— О Господи, капитан, если вы решили сжить меня со свету, то у вас это неплохо получается, — закатив глаза, вздохнул Ник и стал барабанить пальцами по папке с документами, которую его начальник только что принес и положил на заваленный бумагами стол.

Капитан Боб Райерсон усмехнулся, взял папку в руки, раскрыл и сунул Нику под нос.

— Пойми, связь между двумя этими делами очевидна! Между убийством в госпитале и смертью того парня, которому размозжили голову бутылкой из-под шампанского.

— Его убили не бутылкой, — возразил Ник. — Коронер нашел в ране деревянные фрагменты. Он уверен, что парня стукнули по голове какой-то дубинкой, возможно с залитым внутрь свинцом. — Ник тяжело вздохнул и нервным жестом пригладил волосы. — Итак, какая же связь существует между этими двумя убийствами? — спросил он.

— Они оба — весьма странные, — ответил капитан.

— Большинство дел об убийствах кажутся странными!

— Оба убийства произошли в пятницу вечером.

— Как и многие другие, расследуемые в нашем управлении.

— Между одиннадцатью и половиной двенадцатого вечера, — продолжал капитан.

Ник взял папку и пролистал содержащиеся в ней документы.

— Значит, говорите, прослеживается связь... — пробормотал он, и его взгляд стал заинтересованным.

— Явная связь! — подтвердил капитан и самодовольно усмехнулся.

Боб Райерсон и Ник О'Коннор были знакомы много лет, за эти годы между ними установились хорошие, почти дружеские отношения, на которые не влияли словесные перепалки. Коллеги Боба и Ника слышали эти перепалки: стены кабинетов были тонкими, и к разговорам на повышенных тонах все привыкли. Всем было известно: Боб и Ник с уважением относятся друг к другу, каждый ценит профессиональные и личные качества другого, но открыто в этом не признается.

Райерсон покачался на старом вращающемся стуле, помолчал, а потом достал из кармана сигареты и закурил. Сизый дым поплыл по маленькому кабинету. Ник недовольно поморщился.

— Курить — дурная привычка. Вредит здоровью. Если не бросите, то очень скоро у вас появятся проблемы.

— Как скоро? — ухмыльнувшись, уточнил Боб.

Ник взглянул на висящий на стене календарь с многочисленными пометками, сделанными красным карандашом, и с напускной серьезностью ответил:

— Через три недели четыре дня...

Райерсон рассмеялся.

— Значит, что касается этого дела, Ник. Убит старый мужчина, у которого никогда не было врагов. Он лежал в больнице, ему сделали тяжелейшую операцию, самочувствие его понемногу улучшалось, и вот... — капитан выразительно развел руками, — старику вкатили смертельную дозу морфина.

— Он был женат?

— Да. Жена сейчас в ужасном состоянии.

— Может, со стариком свели счеты какие-нибудь его бывшие деловые партнеры?

— Ник, о каких партнерах ты говоришь? В свое время он владел газетным киоском, но уже лет двадцать на пенсии. Нет, данная версия отпадает.

— А наследники?

— У старика две взрослые дочери — обычные женщины средних лет. А что касается наследства, то его просто нет. Или, во всяком случае, нет ничего такого, из-за чего со стариком стоило бы расправиться. Вот, взгляни. — Капитан достал из папки фотографию и вручил Нику.

Ник взял в руки снимок, вгляделся в мертвое лицо. Господи, как странно... Губы мертвого старика были перепачканы ярко-красной краской!

— Губная помада?

— Как видишь, ярко-красная.

— Откуда? Может, его жена...

— Она вообще не пользуется косметикой, — перебил его Боб. — И дочери тоже.

Ник удивленно взглянул в документ, где были указаны данные убитого.

— Но он был слишком стар и болен, чтобы заигрывать с больничными сиделками!

— Вот именно. Нет, об этом и речи быть не может. Здесь что-то другое, — задумчиво проговорил капитан. — Шприц, которым убийца ввел смертельную дозу морфина, валялся под кроватью. Спрашивается, почему он его не забрал с собой?

— А отпечатки пальцев есть?

— Ни одного, который мог бы нас заинтересовать.

— Значит, мы имеем дело с опытным, расчетливым преступником.

— И это обстоятельство усложнит расследование, — кивнул капитан.

Ник полистал документы, прочел предварительный отчет.

— Да, похоже, это действительно весьма странное убийство.

— Я же тебе говорил! Складывается впечатление, что здесь не обошлось без инсценировки. Так же как и в твоем деле о парне, которому якобы разбили голову бутылкой из-под шампанского.

— И оба эти преступления были совершены в пятницу вечером.

— Да, экспертиза утверждает, что в обоих случаях смерть наступила приблизительно в пятнадцать минут двенадцатого ночи.

— Ладно, вечером я внимательно почитаю дело, — сказал Ник и, усмехнувшись, добавил: — Благодарю за дополнительное домашнее задание. А то я все голову ломал: чем бы мне вечером заняться?

— Ладно, Ник, работа есть работа, — улыбнулся капитан. — Придется тебе напрячь мозги. Я пойду. — Боб поднялся и направился к двери. — Слушай, Ник, — добавил он, остановившись на пороге. — Давай как-нибудь на днях заходи ко мне домой. Посидим, отведаем пиццы, а? И моя старушка будет тебе рада. Знаешь, что она недавно про тебя сказала? Что ты очень приятный парень. Может, сегодня заглянешь?

— Нет, Боб, спасибо. Мне надо хоть изредка появляться дома, а то мать и младшая сестра забудут, как я выгляжу. Я же целыми сутками торчу на работе. Нет, сегодня мы с матерью и Ниной будем смотреть телевизор или видео.

— Ладно, тогда как-нибудь в другой раз.

— А своей старушке передайте: я просто без ума от нее. Рад, что наши чувства взаимны.

— Смотри у меня, О'Коннор! — погрозил пальцем Боб. — Если вздумаешь ухлестывать за ней, то...

— Успокойтесь, я пошутил, — улыбнулся Ник.

Он любил иронизировать над Бобом, называвшим свою жену старушкой, и подкалывать его. «Старушка» капитана была молодой привлекательной женщиной — блондинкой с хорошей стройной фигурой и моложе мужа на пятнадцать лет. Это обстоятельство всегда заставляло Боба ревниво следить за всеми мужчинами, приходящими к ним в дом, и даже за ближайшими друзьями.

Когда-то давно в семье Ника О'Коннора существовала хорошая традиция: воскресные дни проводить дома, с Розмари и Ниной. Но работа отнимала почти все время, и очень часто Нику приходилось находиться в своем рабочем кабинете или ездить по срочным вызовам и по воскресным дням. Сохранить добрую семейную традицию удалось наполовину. Теперь вся семья собиралась воскресными вечерами у телевизора или видеомагнитофона и смотрела фильмы, ток-шоу или развлекательные передачи. Как правило, для будущего просмотра выбирала кассеты Нина, она же варила эспрессо, ставила на журнальный столик чашки, сахарницу и печенье в шоколаде. Они с матерью садились на старый диван Ника, а сам он устраивался в отцовском кресле, время от времени бросал взгляды на разные старые вещи и безделушки, напоминающие ему о детстве и юности, и улыбался. Как хорошо находиться в кругу семьи, рядом со «своими» двумя женщинами и верным псом, обмениваться впечатлениями, перебрасываться короткими фразами, наблюдать, как Розмари вяжет или плетет кружева, а Геркулес, устроившись на полу, спит, тихонько похрапывая.

— Ну, что мы будем смотреть сегодня, малышка? — обратился Ник к Нине, которая внесла в гостиную поднос с дымящимися чашками кофе и вазой шоколадного печенья.

— Мама! Скажи ему, чтобы не называл меня малышкой! Я уже взрослая!

— Ник, Нине это не нравится, — улыбнулась Розмари, не отрываясь от вязанья. — Называй ее по имени, пожалуйста.

Ник подмигнул младшей сестре, а она демонстративно отвернулась. Это было тоже своего рода традицией, игрой, в которую они играли много лет, втягивая и Розмари, выступавшую в роли судьи. С годами обязанности по поддержанию семейной традиции все больше брала на себя Нина: теперь она варила кофе, сервировала столик, угощала мать и брата печеньем. Ник радовался, видя, как Нина повзрослела, и вместе с тем печалился, потому что старела Розмари.