Она целует меня в губы.

— Я люблю тебя, — говорит она.

Я крепко сжимаю ее в своих объятиях и целую в ответ. Все, кроме нее, мне безразлично в этом мире. Я хочу говорить, но не могу. Когда я снова ее целую, я ищу подходящие слова и, в конце концов, мне удается сказать:

— Ты знаешь, чего ты хочешь, Вики? У тебя есть хоть какие-нибудь соображения насчет этого?

— Я хочу выйти за тебя замуж, — говорит она.

Банк на углу Уиллоу-стрит и Уолл-стрит. Я иду к Корнелиусу. Он сидит за большим письменным столом в огромной чистой комнате, которая могла бы быть красивой, если бы он не загромоздил ее всякими неподходящими вещами. Представьте себе картину Кандинского, висящую над камином работы Адама. И все остальное в том же духе.

— Сэр... — Обычно в офисе я так обращаюсь к нему, стараясь провести границу между родственными и служебными отношениями. — Я пришел попросить у вас трехмесячный отпуск. Извините, если не вовремя.

Почуяв неладное, Корнелиус держится настороже.

— Зачем тебе понадобился такой длинный отпуск?

— Я хочу поехать в Рино, чтобы стать резидентом штата Невада. Я решил развестись с женой.

— Присядь, Себастьян.

Он расстроен. Развод — это ненормально. Разумеется, это случается, но этого лучше избегать. Нужно действовать осторожно, чтобы не вызвать нежелательной реакции со стороны окружающих. Вечно этот старина Себастьян приносит неприятности, он постоянная колючка в боку, думает он.

— Себастьян, я виню себя, что вовремя откровенно не поговорил с тобой об этом. Конечно, мне было известно, что происходило, но я не вмешался, отчасти из-за того, что ты очень благоразумно вел себя и отчасти из-за того... — Он замолкает.

Это трудно для Корнелиуса. Он знает, что мама испытывает трепет от того, что мы с Вики, наконец, вместе, и он хочет, чтобы мама была счастлива. Но ему ненавистна даже мысль о том, что Вики находится в постели с кем-то, кто не является ее законным супругом, ведь для Корнелиуса трудно хладнокровно думать даже о законном супруге. Тем не менее, как обычно это происходит с Корнелиусом — в подобной эмоциональной неразберихе берет верх его железный прагматизм.

— Пойми меня правильно, — осторожно говорит он, — я не одобряю аморальность, но как я могу отказать Вики в ее маленьком счастье с человеком, который любит ее? Это было бы неправильно... и негибко. У меня абсолютно нет никаких намерений осуждать тебя, Себастьян, но я на самом деле думаю, что тебе не следует принимать поспешное решение. Разве не будет лучше, если ты на время будешь сохранять статус-кво?

Я решаю, что с меня достаточно поучений, так как ему не известны все обстоятельства, и я прямо говорю ему всю правду.

— Вики беременна, — лаконично говорю я, — как только я получу развод, мы с ней поженимся в Рино.

У Корнелиуса недоверчивое выражение лица; он не может поверить, что я настолько глуп, что дал Вики забеременеть, не находясь с ней в законном браке. Затем он приходит в ярость. Я ублюдок, который сделал беременной его маленькую девочку. Но, в конце концов, на его лице появляется неожиданно мечтательное выражение: мечты моей мамы в духе ее мыльных опер сбываются. Наконец у него с мамой будет общий внук. Забудь Эрика, Пола и Бенджамена. Они просто сыновья Сэма. У Вики и Себастьяна будет сын, и, начиная с этого дня, все будут вечно жить в семейном блаженстве.

Корнелиус вдруг начинает дрожать от возбуждения.

— Понимаю, — говорит он, пытаясь быть спокойным. — Да... несомненно, ты должен жениться! — В нем снова одержал верх его привычный прагматизм. — Что известно Рейшманам?

Он нервничает из-за Джейка. Это, возможно, будет последним гвоздем, вбитым в гроб дружеского партнерства между банкирскими домами Рейшманов и Ван Зейлов.

— Эльза уже угрожала мне разводом, — говорю я. — Поскольку время существенно для Вики, я не хочу околачиваться здесь, ничего не предпринимая, тогда как Эльза приводит в действие беспорядочный неприятный закон о разводе штата Нью-Йорк. Более того, я думаю, что Эльза будет рада, если я поеду в Рино и, как можно быстрее, улажу этот вопрос. Она очень решительно настроена насчет этого, и это одна из причин, по которой я не думаю, чтобы Джейк очень расстроился, когда до него дойдет новость. Все было бы по-другому, если бы Эльза была так же разбита, как Вики, когда умер Сэм, но она в порядке. Она прекрасно выглядит. У нее есть опыт замужней жизни, и она уже оглядывается вокруг в поисках подходящей кандидатуры. Она так же, как и Джейк, будет только рада избавиться от меня.

Этот убедительный анализ производит на Корнелиуса большое впечатление. Он уже прикидывает, какие инструкции дать Скотту, чтобы поделикатнее обойтись с Джейком.

— Ладно, это звучит неплохо, — смягчаясь, говорит он. — Хорошо. Я уверен, что все к лучшему. Когда ты уезжаешь?

— Завтра в полдень, если вы одобрите мой отъезд.

Корнелиус одобряет. К этому времени он уже еле сдерживает волнение, и как только я поворачиваюсь, чтобы выйти из комнаты, он поднимает трубку и звонит моей маме.

29 сентября 1959 года. Я притворяюсь, что иду в офис, и прокрадываюсь обратно в дом, чтобы упаковать чемоданы. Эльза всегда договаривается со своим парикмахером на утро по вторникам и затем завтракает со своей подругой.

Когда мои чемоданы упакованы, я захожу в детскую.

Алфред пытается понять, как вставить кубики разных размеров в отверстия ярко-красной коробки. Няня находится рядом в его спальне и убирает чистую одежду.

В течение некоторого времени я наблюдаю за Алфредом.

У Джона Донна есть одна строка, которая начинается так: «...Простишь ли ты меня?» И я пытаюсь вспомнить продолжение, но не могу. Простишь ли ты меня, Алфред? Нет, вероятно, нет. «Проклятый ублюдок», — скажешь ты, когда вырастешь. Ты отвернешься от меня, и я не смогу объяснить тебе, что я не способен от тебя отвернуться. Возможно, ты подумаешь, что я отвернулся от тебя, но я буду всегда с тобой лицом к лицу, поскольку я всегда буду мысленно наблюдать за тобой, наблюдать, как ты подбираешь эти маленькие кубики и вставляешь их в подходящие ячейки этой ярко окрашенной коробки.

— Умный мальчик, — громко говорю я.

Алфред поднимает глаза.

— Папа! — говорит он и швыряет в меня кубик. Я подбираю кубик и показываю ему, в какое отверстие его нужно вставить.

Он роняет кубик и с сияющей улыбкой смотрит на меня.

Мы с Алфредом пообщались в последний раз.

Я хочу взять его в Рино, хочу отвезти его к моей маме, но какой в этом смысл? Рейшманы все равно заберут его. Эльза — невинная брошенная жена, и она выиграет в суде опекунство. В любом случае я не собираюсь затевать тяжбу из-за опекунства над Алфредом. Пусть они забирают его — и не только потому, что я знаю, что у меня нет никаких шансов выиграть судебный процесс. Пусть они его забирают, потому что я хорошо помню, что значит для ребенка, когда он находится в ловушке между двумя родителями, борющимися за опекунство, но, если я постараюсь, у моего сына не будет такого рода воспоминаний.