— Я пишу статьи для «Сатердей ивнинг пост»!

— Мне плевать, чем ты занимаешься, — отвечал хозяин. — В моем заведении тебе не место, вали отсюда!

Он угрожающе шагнул вперед, и троица отпрянула, но едва стал поворачиваться к двери, все повторилось заново. Уходя, я слышал, как хозяин говорит: «Ступайте куда-нибудь еще, в Нью-Йорке кабаков полно!»

Я задумался о том, что по всей Америке на углах, в барах и ресторанах все только и делают, что спорят ни о чем, достают из карманов всякие бумажки и тычут в нос друг другу, доказывая, что были где-то и делали что-то. Настанет день, и людям это надоест. «Хватит с нас этого дерьма!» — крикнут они и начнут проклинать, колотить и пинать друг друга.

В четверг ровно в десять Фил плеснул мне в лицо водой из стакана. — Вставай, пора!

Я спал на диване, не раздеваясь, Джейни — в спальне. Филип уже успел умыться, причесаться и привести себя в полный порядок.

Когда мы явились в Юнион-Холл, я еще толком не проснулся, лишь перехватил кофе с сандвичем у греческой тележки.

Едва мы вошли в зал, объявили набор целой команды, десять мест. Подбежав к окошку, я сдал свою карточку, со мной еще шесть человек с первым классом. Я был практически уверен в успехе. Однако диспетчер выкинул две карточки обратно, в том числе мою.

— Какого черта? — завопил я.

— Вот именно! — подхватил другой неудачник.

— Вчера вечером было профсоюзное собрание, — объяснил диспетчер, — а вы, голубчики, не явились. В следующий раз будете знать, как пропускать.

Я протянул руку сквозь решетку и схватил одну из принятых карточек. На обороте стоял штамп: «Собрание, 26 июня 1944 г.»

Выругавшись, я вернулся и сел на скамейку. Подошел Фил.

— Что теперь? — уныло осведомился он.

Я растерянно взглянул на него, потом решительно нахмурился.

— Придется как-то выкручиваться.

Мы погрузились в размышления. Внезапно в голове мелькнула идея.

— Пошли! — Я встал и потащил Фила вверх по лестнице.

В одном из кабинетов какой-то тип разговаривал по телефону. Я оперся руками о стол и начал сверлить его взглядом. Он говорил еще минут десять, потом недовольно повернулся.

— Послушай, товарищ, что за дела тут творятся? — возмущенно выпалил я. — Мы должны были получить работу, и вдруг наши карточки выбрасывают, потому что на них нет штампа собрания! Это что, значит, теперь мы и в плавание уйти не можем?

— Это значит, что вам придется обратиться в другое окно, — объяснил он.

— Но как мы могли явиться на собрание, если вчера были в Вашингтоне? Мы с другом, — я указал на Фила, — двое суток там просидели на дебатах в Конгрессе. Не могли же мы тут штаны просиживать, когда…

— И что вы можете сказать о дебатах? — с интересом перебил меня чиновник.

— Ну… — Я оглянулся на Фила. — Мы с другом просто места себе не находили! Невозможно слушать, как эти реакционные ублюдки из Джорджии и Миссисипи пытаются ставить палки в колеса новому закону!

На лице типа за столом появилась улыбка. Я собрался было продолжать, но тут зазвонил телефон. Поговорив минуту-другую, чиновник повесил трубку, и я снова раскрыл рот.

— Ну вот, значит…

— Давайте ваши карточки, — распорядился он.

Мы выложили карточки на стол, и он проштамповал их.

— Спасибо, товарищ! — сказал я с чувством, словно он только что вытащил меня из тюрьмы после забастовки.

— Здорово! — восхищенно произнес Фил, когда мы вышли из кабинета.

— Обычная психология, — улыбнулся я. — Они хотят направить на флот как можно больше либералов, чтобы разъяснять партийные догмы и вербовать новых остолопов в ряды борцов за дело рабочего класса. У него же на физиономии все написано.

Внизу в зале нас поджидал Рэмси Аллен. Узнав о нашей маленькой победе, он одобрительно усмехнулся. Потом, когда Фил отошел за сигаретами, я спросил Аллена, помогли ли бланки.

— Нет. Какой смысл? — Он горько покачал головой. — Филип сказал, что не хочет плыть со мной.

Я вздохнул, пожимая плечами. Ну и слава богу.

Фил вернулся, и мы снова стали изучать щит с названиями кораблей.

— Сегодня или завтра, — убежденно сказал я. — Ставлю что угодно.

Аллен не отрывал глаз от Фила, но тот не обращал внимания.

— Пошел бы лучше что-нибудь заработал, вместо того, чтобы здесь сшиваться, — наконец заметил Филип.

— А что, это идея, — откликнулся Аллен. — Побелю-ка стены у старой миссис Бердетт.

— Вот и давай, — кивнул Фил, и Аллен тут же исчез.

Мы перекусили в якоре, выпили пива и снова стали ждать вакансий, то читая, то подремывая на стульях. Так продолжалось до самого вечера. Работу на танкерах мы не брали, предпочитая сухогруз. Теперь с законными карточками можно было и покапризничать. Танкеры, которые идут во Францию, встают на рейде далеко от берега, и сбежать с них не так-то просто.

Аллен вернулся часам к пяти и гордо помахал десятидолларовой банкнотой.

— Ого! — удивился Фил. — Ты хочешь сказать, что все это заработал?

Аллен показал квитанции из ломбарда — на два маленьких бриллианта. На вопрос Фила, откуда камни, ответил:

— Пока миссис Бердетт гуляла с собакой, я успел порыться в комоде. Видели меня только ее две кошки.

— Это та самая миссис Бердетт из Мемфиса, к которой ты ходишь пить чай, когда остаешься без денег?

— Да, она старый друг нашей семьи.

— Ну что ж, — сказал Фил, — тогда пошли пропивать.

— А что с кораблем? — спросил Аллен, светясь улыбкой.

— Завтра успеется.

Мы начали с «Якоря», заказав виски с содовой. Бар был под завязку набит моряками, которые получили работу и теперь усиленно заправлялись перед дальним плаванием. Потом мы сели на метро и доехали до Таймс-сквер, чтобы сходить на какой-нибудь французский фильм, но перед кино зашли в итальянскую забегаловку, которая попалась на дороге. Мы с Алленом взяли по бутылке пива, а Фил заказал херес. Он купил «Пикчерс магазин» и принялся изучать по карте положение фронтов.

Нам принесли спагетти. Я сходил к стойке за перечницей, поперчить мясной соус. После еды Фил пододвинул перечницу Аллену и громко сказал:

— Съешь целую ложку? Китсу удалось.

— Ну, не знаю… — протянул Аллен.

— Заодно желудок прочистишь, — продолжал Фил во весь голос, так что за соседним столиком кто-то обернулся. — От язвы помогает. Если Ките смог, почему бы и тебе не попробовать?

Аллен насыпал в столовую ложку перца и взял в рот. На глазах у него выступили слезы, он улыбался через силу, стараясь не морщиться.

— На вот, запей, — сказал Фил, придвигая ему стакан с водой, — чтобы поострее было.

Я поспешно сунул Аллену кусок хлеба.

— Прожуй скорее и проглоти.

— Нет, — запротестовал Фил, — так нечестно!

Аллен выпил воду, слезы потекли по щекам.

— Уф! — Он потряс головой, по-прежнему улыбаясь Филу.

Я был не в силах на это смотреть и снова стал совать ему хлеб.

— Не понимаю, зачем все это!

Аллен продолжал отдуваться все с той же улыбкой на лице, словно идиот, которого жгут на костре, а он хохочет и кричит своим мучителям: «Ну и жарко тут у вас!»

Наконец им надоело. Аллен заплатил по счету, и мы пошли в кино. На выходе из ресторанчика Фил выхватил из пучка спагетти, выставленного в витрине, макаронину и стал вертеть ею как тросточкой. Потом приставил к ширинке и встал в позу, как будто он мочится. Макаронина и в самом деле была похожа на длинную дрожащую струю. Мужчины в толпе вовсю таращились на него, пока не догадывались, в чем дело, а женщины все как одна сразу отворачивались. Фил так и шел до самого кинотеатра с макарониной, привлекая всеобщее внимание.

Аллен купил билеты, и мы поднялись на балкон, где разрешалось курить во время сеанса. С правой стороны был закуток, где обычно собирались педики — во время фильма высматривали краем глаза, кого бы подцепить. Как только мы появились, они все уставились на Фила, а он подошел к пожарному ящику с песком и стал трясти над ним макарониной, приставленной к ширинке. Педиков тут же словно волной смыло. Мы спустились по ступенькам в первый ряд балкона и закурили.