— Никаких.

— Хорошо, сударыня! Через час я вам сообщу о результатах моих розысков. Не будите госпожу Обриё.

— А если она проснется?

— Успокойте ее и обнадежьте. Все идет лучше, нежели я предполагал.

Он повесил трубку и со смехом обратился к Дютрейлю:

— Однако, молодой человек, дело принимает интересный оборот. Как вы думаете?

Что означали эти слова? Что было на уме у Ренина? Молчание было тягостно и жутко.

— Господин главный инспектор, в вашем распоряжении здесь имеются люди?

— Два полицейских.

— Очень важно, чтобы они были наготове. Попросите также хозяина, чтобы нас ни под каким предлогом не беспокоили.

Когда Морисо вернулся, Ренин закрыл двери, стал перед Дютрейлем и с насмешкой заявил:

— От трех до пяти часов, молодой человек, ваши дамы, как установлено, вас не видели. Любопытный фактец.

— Факт довольно естественный, — возразил Дютрейль, — который ровно ничего не доказывает.

— Он доказывает, что в вашем распоряжении было два добрых часа.

— Ну да! Я их провел в кино.

— Или в другом месте? Да, вы могли совершить изрядную прогулку, например, по направлению к Сюрэсне…

— О, — попытался ответить шуткой молодой человек, — это слишком далеко.

— Очень близко! Ведь в вашем распоряжении находился мотоцикл вашего друга, Жака Обриё.

Молчание последовало за этими словами. Дютрейль насупил брови, как бы силясь понять. Наконец он прошептал:

— Вот куда он ведет!.. Что за негодяй!

Рука Ренина опустилась на его плечо.

— Довольно болтать! Вот факты: вы, Гастон Дютрейль, единственный человек, знавший в день убийства две важные вещи: первое — что кузен Гильом имел у себя дома 60000 франков и второе — что Жак Обриё не должен был в этот день выйти. У вас тотчас возник план. Мотоцикл находился в вашем распоряжении. Вы удрали во время сеанса в кино. Затем вы убили кузена Гильома, забрали его деньги и перенесли их к себе. А в пять часов вы вернулись к своим дамам.

Дютрейль слушал Ренина с несколько насмешливым видом, иногда поглядывая на Морисо и как бы призывая его в свидетели.

Когда Ренин кончил, он рассмеялся.

— Великолепно! Славная шутка!.. Значит, соседи видели меня едущим и возвращающимся на мотоцикле?

— Вас. Вы переоделись в костюм Обриё.

— И на бутылке в буфете на месте преступления обнаружили отпечатки моих пальцев?

— Эта бутылка была открыта Жаком Обриё у себя во время завтрака; это вы перевезли ее к кузену Гильому.

— Уморительно! — воскликнул Дютрейль, как бы искренне забавляясь. — Выходит, я скомбинировал это преступление и умышленно подвел под обвинение Жака Обриё?

— Это был вернейший способ, чтобы вас самого не обвинили.

— Но ведь Жак мой друг детства.

— Вы влюблены в его жену.

Молодой человек с негодованием воскликнул:

— Как вы смеете!.. Такая наглость!

— У меня имеются доказательства.

— Лжете. Я ее уважаю, но…

— Вы ее любите, вы ее желаете. У меня есть тому доказательства.

— Ложь! Вы меня едва знаете.

— Я давно уже слежу за вами и ждал только той минуты, когда изобличу вас.

Он схватил молодого человека за плечи и резко проговорил:

— Дютрейль, сознавайтесь! У меня все доказательства налицо. Мои свидетели вас ожидают у префекта сыскной полиции. Сознайтесь же! Ведь вас терзают упреки совести. Вспомните ваш ужас в ресторане, когда вы прочитали в газете о предстоящей казни Обриё. Вы надеялись, что он отделается каторгой… Но гильотина не входила в ваши планы. Подумайте: завтра казнят невиновного! Сознайтесь же!

Он всячески старался вырвать у него признание, но Дютрейль с негодованием возразил:

— Вы сошли с ума. Все это вздор! Все ваши доказательства ложны. И денег у меня ведь вы не нашли?!

Возмущенный Ренин погрозил ему кулаком.

— Каналья! Я тебя все же отдам палачу.

Он отвел инспектора в сторону:

— Какой негодяй!

Инспектор покачал головой.

— Возможно… но до сих пор ни одного доказательства.

— Пойдемте, господин Морисо, — проговорил Ренин, — мы увидимся у господина префекта. Не так ли?

— Да, он будет у себя в три часа.

— К этому времени все будет выяснено. Увидите!

Ренин улыбался, как бы уверенный в полном своем успехе. Гортензия, находившаяся около него, сказала ему так, чтобы другие не слышали:

— Вы его изобличили? Не правда ли?

— Я не подвинулся пока ни на шаг.

— Но это же ужасно! А ваши доказательства?

— Нет и тени улик… Я надеялся его смутить, но он, разбойник, хорошо владеет собой.

— Но вы уверены, что это он?

— Безусловно. Я это чувствую, я в этом вполне сейчас уверен.

— И он любит госпожу Обриё?

— Если логично рассуждать, да. Но все это — теоретические предположения, не больше. Доказательств нет. Вот если бы нашли деньги! Иначе префект осмеет меня.

— Тогда… — прошептала Гортензия, чувствуя, что у нее сжимается сердце.

Он не ответил и с довольным видом, потирая руки, принялся ходить по комнате. Казалось, что все шло у него превосходно, именно так, как он и предполагал.

— Не отправимся ли мы в префектуру, господин Морисо? Начальник ваш, вероятно, уже там. Все так ясно, что дело это можно и кончить.

— Господин Дютрейль отправится с вами?

— Почему бы и мне не отправиться, — ответил тот с вызывающим видом.

Но в то мгновение, когда Ренин открыл двери, в коридоре послышался шум и в комнату вбежал хозяин в сильном волнении.

— Господин Дютрейль еще здесь? Его квартира в огне. Кто-то это заметил с улицы и предупредил нас.

Глаза молодого человека злобно сверкнули. На губах его зазмеилась улыбка, которую Ренин тут же подметил.

— А, разбойник, — вскричал он, — ты выдал себя. Это ты поджег свою квартиру, и теперь деньги сгорят.

Он загородил ему дорогу.

— Оставьте меня, — завопил Дютрейль, — ведь у меня ключ, никто без меня войти не может… Вот ключ… пропустите меня!

Ренин вырвал у него из рук ключ и, схватив за ворот, проговорил:

— Ни с места, негодяй! Теперь-то ты попался. Господин Морисо, прикажите полицейскому следить за ним и застрелить при попытке к бегству. Полицейский, мы на вас рассчитываем.

Он быстро поднялся по лестнице в сопровождении Гортензии и инспектора, который шел крайне неохотно и при этом ворчал:

— Ведь не мог же он зажечь свою квартиру, когда все время находился с нами.

— Он поджег заранее.

— Но как? Но как?

— Почем я знаю! Но пожар сам собой не вспыхивает в тот именно момент, когда требуется сжечь компрометирующие бумаги.

Наверху слышался шум. Лакеи ресторана пытались выломать дверь. Слышался едкий запах гари.

— Пошли, друзья, — воскликнул Ренин, — у меня ключ!

Он открыл дверь. Из комнаты поползла волна дыма, но Ренин сейчас же заметил, что пожар потух сам собой за отсутствием горючего материала.

— Господин Морисо, прикажите никому не входить. Иначе все дело может быть испорчено. Закройте двери на ключ.

Они вошли в первую комнату. Все там закоптело от дыма, но пламя ничего не тронуло, исключая кучки бумаги, которая догорала посредине комнаты перед окном.

Ренин ударил себя по лбу.

— Какой я осел!

— Что такое? — спросил инспектор.

— Картонка от шляпы, черт возьми! Картонка от шляпы, которая находилась на столике. Он там запрятал деньги. Они там находились во время нашего обыска.

— Невозможно!

— Всегда забываю этот трюк. Кто мог подумать, что деньги запрятаны в картонку, куда при входе рассеянным жестом кладут свою шляпу. Там в голову не придет искать… Хорошо сыграно, господин Дютрейль.

Инспектор с недоверием возразил:

— Нет, нет, это невозможно. Он был с нами и не мог поджечь.

— Все было им, уверяю вас, приготовлено заблаговременно. Картонка… оберточная бумага… деньги — все это было заранее пропитано каким-либо легко воспламеняющимся составом. Когда мы уходили, он туда что-нибудь бросил… спичку, может быть! Я точно не знаю.