– После того потрясения, когда выяснилось, что я не Чистая, – сказала она, – я ходила к психотерапевту и теперь полностью справилась с последствиями.

– А как насчет смерти матери? Незадолго до вашего пятнадцатилетия вы обратились в Регистрационный отдел Гилдфорда за свидетельством о смерти вашей матери. Чем это было вызвано?

Ана глубоко вздохнула. Ей столько раз пришлось рассказывать Коллегии эту историю, что порой она замечала, что и сама в нее верит. Подлинное воспоминание о том, как они жили на ферме и как она, проснувшись однажды утром, обнаружила, что мать исчезла, а из запертого сарая слышен звук работающего автомобильного двигателя, казалось информацией, полученной с интерфейса, – картинками, наложенными на реальность.

– Когда мне было десять, отец сказал мне, что моя мать больна раком и госпитализирована. Думаю, он хотел смягчить удар, который я испытала бы от внезапной смерти матери. Через девять месяцев он взял меня на свидание с умиравшей женщиной. Он сказал, что мне пора попрощаться с моей матерью.

– Да? – произнес мужчина из Коллегии, желая, чтобы Ана продолжила рассказ.

– Та женщина была похожа на мою мать, но я сомневалась в том, что это действительно была она. Спустя многие годы сомнений я решила обратиться в Регистрационный отдел Гилдфорда за свидетельством о смерти моей матери. Когда Коллегия сообщила мне, что моя мать умерла от отравления выхлопными газами, я была удивлена и расстроена, но не потрясена.

Мужчина из Коллегии поправил очки и наклонился к своему экрану.

– Как вы думаете, почему ваш отец солгал относительно той женщины?

– Он считал, что помогает мне, как психолог, перенести утрату.

Ее голос звучал ровно, однако ей не удавалось полностью справиться с отвращением, которое у нее вызывала эта часть истории: у нее раздувались ноздри. Отец повел ее на свидание с умирающей женщиной не потому, что заботился о ней. Это было сделано для того, чтобы заткнуть ей рот, заставить прекратить постоянно спрашивать про маму.

– Говорите первое, что придет вам в голову, – велел ей мужчина из Коллегии.

Кивнув, Ана сосредоточилась на очередном испытании. Свободные ассоциации всегда были одной из ее самых сильных сторон. Она почти получала удовольствие от этих умственных вывертов. Ассоциации должны были строго ограничиваться словами, связанными с едой, природой или наукой: таково было золотое правило ее отца. Ответы должны были звучать без малейшей паузы, иначе опрашивающие поймут, что она себя контролирует.

– Дождь, – начал он.

– Капли, – ответила она.

– Красная.

– Роза.

Они больше минуты продолжали перебрасываться вопросами и ответами: «Черная – птица, открытая – форточка, свет – солнце, дефект – генетический, белое – молоко, река – поток, молчание – вакуум, тьма – рассвет».

Когда бомбардировка вопросами закончилась, члены Коллегии снова склонились над своими экранами. У них была программа, которая автоматически анализировала ее ответы и давала процентную оценку психических нарушений. Любое число выше сорока означала бы целый день интенсивного обследования. Ана напряглась, ожидая услышать результат. Она еще ни разу не выходила за тридцать баллов.

– Двадцать два, – объявил мужчина так, словно это все решало: похищение Джаспера не вызвало проявлений депрессии или психоза.

Ана позволила себе тихий вздох облегчения. Женщина расстегнула кожаную папку и достала пачку бумаг.

– Поведенческий тест, – объявила она, выкладывая несколько скрепленных листков на столик так, чтобы их угол совпал с углом столешницы. – Творческий тест… – Рядом с первой пачкой легла вторая.

– Каждое утро, – добавил мужчина, энергично постучав пальцем по творческому тесту, – как только проснетесь, заполняйте как минимум одну страницу. Коллегия вернется через три дня. Вопросы есть?

Ана покачала головой. Ее переплетенные пальцы зудели, щеки горели, но она прекрасно знала, что лишних движений делать не следует. Все почти закончилось.

– У меня к Ариане вопрос, – заявил смотритель.

У Аны напряглись плечи. Она повернулась и посмотрела на него.

– По-моему, – продолжил он, – мне нужно лучше понять Джаспера. Вы не могли бы мне с этим помочь?

Она кивнула. Ее неприязнь к смотрителю усилилась. Его напевный говор начал раздражать ее не меньше, чем его невоспитанность.

Домбрант обошел кресло, в котором сидела Ана, и плюхнулся между нею и Коллегией.

– Большая Тройка: шизофрения, депрессия, тревожные состояния. Более сорока процентов населения имеют их либо в активной, либо в спящей форме.

– Сорок два и восемь десятых процента, – уточнила Ана.

– Совершенно верно. Если один из родителей страдает заболеванием из Большой Тройки, то вероятность того, что у ребенка разовьется какая-либо разновидность унаследованного заболевания, очень велика.

– И что вы хотите сказать?

– Ну, у вас ведь не дислексия или неспособность к арифметическим подсчетам. Вы не находите странным, что Джаспера не пугает то, что у вас Большая Тройка?

– Да, сначала я была этим удивлена. Но, по-моему, после несчастного случая, произошедшего с Томом, Джаспер решил, что никаких гарантий не существует – даже для Чистых.

– А у Джаспера не было каких-то необычных отношений к жителям Города?

– А что вы сочли бы необычным, смотритель?

– Например, наличие друзей вне Общины.

– В Оксфорд принимают Носителей, людей со спящей формой и даже с активным заболеванием. Джаспер мог подружиться с кем-то из них. Мне об этом знать неоткуда.

– Да, – согласился он, – в Оксфорд принимают Носителей, людей со спящей формой и с активным заболеванием. Насколько я знаю, сейчас их в университете трое. На курсе Джаспера нет ни одного.

– Если вы уже об этом знаете, то я не понимаю, почему вы задали мне этот вопрос.

Члены Коллегии сутулились над своими экранами, несомненно совещаясь относительно враждебности, проявляющейся в ее поведении.

– У Джаспера был друг по имени Энкиду. Нам хотелось бы с ним связаться.

Ана пожала плечами:

– Я о нем никогда не слышала.

– О! – отозвался смотритель. – Похоже, что это просто-таки таинственная личность.

– Вы думаете, что у него есть какая-то информация о похищении?

– На этом этапе я не уполномочен обсуждать ход расследования.

Щека у Аны загорелась так, словно он отвесил ей пощечину.

– А разве мы сейчас не заняты именно этим? – осведомилась она. Встав, она подошла к буфету под экраном. Стоя спиной к комнате, она начала поправлять букет подсолнухов в высокой вазе. – А что вы можете мне сказать? Похитители уже связывались с его отцом? Что им нужно?

– Ну, это будет зависеть от того, кто они такие. Это может быть вооруженная банда, которая потребует выкуп. Это могут быть параноики, решившие, будто Джаспер участвует в заговоре, в результате которого «Новастра» захватит весь мир. Это могут быть религиозные фанатики, выступающие против применения бензидокса. Это может быть секта «Просвещение».

– То есть они пока не дали о себе знать?

Смотритель зевнул и потянулся, закинув руки и демонстративно отказываясь отвечать. Она вынула из вазы увядший подсолнух, ухватив его за верхнюю часть стебля, и повернулась к смотрителю.

– Ну и как бы вы оценили его шансы на основании тех скудных сведений, которые вам удалось собрать?

– Мы надеемся, что это какие-нибудь сумасшедшие из Города, добивающиеся внимания, зная, что из-за его отца обязательно поднимется шумиха.

Горло Аны перехватило болезненной судорогой. Она сжала двумя пальцами стебель подсолнуха, расплющив его.

Мужчина из Коллегии кашлянул:

– Коллегия решила, что мы снова посетим вас завтра утром, Ариана.

Ана окончательно переломила стебель. Оторвавшаяся головка цветка упала на пол.

– Хорошо, – ответила она, холодно глядя на смотрителя.

– Смотритель, – осведомился представлявший Коллегию мужчина, – у вас на сегодня еще есть вопросы к Ариане?