Мы все идем в «золотую комнату», чтобы что-нибудь выпить. Корнелиус и мама сидят на диване и держат друг друга за руки. Мы с Вики сидим напротив друг друга и стараемся выглядеть целомудренными. Атмосфера перенасыщена сексуальностью. Даже грекам было бы трудно это вынести.

Когда, наконец, нам удается ускользнуть, мы забываем о Постумусе и бежим в нашу отдаленную спальню.

— Я должен идти через десять минут! — бормочу я.

— Стоит ли ложиться в постель? Почему бы нам просто не поболтать и не выпить еще?

— Я всю ночь не буду спать, думая о тебе.

Мы бросаемся на кровать, и через несколько минут мы на верху блаженства, но затем происходит один из тех несчастных случаев, которые случаются обычно с юнцами, полагающимися на негодную продукцию, выдаваемую автоматами в мужских туалетах. Подобную продукцию не следовало бы пускать в продажу — она не прошла контроля качества.

Я ничего не говорю, только про себя молюсь. Вики тоже молчит и, после того как я спускаю этот хлам в туалет, проскальзывает мимо меня в душ.

Как бы там ни было, на этот раз нам повезло, так как этот случай не имел последствий. Через десять дней Вики сказала, что снова неподходящий день месяца. Наверное, я с таким облегчением вздохнул, что она прибавила:

— Послушай, Себастьян, почему бы мне не взять заботу о контроле над рождаемостью на себя? Я как-то в течение короткого периода пользовалась колпачками и хочу снова попробовать.

— Ты уверена?

— Абсолютно.

Для меня это огромное облегчение. Я спрашиваю ее три раза, довольна ли она переменой, и она говорит, что не в восторге, но чувствует себя в большей безопасности, чем когда я пользуюсь презервативами.

Именно в этот момент я понимаю, что она не доверяет контролю над рождаемостью, если он обеспечивается ее партнером, и, подумав, я нисколько не удивлен. В духе Сэма Келлера было бы заниматься контролем за рождаемостью на манер самоубийцы-игрока в русскую рулетку. Она даже горячо говорит мне, что я должен позволять ей пользоваться ее колпачками, и когда я признаю, что русская рулетка никогда не была моим любимым развлечением, ее глаза наполняются слезами, ее одолевают ужасные воспоминания. Я обнимаю ее и прижимаю к себе, чтобы преградить им путь.

Я не Сэм Келлер, и никогда, никогда не займу его место.

12 июня 1959 года. В детской Постумус ждет свои четки и оценивающе улыбается своему приятному доброму дяде Себастьяну. Его два брата достаточно умны, чтобы держаться от меня подальше, но маленькая Саманта кокетничает со мной, а Кристин улыбается мне улыбкой Сэма Келлера.

Дома Эльза приняла политику вежливого нейтралитета в общении со мной, она красит волосы, становится блондинкой и покупает книгу о диете. Алфред бегает вокруг, таская за собой свой ксилофон, и пытается заново выкрасить прихожую Эльзиным лаком для ногтей, но я сильно шлепаю его по заднице. Крики и плач. Эльза зовет меня грубияном, но Алфред хоть и смотрит на меня свирепыми глазами, но в них светится уважение. Алфред больше этого не сделает.

Кажется, все развивается удовлетворительно, но по мере того, как наступают летние дни, на горизонте появляется маленькое облако, которое становится все больше и больше.

Мы с Вики ожидаем, когда наступят неподходящие дни, но оказывается, что все дни подходящие, и мы медленно осознаем, что ждем напрасно.

На смену спокойным дням приходят бурные.

Она беременна.

— Как, черт возьми, это могло случиться?

— Доктор сказал, что мне нужно было правильно подобрать колпачок.

Я не верю своим ушам и не в силах найти подходящие слова.

— Ты не купила новый? — наконец говорю я ошеломленно.

— Да, я купила. Я посмотрела на мой старый, но резиновая часть показалась мне странной, так что я купила в одной из этих огромных аптек в центре — я не хотела просить у моего доктора новый колпачок, поскольку он знает, что в настоящее время у меня нет мужа. Он мог начать читать мне лекцию.

— Что-что??!

— О, доктора всегда читают лекции женщинам — ты понятия не имеешь, что это такое. Когда я захотела сделать аборт, забеременев Постумусом, они набросились на меня — я просто не могла этого выдержать — после этого я возненавидела всех докторов, особенно гинекологов...

— Ладно. Остановись. Я понимаю. Доктора — это проповедники, фундаменталисты, обученные техническим приемам ведения допросов в КГБ, которые в засаде ожидают женщин, живущих вблизи Парка авеню. Но ведь есть больницы, где все считают, что совершенно нормально подобрать колпачок для женщины тридцати лет с пятью детьми. Почему ты не...

— Ты не понимаешь. Ты не понял, в чем дело. Я считала, что нет необходимости снова подвергать себя процедуре примерки колпачка. Я знала свой размер и думала, что он не меняется в течение всей жизни — точно так же, как размер обуви у взрослых. В конце концов человеку не нужно каждый год мерить себе ноги, чтобы удостовериться, увеличились они или уменьшились...

— Но кто-то должен был сказать тебе об этом!

— Нет. Никто. Знаешь, я пользовалась колпачком только в течение короткого времени, когда вышла замуж — менее одного года. Когда доктор дал мне его, он действительно сказал, что я должна проверять размер каждый год, но он не сказал почему, и я подумала, что он просто хотел убедиться, что колпачок не сломан. Но когда я забеременела и когда позднее Сэм снова начал настаивать на применении противозачаточных мер...

— ...со всем пылом человека, пытающегося разрекламировать свою плодовитость. Ну, ладно, а теперь давай подумаем об этом. Мы достаточно расстроены, так что не будем расстраиваться еще больше, вороша тяжелое прошлое. Давай сосредоточим наше внимание на настоящем. — Я протягиваю ей носовой платок и мысленно сбрасываю с себя шкуру Сэма Келлера, которая, по-видимому, мне как раз. Я делаю это, твердо говоря себе, что я здесь не просто посторонний зритель; я не могу просто сидеть и объявлять, что в этом нет никакой моей вины. Я слишком хорошо знаю, что благодаря Сэму, который ограждал ее от жизненных проблем, Вики жила как бы под покровом, и не следует возлагать ответственность за предохранение на такое абсолютно наивное существо, как Вики, основательно не побеседовав с ней на эту тему и не убедившись, что все мало-мальски серьезные аспекты этой проблемы ею поняты. Возможно, Вики совершила ошибку, но я также сделал большую ошибку и теперь должен выступить вперед, поддержать ее и сделать все, что в моих силах, чтобы предотвратить трагедию.

Я наливаю нам обоим полные бокалы, обнимаю ее и говорю:

— Вики, я не собираюсь навязывать тебе свое мнение на этот счет. В течение девяти лет Сэм диктовал тебе условия, но я не собираюсь быть похожим на Сэма. Это наша общая ошибка, и я принимаю на себя полную ответственность, но после всего, что случилось, теперь все зависит от тебя. Ты должна в течение девяти месяцев носить в себе этого ребенка. На тебя ляжет тяжелое испытание родить его. Ты должна сама решить, что ты будешь делать, но прежде, чем ты это сделаешь, я хочу сказать тебе следующее: что бы ты ни решила, я поддержу тебя. Ты должна принять решение, но тебе не придется одной бороться с его последствиями. Это я, по крайней мере, могу обещать.