— Дэвид…

— Ни слова больше, леди! С меня достаточно!

— Я только хотела…

Он бросил на нее предостерегающий взгляд, но Эдди, проглатывая слова, выпалила: «Благодарю вас, что мы остались живы» — и отвернулась к окну. Разглядывая мелькавшие за стеклом темные поля, покрытые снегом, она думала, что единственное, чего ей хочется, — это как можно скорее очутиться дома.

Когда они доехали до округа Браун, серое небо на востоке посветлело.

Одной рукой Дэвид потирал шею, другой удерживал руль. Какая нелегкая понесла его в такую даль? У него, очевидно, временное помрачение рассудка, если он решил подбросить до дому эту маленькую гордячку и плутовку, обвиняющую его в краже лучшей из написанных им песен.

А ведь он мог бы сейчас нежиться в теплом уютном номере отеля, пригласив к себе флиртовавшую с ним рыжую девицу из «Последнего шанса». Она так тесно прижималась к нему в клубе, шепча на ухо похотливые обещания, пока он наблюдал за выступлением Эдди. А, ладно, кого он пытается обмануть? Он уже давно ни с кем не спит, с тех пор, как услышал о СПИДе. Это и растущее отвращение к кратковременным любовным встречам от Сиэтла до Бостона ограничило его сексуальную жизнь настолько, что товарищи по группе прозвали его «папаша Ландри». Впрочем, рыжая могла бы его раскрутить, но он был слишком поглощен выступлением темноволосой женщины с гибсоновской гитарой и проникновенным голосом.

Дэвид посмотрел на Эдди, все еще удивляясь, как он отважился забраться в такую даль ради нее. Девушка спала, ее голова склонилась к плечу. Поборов желание поправить прядь волос, упавшую ей на лицо, он нахмурился, подумав о непонятной власти, которую Эдди над ним обрела.

Когда они проезжали через Бин-Блоссом, Дэвид заметил рекламный щит летнего фестиваля музыки кантри. Дэвиду хотелось спросить о нем Эдди, но он не решился ее будить. Однако вскоре все равно придется разбудить ее, чтобы узнать дорогу. Дэвид выжал сцепление, одолевая подъем, и окинул усталым взглядом окрестности, высматривая указатель ближайшего мотеля.

Родной город Эдди, Нэшвилл, выглядел уютным и опрятным, и Дэвиду он понравился. Центр города напоминал фотографии в журналах, воспевающих очарование сельской глубинки. По обеим сторонам главной улицы располагались многочисленные ресторанчики, кафе, художественные салоны. Живописные цветные фасады зданий освещались старомодными итальянскими фонарями.

Выехав из города, Дэвид увидел деревянные дома. Они стояли на холмах в окружении тополей и кленов.

Эдди неожиданно проснулась и спросила:

— Где мы?

— Это вы должны мне сказать, — отозвался Дэвид.

— М-м… поверните направо вот туда, к этому холму.

Когда они повернули, Эдди пробормотала:

— Ну, Фрэнк, спасибо!

— Фрэнк?

— Сосед. Видите, расчистил подъезд к дому.

Это было очень удачно, поскольку последний участок дороги к дому Эдди представлял собой крутой подъем. Дэвид молча вел автомобиль вверх по холму. Они проехали мимо стоящих в ряд елей и оказались во дворе. Просторный деревянный дом стоял на вершине холма, из трубы на крыше вился приветливый дымок.

Дэвид затормозил у крыльца, и, прежде чем машина остановилась, Эдди выскочила наружу и бросилась в дом. Дэвид вышел следом, разминая затекшие ноги.

Войдя в дом, Дэвид обнаружил Эдди, стоящую на коленях перед постелью спящей девочки. Комната освещалась призрачно-голубым экраном телевизора. Эдди нежно гладила маленькую головку. В кресле-качалке рядом с кроватью девочки спала симпатичная черноволосая девушка. Большой шерстяной платок наполовину сполз с ее колен.

Вытащив из машины багаж Эдди и сложив вещи на ступеньки, Дэвид заглянул в комнату еще раз, чтобы попрощаться. Однако остановился на пороге, услышав, как Эдди ласково шепчет: «Все в порядке, моя сладкая, мама уже дома». Она нежно поцеловала дочурку в пухлую щечку, поднялась с колен и повернулась к Дэвиду. На ее губах была светлая улыбка, предназначенная для дочки. Эдди знаком позвала Дэвида следовать за ней.

В кухне она включила свет и подошла к плите.

— Я думаю, вам лучше остаться, Дэвид. Вы еле держитесь на ногах. Кроме того, — Эдди улыбнулась, — я перед вами в долгу за то, что подбросили меня до дому.

Предложение звучало соблазнительно, однако…

— Спасибо, не стоит. Я видел на дороге указатель поворота к аэропорту, — ответил Дэвид.

Эдди прислонилась к стене и продолжила:

— Вы слышали, что говорили по радио? Может пройти несколько часов, прежде чем расчистят взлетные полосы.

— Ничего, посплю в зале ожидания.

— Как хотите. Я слишком устала, чтобы спорить.

Она проводила его до входной двери. Дойдя до порога, оба остановились в неловком молчании. Дэвид достал из бумажника визитную карточку и протянул Эдди:

— Вот, пришлите кассету с записью по этому адресу.

Кивнув, она взяла визитку.

Ландри вышел, но, услышав ее голос, обернулся.

— Спасибо, что подбросили меня до дому! Не правда ли, впечатляющая поездка? — произнесла Эдди, и лукавая улыбка заиграла у нее на губах.

— Я бы назвал это по-другому, — ответил он.

Затем все-таки улыбнулся и помахал рукой на прощание.

Нужно было сосредоточиться на дороге, вместо того чтобы думать о женщине, оставшейся позади, в деревянном доме на вершине холма. Дэвид вспоминал, какая у Эдди красивая улыбка, когда вдруг почувствовал, что тормоза не слушаются. Машина потеряла управление и резво заскользила вперед. Потом неожиданно развернулась посреди шоссе и попыталась воткнуться в небольшой пригорок. Опомнившись, Дэвид схватился за руль, пытаясь повернуть. Но он упустил момент, надо было действовать быстрее. Автомобиль накренился и слетел с шоссе, врезавшись в высокий дуб, росший на обочине.

Эдди открыла дверь. Ее лицо выражало сдержанное сочувствие. 

— Я позвоню Фрэнку и попрошу вытащить вашу машину. Идите за мной.

В спальне наверху стояла старомодная широкая двуспальная кровать из орехового дерева, с пуховым матрацем — то, что сейчас было нужно Дэвиду, ноги и спина которого немилосердно болели после долгого сидения за рулем.

Эдди вытащила клетчатый плед и, быстро пробормотав: «Спокойной ночи», выскочила из спальни. Дэвид смотрел на кровать, и в голове у него мелькали странные фантазии: соблазнительная фигура обнаженной Эдди, которая склоняется над ним с призывной улыбкой… Но, услышав звук ее удаляющихся шагов, он с сожалением вздохнул.

Дэвид разделся, лег в постель и мгновенно погрузился в сон.

Через четыре часа его разбудил запах сваренного кофе. Лениво приподнявшись на локтях, Дэвид огляделся. Цветастый килт висел на стене напротив. На подоконнике в глиняных горшках рос декоративный папоротник. Взгляд Дэвида привлекла фотография в серебряной рамке, стоявшая на ночном столике. Юная пара, одетая по моде пятидесятых годов, радостно улыбалась, глядя в объектив. Дэвид решил, что это родители Эдди. Женщина была красива. Длинные волосы цвета воронова крыла, прямой нос и благородных очертаний рот напоминали Эдди. Только глаза были другого цвета — голубые. Их глубина была полна мудрости и в то же время веселья. Зато у мужчины с мандолиной на коленях глаза были такие же, как у Эдди, — карие, умные, с легким оттенком озорства.

Дэвид выбрался из теплой постели и посмотрел в окно на расстилавшийся вокруг снежный пейзаж. Хорошо бы здесь задержаться на некоторое время, спрятавшись от всех. Здесь, вдалеке от городской суеты, так спокойно. Но он вспомнил, что сегодня вечером назначена встреча с организаторами нового музыкального шоу. Устало, но решительно он направился в ванную.

Быстро побрившись, Ландри оделся и спустился вниз в кухню. Эдди резала морковь и неторопливо беседовала с дочкой. Увидев Дэвида, она приветливо улыбнулась:

— Вот, Рори, познакомься, это Дэвид. Он ночевал в комнате бабушки и дедушки.

— Привет, Рори, — поздоровался он. Голос со сна звучал немного хрипло. — Я слышал, у тебя болят ушки.