«Пусть всем станет ясно, что мы — аванпост Америки, — сказал я твердо. — В конце концов, это экономическая война. Я знаю сентиментальные чувства британцев по отношению к американцам, освободившим их от Гитлера, но экономическая реальность такова, что мы ведем борьбу за контроль над Британией, всей империей, Европой и всем миром. Забудьте политические сказки о дружбе. В будущем на каждом английском столе должна стоять американская бутылка кетчупа. Я хочу самый современный офис, который только можно получить, самое современное оборудование и, насколько это возможно, американский штат сотрудников. Я хочу портрет президента в приемной и звездно-полосатый флаг, развевающийся справа от британского...

— Нейл! Ты бредишь. Очнись! Британцы вовсе не питают сантиментов в отношении нас. Они даже не признают, что мы выиграли для них войну. Более того, они не забыли, как мы оставили их одних воевать в «Битве за Англию»19, и ничто их так не обижает сегодня, как точка зрения американцев, которые думают, что Америка может вторгнуться в Англию и за одну ночь превратить ее в своего сателлита. Мы не должны высовываться со своим американским имиджем. Мы должны вести себя спокойно, осмотрительно и по-джентльменски.

— Разве есть закон, где говорится, что мы не должны вести себя спокойно, осмотрительно и по-джентльменски? — Господи, как чудовищны эти слова! — в современных офисах с современным оборудованием?

Наш старый офис на Милк-стрит, темная, унылая реликвия Викторианской эпохи, был, к счастью, разрушен во время бомбежки до такой степени, что уже не возникало вопроса о возвращении туда снова. Я был очень рад этому. Теперь нам был нужен новый имидж, во всяком случае, я не питал романтических чувств в отношении старых построек — ведь очень устаешь от старой канализации.

Однако Сэм сказал мне, что правильное расположение гораздо важнее современных удобств, и я узнал, что у него есть этаж в здании на Ломбард-стрит.

— А сколько лет строению? — спросил я, с подозрением относясь ко всему пережившему войну.

— По английским стандартам — новое. Оно построено в 1910 году.

— В 1910! Господи! А ты уверен, что ордер на его снос еще не подготовлен?

Сэм попытался сказать мне, что добрая часть Лондона вообще в руинах, и мы просто счастливчики, что нашли приличное место для офиса, но я оборвал его на полуслове.

— Господи! Временами я удивляюсь, почему мы так суетимся с этим европейским представительством, — сказал я. — Может быть, этим оно и ценно? Я считаю, что с Европой уже все кончено. Этот экономический бум так долго не продлится.

— Твое беспокойство, Нейл, вызвано тем, что ты никогда не жил в Европе и не в состоянии понять европейцев. Забудь свой упрощенный американский взгляд на Европу как на разрушенный континент. Европу всегда кто-то разрушал — сначала это были римляне, затем Аттила; Наполеон разрушил ее и Гитлер тоже, но суть в том, что страдания не истощили Европу, она выжила. Вкладывайте в нее деньги! И ради Бога, дай мне карт-бланш делать то, что в интересах банка Ван Зейла — я понимаю, это трудно, но постарайся удержаться от ценных указаний!

Я дал ему карт-бланш и в бешенстве повесил трубку.

— Я бы хотел, чтобы ты сделал усилие и приехал сюда, — сказал мне Сэм после рождения его второго сына. — Я думаю, ты бы перестал беспокоиться о Лондонском филиале, если бы смог сам увидеть, как хорошо у нас идут дела.

— Вопрос не в том, чтобы сделать усилие, — сказал я, хотя дело обстояло именно так. Всегда требуются усилия, чтобы заставить себя отправиться в такое место, где ты наверняка будешь чувствовать себя не как дома. — Конечно же, я совершу это путешествие! Неужели ты думаешь, что я буду откладывать встречу с новым членом семьи?

Сэм засмеялся, но я полагал, что втайне он надеется, что я не смогу собраться с духом и покинуть Америку. Я также догадывался, что, несмотря на то, что ему импонировало снова стать отцом, детский крик, суетящиеся няньки и сами существа, называющие его папа, не очень-то были по душе Сэму. Новизна положения его интриговала, но, подобно Джейку, он никогда не интересовался детьми, мне казалось, что он считал это напрасной тратой сил.

Тем временем я решил, что настало время взять отпуск. С отъезда Сэма и Вики я был все время очень занят, пристально следил за деятельностью нефтяного лобби в Конгрессе, основал несколько крупных предприятий для улучшения национальной системы скоростных трасс и часто посещал собрания Фонда искусств Ван Зейла. Я приветствовал возвращение Эйзенхауэра в Белый дом, радовался краху антимонопольной кампании, затронувшей инвестиционные банки, и вложил большие деньги в покупку картин Кокошки, который никому, в том числе Терезе, не нравился. Конец Корейской авантюры был неизбежен, и я предвидел, какие понадобятся вложения, присущие мирному времени. Безусловно, настало время сделать передышку, перед новым скачком в развитии экономики в связи с приходом к власти новой администрации. Но когда я конкретно стал рассматривать перспективу поездки за океан, я чуть было ее не отменил. Ведь Европа так далеко. Я никак не мог решить, каким способом я туда поеду. Может быть, заказать билет на трансокеанский самолет, который ежедневно летает в Лондон? Я решил, что я не против воздушного путешествия, если только я лично знаю пилота. Алисия же высказала мысль, что морское путешествие может оказаться более приятным, так что я приказал своим помощникам достать билеты на трансатлантический пароход, и, когда это было выполнено, я приказал им купить все последние путеводители по Англии. Я знал, что к путешествию надо хорошо подготовиться. Ни один европеец не должен принять меня за американского невежу, который неспособен проявить уважение к чужой стране. Я принялся старательно изучать путеводители, и порой зачитывался до поздней ночи.

— Я совсем не жду ничего хорошего от этого путешествия, — в конце концов признался я Алисии. — Мне бы больше хотелось поехать, как всегда, в Бар-Харбор.

— Но подумай, Корнелиус, как приятно будет снова увидеть Вики!

— Да, — сказал я, — но от Англии я не жду ничего хорошего для себя.

Я вспомнил о своем предыдущем визите в Англию в 1940 году, когда меня перехитрила Дайна Слейд, мой старый враг.

— У меня такое чувство, что, как только я ступлю на английскую землю, со мной случится что-то неприятное, — сказал я.

— Чепуха! — твердо возразила Алисия и заговорила о каюте, заказанной для нас на пароходе. Казалось, она предвкушает удовольствие от путешествия, но я знал, что она любит Европу не больше меня и очень волнуется перед отъездом.

— Итак, ты отправляешься в Европу в одной каюте со своей женой! — сказала Тереза, когда я, наконец, в общих чертах рассказал ей о предстоящем путешествии. — Замечательно! Я должна со смиренной улыбкой наблюдать, как ты собираешься во второй медовый месяц?

— Ничего подобного не произойдет! — возразил я, очень довольный таким проявлением ее чувства собственности. — Конечно, у нас будет общая каюта, для сохранения видимости, но у нас раздельные кровати.

— Это правда? — сказала Тереза. — Ну ладно, желаю хорошо провести время, и если ты, вернувшись, не полезешь ко мне в постель, я почувствую неладное!