— Алисия, — произнес Корнелиус голосом, лишенным выражения. — Это Тереза Ковалевски. Некоторые из ее картин представлены на выставке, как ты знаешь. Тереза, это моя жена.
На женщине было залоснившееся красное платье и красные туфли. Два оттенка красного цвета плохо гармонировали друг с другом. Она была выше Корнелиуса и рядом с ним выглядела большой и неуклюжей.
— Привет, — сказала она.
— Добрый вечер. — Мне хотелось сказать что-нибудь уничтожающее. В дневных сериалах жены умеют поставить на место любовницу мужа.
В течение секунды я все еще не могла поверить, что это именно та женщина, которая спит с Корнелиусом. Я знала, что это американская полька из Манхэттена по имени Тереза, которая рисует картины и у которой только одно вечернее платье, а также что Корнелиус встречается с ней регулярно, но я никак не могла постигнуть, какую огромную роль играет она в его жизни. Без сомнения, я предпочла бы не сталкиваться с правдой; возможно, так сильно любя Корнелиуса, я не вынесу этой правды. Но внезапно истинная тяжесть ужасной беды обрушилась на меня, и не было возможности ее избежать. Эта вульгарная, грубая, безвкусная девушка ложится в постель с моим мужем. Где-то в Нью-Йорке они лежат вместе в постели голые и упражняются во всех физических интимных делах, в которых мне отказано. Она знает, как он целует. Она знает все его интимные привычки. Она обладает целым миром знаний, которые должны принадлежать только мне.
Я смотрела на Корнелиуса и впервые почувствовала, что он меня предал.
— Это самый волнующий день в моей жизни! — поспешно сказала женщина. — На самом деле я так напугана, что едва могу говорить!
— Тереза боится критики, — несколько неловко объяснил Корнелиус.
— О, здесь Кевин! — воскликнула женщина. — Извините, но я должна... — Она убежала с облегчением.
После паузы Корнелиус с трудом произнес:
— Я сожалею. Не могу понять, почему ты подошла к нам. Я же тебя предупреждал.
— Да. Это не имеет значения. — Я осмотрелась безучастно, ища, с кем бы поговорить. Но еще один миллионер задержал Корнелиуса.
Я думала о том, каков Джейк в постели.
На мне было самое нарядное черное платье, и я пыталась решить, необходим ли мне макияж. Я не любила косметику, но раз уж на горизонте сорокалетие, вряд ли можно притворяться, что естественный вид наиболее привлекателен. Наконец я легко припудрила лицо, намазала губы неяркой помадой и тщательно подкрасила тушью ресницы. Затем, обратившись к шкатулкам для драгоценностей, я оставила без внимания бриллианты, которые нравились Корнелиусу, проигнорировала рубины и изумруды, которые я втайне ненавидела, и выбрала золотую брошку.
К шести часам я спустилась в одну из приемных комнат, не в любимую Корнелиусом золотую комнату, которая была маленькой и уютной, а в комнату Рембрандта, где мрачные автопортреты Рембрандта пристально глядели на изысканную английскую мебель восемнадцатого века. Я выпила большой бокал мартини и заказала еще. Тут я в панике начала подумывать, не будет ли атмосфера версальской комнаты менее угнетающей, но подумала, что увижу свое отражение во всех этих позолоченных зеркалах. Кроме того, мебель там была в стиле рококо. Джейк был достоин легкого изящества английской обстановки и, возможно, поскольку в его доме великолепная коллекция картин, он едва ли заметит картины Рембрандта на стенах.
— Мистер Рейшман, мадам, — объявил Каррауэй с сильнейшим британским акцентом.
Когда я встала, я поняла, что от непривычного для меня мартини я почувствовала головокружение, и тихонько оперлась кончиками пальцев о ближайший стол, чтобы восстановить равновесие. В данных обстоятельствах попытка успокоиться казалась не только символической, но и безнадежной.
— Алисия, — сказал Джейк, легко входя в комнату. — Как поживаешь? Надеюсь, я не опоздал. — Он подержал секунду мои руки в своих, затем отпустил их. Физическое прикосновение, сухое, бессмысленное, прекратилось еще до того, как я смогла что-либо ощутить. Я впервые заметила, что у него широкие рабочие руки с короткими пальцами.
— Нет, нет, разумеется, ты не опоздал! Садись. Чего бы тебе хотелось выпить? — я пыталась говорить не как актриса, читающая незнакомый текст.
Джейк посмотрел на мой пустой бокал и затем сказал, сев напротив меня:
— Я выпил бы немного виски со льдом. «Джонни Уокер», с черной этикеткой, если можно.
Мы немного поговорили об открытии выставки, пока Каррауэй не вернулся с выпивкой. Джейк держался просто, элегантно, невозмутимо. Я так сильно сосредоточилась на поддержании разговора, что мне было трудно замечать детали его внешности, но я видела, что его темный костюм идеально скроен, а однотонная рубашка скреплена на запястье золотыми запонками.
— Как прекрасно выглядела Вики! — сказал Джейк. — Очевидно, замужество пошло ей на пользу.
— Да, мы все успокоились.
Каррауэй вышел. Джейк наполнил виски свой бокал.
— За тебя, Алисия! — сказал он с учтивой вежливостью, которой мог позавидовать любой дипломат. — Благодарю за приглашение. Теперь, о каком же конфиденциальном деле ты упоминала? Должен признаться, я с трудом сдерживаю любопытство!
Я подумала, что, если бы он имел хоть малейшее представление о том, что я имею в виду, он был бы менее легкомысленным.
— Ну... — Я отпила немного мартини и продолжила: — Это просто... — Я остановилась.
— Это касается Нейла? — спросил Джейк, все еще вежливо, но с безжалостной прямолинейностью.
— Да, — сказала я.
Он протянул мне свой портсигар.
— Нет, благодарю, Джейк, я почти не курю в последнее время. Астма Корнелиуса...
— Я не Корнелиус и думаю, ты должна выкурить сигарету, чтобы успокоиться.
Я взяла сигарету. Когда он зажег ее для меня, он спросил резко:
— У Нейла неприятности?
— О, нет! — ответила я быстро. — Все хорошо. Просто, мы решили... жить немного по-другому, это взаимное решение и наша супружеская жизнь сохраняется, но... сейчас все немного отличается от того, что было прежде.
После паузы Джейк сказал:
— Понимаю, — и закурил сигарету.
— Нет, я полагаю, что ты не понял, поскольку я объясняю все так бестолково. Джейк, у Корнелиуса любовница. Я думаю, это не просто случайные приключения с кем-то, кто подвернулся под руку. Он регулярно встречается с женщиной, и ты, вероятно, знаешь об этом.
— Нет, — сказал он. — Я не знаю.
— О, я предполагала, что ты, Корнелиус, Кевин и Сэм знаете все секреты друг о друге.
— Моя дорогая, эти дни давно канули в Лету. Как же ты узнала об этой любовнице?