Она смеялась, не подозревая о том, что ей уже не увидеть, как занимается новый день. Она смеялась от ощущения своей молодости, красоты, восхищения, которое она вызывала, ей было приятно находиться в обществе красивого мужчины.

Они ужинали в патио, окруженном благоухающими бугенвиллеями, их обслуживали предупредительные официанты-негры. От других столиков их отделял фонтан. Боб говорил ей какие-то банальности, но его легкий акцент придавал им оригинальности. Поверх стола он взял ее за руки, она не противилась, ее охватила сладкая истома, терпкий, возбуждающий чувственность воздух этой праздничной ночи почти опьянил ее.

— Кто вы, Кристина?

С нарочитой серьезностью она принялась отвечать:

— Бушэ Кристина, двадцать четыре года, француженка...

— Я вас не об этом спрашиваю.

— Вы прекрасно видите, кто я. Разве вы сами не в состоянии составить мнение о человеке? Вы меня разочаровываете, мой дорогой! Вам недостает психологического чутья.

— Вы думаете? Поправьте меня, если я ошибаюсь. Вы избалованный ребенок с весьма оригинальным характером, и ваш рассудок на столько же холоден, насколько вы красивы.

— Все это несколько противоречиво, разве нет?

Он протянул ей золотой портсигар. Она взяла из него сигарету, зажала ее в губах, наклонилась к огромной свече, стоявшей на столе, вдохнула дым, прищурив немного глаза, закашлялась.

— Я, очевидно, никогда не привыкну к белому табаку.

Боб уже подзывал официанта, чтобы заказать другие сигареты. Она остановила его.

— Мне необходимо к нему привыкнуть. Я уже пытаюсь это делать.

Боб, чей монолог был прерван, попытался продолжить:

— Вы богаты...

— ...молода и красива, вы мне это говорили раз пятьдесят за два дня. А вы — бедный, старый и некрасивый. Таким образом, мы удачно дополняем друг друга. Обычно вы приходите к такому заключению. Мы — идеальная пара!

Он сделал вид, что очень огорчен.

— Вы насмехаетесь надо мной? Дело в том, что я плохо говорю на вашем языке... Я не всегда успеваю за вашими мыслями... Вы не имеете права этим пользоваться, мы не на равных!..

— Тогда, мой драгоценный Боб, почему вы упорно пытаетесь выйти за рамки ваших полномочий? Мой отец доверил вам меня, чтобы вы показали мне город, а не ухаживали за мной. Я вас уверяю, французы — менее предприимчивы.

— Вам со мной скучно.

— Мне с вами скучно только тогда, когда вы начинаете флиртовать. Еще слишком рано, мы знакомы неделю, и мне пока не надоела роль туристки. Не волнуйтесь, когда меня пре сытит фольклор, живописные кварталы и старые памятники, я дам вам знать.

— Я подожду. Но я могу вам гарантировать, что этой ночью местные обычаи вам опротивеют настолько, что еще до рассвета вы начнете умолять меня поухаживать за вами.

— Держу пари. Налейте-ка мне, пожалуйста, еще выпить,

С улицы доносился треск фейерверка. Отовсюду с веселой беззаботностью спешили люди в маскарадных костюмах. Это был последний день праздника Марди гра (Народный праздник накануне поста).

Боб подписал чек и вышел, Кристина догнала его в гардеробе. Другие пары тоже поднимались из-за столиков, не желая пропустить ни одной минуты праздника,

Они вновь оказались на узких улочках Вьё Карре, вдохнули немного терпкий запах, исходивший от порта, который смешивался с более резким запахом взрывавшихся петард.

Неосознанно Кристина прижалась к Бобу, позволив ему покровительственно обнять ее за плечи и доверившись ему.

Вокруг них теснились маски. Перед кабаре с настежь открытыми дверями готовился к торжественному маршу негритянский духовой оркестр. Возбужденные дети уже танцевали, кидая в толпу хлопушки и серпантин. Вдруг оркестр заиграл «Ожидая Роберта И. Ли» и направился в сторону порта, сопровождаемый группами радостно взволнованных людей.

— Мне кажется» я вижу сон.

— Почему, Кристина?

— На той неделе я еще была в университете в Лозанне, а сегодня вечером я уже в гуще кар навала в Новом Орлеане... Я будто вижу себя в цветном фильме...

— Но это так и есть. Вы — героиня фильма, я — первый любовник, и в конце девятой бобины вы упадете в мои объятия после многочисленных приключений, выдуманных сценаристом без особого воображения.

Улыбнувшись» она чуть прижалась к нему, мысленно воспроизводя события недели.

Сначала известие о том, что мать умерла в своей квартире в Париже от остановки сердца вследствие алкогольного отравления, Кристину это не особенно потрясло, так как она провела с матерью всего лишь несколько выходных.

Затем телеграмма от отца, к которой прилагался билет на самолет: «Я тебя жду. Приезжай быстрее».

Кристина собрала чемоданы и, оказавшись двенадцать часов спустя в городе своего детства, открыла для себя совершенно новый мир.

— Кристина, о чем вы думаете?

— Ни о чем. Мне хорошо.

— Мне тоже.

Они миновали Кэнэл-стрит, остановились посреди толпы, глядя на колонны барабанщиц, проходивших под гирляндами разноцветных лампочек.

И тут она услышала восклицания Боба, который встретил своих друзей — Он познакомил с ними Кристину. Девицы были уже совсем пьяные. Мужчины держались, но не намного лучше. Они могли сохранять вертикальное положение не очень долго.

— Кристина Бушэ? Дочь адвоката? Я очень хорошо знаю вашего отца! Впрочем, он нас приглашал к себе в гости на следующей неделе...

— Приемы Джона Бушэ известны во всей Луизиане! Он считает для себя делом чести, чтобы его гости не могли самостоятельно добраться до дому!

Все говорили по-французски с легким акцентом» немного напоминающим бургундский. Один из мужчин предложил пропустить по рюмочке в плавучем ресторане, а потом пойти к нему домой, откуда они прекрасно смогли бы посмотреть на фейерверк.

Толпа становилась все плотнее. Кристина, которую толкали и справа, и слева, вскоре оказалась между двумя незнакомцами, крикливыми и элегантными, с нахальными замашками, тогда как на Бобе повисли девицы, увешанные украшениями.

С колесного парохода» пришвартованного между двумя грузовыми судами, начищенными до блеска» призывно донеслась сирена. Внутри плавучего ресторана царили невероятная теснота и гвалт: музыка, крики, смех. В руку Кристины сунули толстый стакан, края которого были покрыты сахаром, словно инеем. Она попробовала и спросила:

— Что это?

— Местный яд. Называется «порция зомби».

Она осушила стакан, потом еще один и увидела вдруг совсем близко чье-то веселое лицо, почувствовала, как чье-то тело прижимается к ней, и вот она уже покачивается в ритме музыки, различая сквозь сигарный дым своего друга Боба, который вовсю целуется с какой-то блондинкой. Она закрыла глаза и погрузилась в пьяное забытье.

Она пришла в себя в незнакомой квартире, обитой красной тканью, где все еще толкались люди. Ее вывели на балкон с перилами из кованого железа, и она смотрела на фейерверк, продолжая пить.

Позади нее кто-то ссорился. Об пол вдребезги разбилась бутылка. Кристина обернулась, чтобы узнать, что произошло, но в квартире, освещаемой время от времени мерцающим светом зеленых или белых римских свечей, было темно и совершенно ничего не видно.

Наконец она в тихой комнате, слышится легкая музыка. Шум голосов доносится лишь откуда-то издалека. Над ней красный огонек сигареты.

— Отдохните, дорогая.

Успокоенная, она закрыла глаза. И вдруг на нее обрушилось чье-то тело. Она каталась по кровати, пытаясь увернуться от мужчины и найти на ощупь дверь, свет, сама не зная точно что. Мужчина ее ловил, сжимал ее бедра, груди. Она чувствовала на своем лице его тяжелое дыхание, он пытался поймать ее губы. Изо всех сил она отталкивала его.

— Нет, Боб, пожалуйста. Громовой хохот.

— Твой Боб в стельку пьян, дорогуша! Меня зовут Брэдли.