Для меня все поляны одинаковы. Как разобрать – где больше клещей, где меньше? Потому вечером приходится уповать на удачу, а утро начинать, встряхивая одежду и проверяя, – не торчит ли откуда-нибудь набухшее тельце кровососа. Знавал я драбанта, что мог угадать количество кровопийц с точностью до дюжины на ярд. Правда, кончил он плохо – не разглядел змею.

Расседлав Гневко, вытащил из сумки пригоршню черных сухарей, грустно вздохнул и протянул гнедому. Жеребец с жалостью посмотрел на меня и, помотав головой, ушел в одуванчики.

– Благодарствую! – с облегчением выдохнул я вслед.

«Счастливец!» – позавидовал гнедому и лег. Пожалуй, скоро самому придется переходить на подножный корм. Вроде из одуванчиков салаты делают? Тьфу …

Посматривая на сумеречное небо, я смаковал каждую крошку и размышлял – что бы такое продать, если не удастся пристроиться на службу. Конечно, имелись у меня кое-какие вещички, позволявшие провести годик-другой в сытости и покое, но – жалко! Пока есть надежда, буду терпеть.

Чутье, выработанное за двадцать лет службы (жизни?) в наемниках, по привычке отмечало все незнакомые и, стало быть, опасные звуки, передвижения и шевеления примерно… ну, не за милю, но – за полмили, так уж точно! Вот и теперь – я уже минут двадцать как определил – что по соседству со мной остановилась телега. Судя по скрипу деревянных осей – крестьянская. Скрип, однако же, мягкий, не резкий. Стало быть, хозяин – мужик хозяйственный, не забывает смазывать колеса своего «тарантаса» и, не жадный – на дегте не экономит! Жаль, не слышно ржания лошади – можно о хозяине узнать больше. О том самом, что брел сейчас ко мне и поминутно останавливался, будто решал – а не повернуть ли обратно? Значит, чего-то он от меня хотел, но не был уверен, что дело выгорит.

– Господин рыцарь… – робко спросил незнакомый голос. – Простите, если разбудил… Дело у меня к вам…

Разбудил! Да твое сопение за милю слыхать! Ну, какое может быть дело у пейзанина к наемнику? Хотел было послать крестьянина … лесом, но передумал. Кто знает, может, его барон (или – кто у них там?) нуждается в мо́лодцах, вроде меня?

– И…? – Приподнялся я на локте.

– Я, это… Ваша милость… – засуетился крестьянин. – Дело у меня к вам, – повторил он, запинаясь. – Вернее, не к вам, а к вашей лошади. К коню, то есть… Важное, дело-то! Вот те раз! А на вид – вроде бы нормальный мужик. Одет, хоть и просто, но чисто. Опять-таки – в сапогах, а не в постолах. Выглядит как приличный зажиточный крестьянин. Хотя видывал я и герцогов спятивших, и графов, и даже одного короля! (Что б ему провалиться куда-нибудь, уроду…) На всякий случай я слегка подобрался…

Мужик, заметивший движение, резко отскочил в сторону и залепетал:

– Ваша милость, господин рыцарь! Вы только это – чего худого не подумайте… Лошадка у меня, кобылка, то есть… Я вот и хотел попросить, чтобы вы жеребчика своего одолжили. Вы не сомневайтесь, заплачу по совести!

Хм, уже интересней. Таких сделок мне еще не предлагали…

– А что, в округе жеребцов нет? – полюбопытствовал я.

– Да нет, жеребцов-то много, – почесал крестьянин потный лоб. – Только мне бы хотелось, что бы кобыленок породистый был. А ваш-то коник, вижу, и породой вышел, и статью… Я вас еще давеча на постоялом дворе приметил, вот следом и поехал. Я ж диву дался – вроде воинский человек, а верхом на жеребце…

Еще бы! Не ты первый, не ты последний. Любой нормальный солдат предпочитает ездить на кобыле, ну, а в самом крайнем случае – на мерине. От жеребцов с их вздорным характером и драчливым нравом постоянно ждешь какой-нибудь пакости. Мой гнедой по вздорности и злобности заткнет за хвост любого, зато в бою заменит двух рыцарей и добрый десяток кнехтов!

– Сколько? – спросил я, чтобы не тянуть кота за причиндалы.

– Талер, – быстро ответил селянин. Как-то подозрительно быстро.

– Пять! – затребовал я.

– Ну, это ты, рыцарь, загнул! – обиженно проговорил мужик, переходя на «ты». – Таких и цен-то в округе нет! Да за такие деньги я четырех жеребцов найду. Или – ежели на торг поехать – так и самого коня купить можно… Два!

Врет, небось … Но я-то откуда знаю, сколько стоят «услуги» моего жеребца? Ну, даже если и врет, то поторговаться нужно.

– Хрен с тобой – четыре.

– У, – обиженно протянул мужик. – Много. Давай… – увидев мой кулак, поправился. – Давайте, господин рыцарь, за два.

– Ладно, три! – махнул я рукой. – Но это – последняя цена!

– Два с половиной! – попытался торговаться мужик.

– Свободен! – отрезал я, показывая, что слово мое тверже камня, переживая – не ушел бы благодетель.

Не ушел. Видимо, очень уж ему хотелось заполучить «кобыленка» от чистокровного жеребца. Немного потоптался и потом буркнул:

– Согласен. Три, так три …

– Лады, – кивнул я, протягивая ему руку.

Пейзанин с почтением принял мою ладонь и попытался ее крепко сжать (пережать, что ли, захотел?), заскулил, отпрыгнул в сторону, и принялся дуть на свою мозолистую лапу – такой ручищей раскаленное железо хватать можно…

Отдувшись и отмахавшись, мужик спросил:

– Кобылку-то сюда привести? Или – сами придете?

– Веди, – кивнул я.

Пусть думает, что мы гордые! Наемник-первогодок имеет в месяц всего четыре монеты и ничего, живет. Я – не первогодок, но вчера на последний медяк купил два фунта черных сухарей: фунт – для себя и фунт – для коня… Чего-чего, а торговаться жизнь научила. Ну и как же теперь выполнить самую сложную часть? Нет-нет, это не то, что вы подумали…

Гнедой пасся не слишком далеко, но и не слишком близко от меня. Так, чтобы не мешать, но и прийти на помощь.

– Гневко! – позвал я. – Овса хочешь?

Гнедой навострил уши, зыркнул глазом и сморщил нос: «Ну и где же он? Что-то не наблюдаю…»

– Дело есть! Выполнишь – будет тебе овес, а мне… – Я задумался.

Конечно, первое – овес, потому что Гневко его уже с неделю не видел. А мне? Поесть бы как следует… Согласен на кусок хлеба, куда будет положен большой шмат ветчины. Еще лучше – тарелка холодной телятины или миска тушеной свинины с горохом. А потом? Хорошо бы – новый плащ, бельишко. Словом, трех талеров на все не хватит! За последний год, что выпал у меня безработным, а значит – безденежным, прорех в хозяйстве накопилось столько, что лучше не и не вспоминать.

Пока я предавался невеселым думам, Гневко подошел вплотную и выдохнул в лицо горьковато-мятным запахом одуванчиков: «Выкладывай!»

– Кобылку просили ублажить, – доложил я. – Денег за это дадут!

– И-и-го-го! – улыбнулся он во всю пасть. Дескать – всегда готов! Но потом, спохватившись, подозрительно поинтересовался: «И-и-го?»

– А я знаю? – пожал плечами. – Хозяин сказал, что жеребенка породистого хочет. Такого же красавца как ты… – польстил я другу, но отнюдь не успокоил его.

До сих пор нам еще никто не предлагал деньги за то, что делали даром и – не постыжусь сказать – с удовольствием…

Тут раздалось ржание. Гневко прислушался, определяя по голосу возраст «подруги», а потом презрительно бросив мне: «Го-го!», отвернулся, выставив на обозрение круп…

– Ну и что такого? – примирительно сказал я. – Ну, подумаешь. Да ей и всего-то лет восемь! Ну десять, ладно. Разок-то можешь…

Вместо ответа гнедой махнул хвостом, пытаясь попасть мне по физиономии. Таким образом выразив все, что он думает обо мне, о пейзанине и о той кляче, Гневко собрался вернуться к недоеденным ромашкам. Но тут уж я не выдержал:

– Друг называется! Почему я один должен о деньгах думать? А мне каково было, когда мы у той дуры жили?

Гневко остановился и слегка скосил глаз в мою сторону.

– Го? – удивленно спросил он.

– С чего это ты взял, что мне там нравилось? – обиделся я. – Как же … Так нравилось, что я без порток был готов сбежать. Из-за тебя страдал. Думал, ладно, так уж и быть – до весны эту толстую дуру поублажаю, зато мой скакун будет в теплой конюшне да в сытости, да с кобылками молодыми. А ты… Я тебя часто о чем-то прошу?