебя знаю. Впереди лестница. Дальше трубы канализации. Практически заталкиваю освобожденных нами детей в темный лестничный пролет — один, другой, третий…

Один из малышей не выдерживает и, поскуливая, сворачивается калачиком прямо в проходе. Хватаю его на руки и через две ступеньки скачу с ним наверх. Шаг у меня уверенный — в голове уже готов план отступления.

Слышу, как вверху Клык ударом колена отворил стальную дверь в туннель. Не прошло и пары минут, как один за другим вся наша нестройная армия выскакивает наружу в липкую, вонючую духоту канализационных путей.

— Где это мы, — спрашивает давешняя крылатая девочка. На вид ей лет десять, и, одна из немногих, она умеет говорить.

— В канализационной системе. Под большим городом. Это наш путь к спасению.

— А вот со спасением-то тебе, милочка, придется подождать! — злобно шипит сзади Ари. — Дай-ка я, Максимум, задержу тебя на пару слов. Мы с тобой еще не все друг другу сказали.

Внутри у меня все оборвалось, а у девочки-птицы глаза расширились от ужаса. Она что, тоже знакома с Ари? Осторожно передаю ей хнычущего у меня на руках малыша и медленно поворачиваюсь к Ари лицом.

— Ты опять здесь? Что ты тут забыл? Я-то думала, папочка тебя на коротком поводке держит!

Он судорожно сжимает кулаки, а я стараюсь выиграть время. Надо дать нашим уйти подальше.

— Так что же с тобой случилось, Ари, когда Джеб увел нас в горы? Кто там в Школе за тобой присматривал? — заговариваю я ему зубы, отвлекая на себя его внимание.

Зрачки у него сужаются, а клыки отрастают прямо у меня на глазах.

— Белохалатники, кто же еще. Только что-то ты больно обо мне печешься. Не думай, я был в хороших руках. В самых лучших. Так что обо мне отлично и без него позаботились.

— А скажи мне, Ари, это Джеб велел им тебя в ирейзера превратить, или они сами… воспользовались его отсутствием?

Каждый мускул мощного тела Ари напрягся от ярости.

— Тебе-то что за дело? Это ты у нас безупречный экземпляр, единственно стопроцентный рекомбинант. А я никто, мальчишка, брошенный на произвол судьбы.

Странно… За то, что он сделал с Клыком у океана, я бы его с радостью измолотила. Но почему-то, несмотря на это и на все остальные его злодейства, во мне поднимается волна жалости. Он прав, едва мы вырвались из Школы, я про него и думать забыла. Не вспоминала, не задумывалась ни о том, почему его Джеб бросил, ни о том, что с ним без Джеба стало.

— Так что же получается, Ари, Джеба не было рядом, он не мог тебя защитить, и с тобой проделали этот ужасный опыт?

— Заткнись, — озверело рычит он, — много ты понимаешь, кретинка.

— Кому-то явно потребовался эксперимент на жизнестойкость ирейзера. Вот они тебя и использовали, чтобы вывести суперобразец.

Ари конвульсивно сжимает и разжимает кулаки. Его трясет от злости.

— Слушай, Ари. Не думаю, что я ошибаюсь. Вот она, твоя история: в три года тебе сделали прививку волчьей ДНК. Тебя, нормального ребенка, превратили в суперирейзера. Они рассчитали, что если мутанту дать нормальное человеческое детство, увеличится его жизнеспособность и продолжительность жизни. Тебе ведь все это хорошо известно. Скажи, я права? Права?

Внезапно он рванулся вперед, обрушив на меня кулаки-кувалды. Даже с моими молниеносными рефлексами мне не удается увернуться от него на все сто, и он достал-таки мою скулу. Удар, хоть и скользнул по касательной, но я оказалась хорошенько приплюснутой к стене туннеля.

Сейчас он сделает из меня котлету. Чему быть, того не миновать. Старина Джеб, какой он ни есть дьявол во плоти, вдолбил-таки в нас законы уличной драки. Никогда не дерись по правилам — по правилам не побеждают. Любой, даже самый грязный трюк, хорош для победы. Жди боли, жди, что тебя измолотят. Если боль застала тебя врасплох, это верный проигрыш.