«Но может быть, он гениальный актер?» — не сдавалась Женя, выискивая в личности Власова хоть что-то, что хотя бы на мгновение высветило его как азартного, циничного и беспощадного игрока. Ведь только таким мог быть тот, кто с чудовищным хладнокровием замыслил и воплотил изощренную трагедию не на сцене, а в жизни. Он должен был быть тонким знатоком человеческих душ, ибо каждый его ход сопровождается все новыми и новыми страданиями. Он точно знает, чего хочет и как это сделать. Питать такой грандиозный замысел должна была не только месть.

От омерзения Женя передернула плечами. Власов на такую роль явно не тянул: в его глазах постоянно была скука. Он мог укусить, и укусить больно, но все же не смертельно.

Женя вспомнила его раздражение ее непонятливостью на кладбище, но оно было так очевидно, а потому беспомощно, что вызвало у Жени только недоумение. Власов был слабым, а может быть, и сломленным человеком. Продажной шкурой, «шестеркой» на главных ролях.

За всей же этой историей чувствовалась рука осторожного, сильного и опытного врага. Врага. И это не Власов. Это Красовский. Привыкший, как паук в паутине, ждать свои жертвы в казино, оставаясь при этом в тени. Опутывая их намертво азартом страстей, опустошая их кошельки и души. Это почерк. И он узнается без труда, и по нему одному уже можно рисовать портрет. Чего стоит одна только привычка уползать от света и прятаться. За забором с колючей проволокой и охраной, за приказами, которых никто ослушаться не может, за приятными манерами и ложью на каждом шагу. Жене показалось, что с этой минуты она начала чувствовать Красовского, как собака, берущая след на охоте. Она никогда не видела его, но теперь узнала бы сразу!

Женя посмотрела на часы. Прием заканчивался, и нужно было решить, что ей делать дальше. Сдаваться она не собиралась. Именно сейчас, как никогда раньше, она поняла, что идет охота на Лилю. Лилиным злейшим врагом является тот человек, которого она считает своим благодетелем и защитником.

С этого момента Жене нужны были только факты. Она начинала собирать досье на Красовского, чтобы предъявить его Лиле, тем самым пытаясь сорвать с него маску.

Женя понимала, что возможности у нее очень ограниченны, что этот человек не просто прячется, но и заметает следы и узнать о нем что-то такое, что позволило бы ей, Жене, показать его настоящее лицо, не только опасно, но и смертельно опасно для нее самой.

Женя допускала, что каждый ее шаг прослеживается, хотя до этого ни разу не замечала за собой «хвоста». Она допускала также, что ее бурная деятельность была в их интересах, возвращая Лилю снова и снова к трагедии, заставляя страдать. «Лиля ведь потому и не хочет больше видеться со мной, — размышляла Женя, — что хочет все забыть. Глупая, — покачала головой Женя. — Разве он даст тебе забыть? На мое место он поставит кого-то еще, а может, и не одного».

В том, что Красовский будет продолжать свои манипуляции, заставляя Лилю страдать, у Жени не было сомнений. В том, что при этом он будет по-прежнему оставаться в тени, продолжая при этом играть роль заботливого и нежного мужа, у Жени тоже не было сомнений.

То единственное, чего сейчас не знала Женя, мог не знать и Красовский. Это и заставляло ее торопиться: она не знала, чего он добивается и как далеко пойдет ради этого.

Глава одиннадцатая

ПО СЛЕДУ

Адрес, где жил повар Красовского с супругой, был в записной книжке, и Женя нашла его сразу, решив направиться туда после работы. Ехать пришлось довольно долго, так как жили они в районе, мягко говоря, не центральном. Эта часть города славилась когда-то огромным заводом, известным на всю страну своими самолетами. Завод быстро обрастал новостройками и постепенно дал начало новому району со своей инфраструктурой и характером. Кстати, и название району долго не придумывали — нарекли Заводским. Нравом район поначалу славился ершистым, так как народ здесь был молодой и горячий. По ночам ходить без особой надобности остерегались, хотя и милиция патрулировала, и времена еще были советскими. Женя тех времен не знала, а потому и не могла предположить, что полуразрушенный постамент с самолетом, мимо которого проезжал автобус, символизировал когда-то действительно славную мощь стратегически важного завода. Про завод Женя тоже ничего не знала, потому что к этому времени он окончательно покорился конверсии, которая, как ржавчина, выела и заводские цеха, и самих заводчан. От завода, гордости города и страны, осталось только название района. Да еще горячий нрав его жителей, которые вопреки времени и переменам меняться не желали.

Ничего этого Женя не знала и просто с интересом рассматривала улицы из окна автобуса. В этом районе Женя никогда не была. Тем не менее улицу и нужный дом она нашла без труда: архитектура здесь была незатейливой, все дома располагались строго по прямым линиям, как в тетрадках первоклассников.

Дверь долго не открывали, и Женя уловила какой-то шум за дверью. Шум что-то ей напоминал, но она никак не могла вспомнить что. Шум стал нарастать и наконец, затихнув возле самой двери, сменился приятным женским голосом:

— Кто там?

— Я от Лили и хотела бы с вами поговорить. Щелкнул замок, и дверь медленно, словно ей что-то мешало, стала открываться. Увидев женщину в инвалидной коляске, Женя все поняла: «Как же я могла забыть, что жена повара после гибели сына перестала ходить!» Женя с досадой подумала о своей невнимательности и обратилась к женщине:

— Извините, пожалуйста, я Лилина подруга, и мне очень нужно с вами поговорить. Ваш адрес по моей просьбе дала Лиля.

— Конечно, конечно! Вы не стесняйтесь моей коляски, проходите!

Женя осторожно обошла инвалидную коляску и помогла закрыть дверь.

— С Лилей ничего не случилось? — на ходу, ловко выруливая коляску по коридору, встревоженно спросила женщина.

— Нет. — Женя немного замялась, не зная, с чего начать.

— Да вы присаживайтесь! Может быть, чаю?

Женщину звали Натальей Михайловной, это Женя помнила, и Жене она понравилась сразу. Наталья Михайловна была совершенно не похожа на традиционный образ инвалидов. Скорее, наоборот, в ней было столько жизнелюбия, радушия и открытости, что невозможно было себе представить, что она сидит целыми днями одна в четырех стенах. В этой женщине было столько энергии, что Женя не могла скрыть своего удивленного взгляда. Заметив это, Наталья Михайловна улыбнулась:

— Вы не думайте, я не калека. Мои ноги здоровы, и когда я лежу, могу ими двигать. Но вот стоять и ходить они отказываются — становятся как не мои, и я падаю. Я ведь всю жизнь ничем не болела, не ходила — бегала! А как получила похоронку на сына, ноги-то и подкосились. С тех пор третий годок пошел.

— Неужели сделать ничего нельзя? — удивилась Женя.

— Не знаю, милая. Как вас звать?

— Извините, я не представилась. Я Женя. Евгения Булатникова.

— Ну а я Наталья Михайловна. Вот и познакомились. Может быть, все-таки чаю будете?

— Нет, спасибо. — Женя испугалась, что из-за нее эта женщина сейчас снова начнет сражаться с теснотой маленькой однокомнатной квартиры, с ювелирной точностью выруливая между мебелью и углами. — Я правда не хочу!