Наступает новый этап в Ленькиной жизни: дела семейные уходят на второй план, а на первом оказываются события политические. Политические страсти кипели в Чельцове, куда привезла семью мама, с не меньшей силой, чем в том городе, где началась революция; настроения взрослых отразились и на детях, в первую очередь на их играх. Почему так случилось, что, когда начались осложнения в деревне, Ленька и его друг по играм Игнаша Глебов вдруг оказались в разных лагерях? Мог ли Ленька ответить на это вопрос? Вряд ли. А сердце уже сделало выбор, честный и справедливый, с помощью тех представлений о хорошем и плохом, о том, что есть правда, какие он вынес из отцовского дома.

Настоящей, незабываемой школой стали для Леньки несколько дней в Ярославле, куда его, заболевшего дифтеритом, повезла мать. Какие контрастные впечатления обрушиваются на Леньку! Сначала был Ярославль, который потряс мальчика своей красотой. Голубое небо, высокий, утопающий в зелени берег, и на нем, словно выточенные из хрусталя, сахарно-белые дома, белоснежные башни, белые колокольни. Была мирная гостиница, встреча с веселым доктором, и казалось, единственным огорчением стал неприятный укол…

Но проходит всего несколько часов, в Ярославле начинается белогвардейский мятеж, и перед ошеломленным Ленькой предстает совсем другой город — страшный, развороченный, изувеченный снарядами. На его улицах Ленька с ужасом впервые видит убитых и раненых, шальная пуля чуть не обрывает и его жизнь.

Те дни, что Ленька провел в подвале гостиницы и в похожем на цыганский табор ее коридоре, оставили след навсегда. Ограниченный пределами крохотного помещения, мир и здесь оказался поделенным на два лагеря. И здесь, как в капле воды, отразилась современная жизнь, и здесь со всей четкостью надо было выбирать — и Ленька снова выбрал точно, безошибочно.

Ярославские страницы вместили в себя много событий, подробностей, лиц. Слышишь, чувствуешь интонацию голоса немолодой учительницы Тиросидонской, словно видишь ее, когда на вопрос Лешиной мамы, не страшно ли ей было оставаться в гостинице во время обстрела, она отвечает: «Да ведь не страшнее, сударушка, чем другим. А я, вы знаете, что делаю, матушка? Я, когда уж очень сильно пулять начинают, зонтиком закрываюсь». Не случайно эта на вид суровая, а на поверку добрая и справедливая женщина стала в эти дни опорой для Александры Сергеевны и Леньки.

Сильно, просто, на одном дыхании создает Пантелеев еще один образ — молодого человека, тоже оказавшегося в подвале гостиницы, когда шла борьба за город. Между ними тремя — мамой, Ленькой и новым знакомым возникает симпатия. Как будто никакого отношения не имеющая к политике, Александра Сергеевна чутьем догадывается о грозящей ему опасности.

Совсем немного слов сказано о его внешности, манерах, голосе, о выдержка, спокойствие, уверенность этого человека — все подготавливает читателя к последнему эпизоду, так точно завершающему образ.

Подталкиваемый к выходу из гостиничного ресторана и сопровождаемый наглым смехом белогвардейцев, «уже в дверях он оглянулся, прищурился и громко, на весь ресторан, но очень спокойно, легко и даже, как показалось Леньке, весело сказал:

— Смеется тот, кто смеется последний!..

Ленька на всю жизнь запомнил и эту фразу, и голос, каким она была сказана. Даже и сейчас еще она звучит в его ушах».

С каждым днем глубже, полнее раскрывается действительность перед Ленькой. Особенными оказались для него встречи с председателем комбеда Василием Федоровичем Кривцовым. Описывая его наружность, беседы с Ленькой, писатель щедр на краски, подробности. В результате возникает редкий по красоте, значительности характер. Леньку поражает его одухотворенное лицо с длинными, стриженными в кружок волосами, с большой русой, слегка золотящейся бородой. С этим прекрасным лицом гармонируют негромкий глуховатый голос, по-особенному привлекательная речь — плавная, певучая, образная, обладающая магической силой убеждения.

Возникает образ мечтателя, увлеченно верящего в возможность утверждения на земле свободы и вольности, добра и справедливости. Очарованный поэзией Некрасова, он читает Леньке наизусть строки из «Кому на Руси жить хорошо», не замечая, что и сам напоминает героя этой поэмы, готового к дальнему и жертвенному пути правдоискателя. Каждый разговор с ним наполняет Леньку ощущением встречи с чем-то нужным как воздух, с чем-то цельным и подлинным.

В этих трудных и непривычных условиях по-новому открывается и Александра Сергеевна. Теплом и любовью овеяна каждая строка, где автор пишет о матери героя повести: возникает портрет женщины редкого благородства, естественности, простоты такта. Всем своим обликом, отношением к сыну она напоминает написанные трепетной рукой портреты мамы Николеньки Иртеньева, матушки Сережи Багрова, бабушки Алеши Пешкова. Л. Пантелеев продолжает здесь традиции русской автобиографической повести.

Александра Сергеевна очень быстро определяет свое социальное положение, и на вопрос, кто она, ей ответить легко: учительница. Еще в Питере она начала давать уроки музыки. Но тогда это казалось временным, случайным, теперь ее культура, вкус, образование и вдруг открывшийся неожиданно для всех и для нее самой организаторский талант помогают ей найти себя по-настоящему, обрести в работе радость и уверенность.

С каким счастливым чувством вспоминал Ленька день маминого концерта в клубе. В зале было холодно, зрители сидели в шинелях и полушубках, завтра они снова возвращались на фронт. Но как дружно они аплодировали пению Александры Сергеевны, как тепло благодарили ее! Когда медленно шли, возвращаясь с концерта, Ленька вдруг услышал плач.

«— Мама, что с тобой? — испугался он.

— Ах, ты бы знал, — сказала она, останавливаясь и разыскивая платок, — ты бы знал, какие это хорошие, какие чудесные люди!..»

Мама была ближе, нужнее всех для Леньки. Помнит он, как в тревожные ярославские дни, измученная беспокойством за сына, Александра Сергеевна в шутку пригрозила, что будет привязывать его за веревочку. «Привяжи! Привяжи! Пожалуйста! — шептал Ленька, прижимаясь к матери… В эту минуту он только этого и хотел — чтобы всегда, каждый час и каждое мгновение быть рядом с нею».

С отъездом матери в командировку кончается пора детства героя и начинается другая пора, полная испытаний и горя. Рисуя путь Леньки, отправившегося на поиски Александры Сергеевны в Питер, автор ничего не сглаживает: суровой и трудной открывается жизнь перед мальчишкой, пустившимся в одинокое плавание по стране. Он становится беспризорником.

Было это на «ферме», куда следом за братом Васей тетка отправила и Лешу: ферма представляла собой настоящий разбойничий вертеп. Есть краденое ему там уже приходилось: товарищи «великодушно делились с ним», и, хотя он немного стеснялся этого, в конце концов побеждал голод. Но однажды, сидя у костра, компания вспомнила, что утром из города привезли несколько пудов печеного хлеба — для подкормки племенного скота.

«— А ну — питерский! Лешка! Вали сбегай поди… Принеси буханочку.

Ленька вздрогнул, покраснел и ничего не ответил.

— Ты что — не слышишь? Кому говорят?

— Я не умею, — пробормотал Ленька.

— Ха! Не умеет! А чего тут уметь? Иди и возьми — только и делов.

<…>

Идти было страшновато. Екало сердце. В животе было холодно. Но о том, что он идет на кражу, Ленька не думал. Он думал только о том, что нужно сделать все это ловко, чтобы не осрамиться перед товарищами».

Прошло время, и Ленька уже не краснел и не вспыхивал при слове «воровство». Жизнь его покатилась от одного приюта до другого, замелькали дороги, базары, склады, пристани, вокзалы, детские дома, колония, отделения милиции. И все время в нем жила тоска по нормальной человеческой жизни, по вечерам с завистью глядел он на освещенные окна.

Были на этом пути и остановки, и тогда казалось, что все еще может измениться, наладиться. Так, в небольшом городке Мензелинске судьба столкнула его с замечательным человеком — комсомольским вожаком Юркой. Началась работа, учеба, снова захотелось писать стихи, пьесы. Юрка не только физически спас замерзающего на улице Леньку. Рядом с этой деятельной добротой, уверенной целеустремленностью отошла, отогрелась душа мальчика, истосковавшегося по теплу, по честной жизни. Хотелось всеми силами оправдать доверие человека, в котором Ленька почувствовал старшего, верного и требовательного товарища.