— Кто он по национальности?

— Конечно венгр, как и я.

Вот и все, что смог вытянуть хозяин из своего лоцмана, который снова встал к штурвалу.

Подняв якорь, баржа пустилась в путь, и, поскольку дул северозападный ветер, поставили парус, что прибавило два-три узла[125] к скорости течения. Так как расстояние от Галаца до Черного моря около ста тридцати километров, то дня через два-три можно было достичь Килийского гирла.

Бедный Круш исправно выполнял свои лоцманские обязанности. Но какие мрачные мысли терзали его! Нет! Он не мог согласиться с тем, что исчезновение его компаньона было добровольным! Если господин Егер намеревался бежать любой ценой, разве он стал бы скрытничать? Нет, увы! Он стал жертвой несчастного случая… Может, из-за жуткой жары, которая мучила его в каюте, он каким-то образом открыл дверь и в темноте оступился и упал в воду?.. Его унесло, наверное, очень быстро, криков никто не слышал!

Не прошло и двух дней, как 20 июля, после полудня, баржа прошла Измаил. Ситуация за это время не претерпела никаких изменений.

Измаил — порт молдавской Бессарабии, на левом берегу Дуная. Это довольно крупный город, в нем насчитывается сорок две тысячи жителей. Сюда стекаются продукты со всей Молдавии. Находится он под контролем России. Это почти военный порт, по крайней мере место стоянки части дунайской флотилии. Именно чуть выше Измаила река разделяется на множество рукавов.

Когда баржа достигла Измаила, Илья Круш получил приказ держаться ближе к правому берегу. Несомненно, хозяин хотел избежать таможенного досмотра. Ему это удалось, баржа прошла на большом расстоянии от левого берега. Вечером, как и прежде, она стала на якорь в одном лье ниже города.

Ночью Илья Круш не мог выйти из каюты и подышать свежим воздухом. После исчезновения господина Егера его охрана стала более строгой — лоцману ни при каких условиях нельзя было дать ускользнуть… Единственным желанием рыбака было дойти до места назначения и немедленно сойти на берег.

Однако вскоре произошло событие, о котором стоит рассказать подробней.

Около часу ночи наш герой услышал разговор у двери, ведущей в кормовой отсек. Два матроса, возможно те, что охраняли его, толковали о том, что скоро баржа выйдет в Черное море. Один из них сказал:

— Там нас будет ждать пароход…

— Конечно, — подтвердил второй. — Его вовремя предупредили, а таможне и в голову не придет искать его перед Килийским гирлом…

— Да, — продолжил первый, — а там часа за два перегрузим наш товар.

Итак, за устьем реки баржу поджидал пароход… За два часа они перегрузят товар? Значит, речь не идет о бревнах, досках и брусе, которые загромождали палубу и трюм и чья разгрузка требует не меньше двух дней.

И тут Илья Круш услышал имя, названное одним из матросов. Имя хозяина баржи. Лацко!

Какое откровение! Хозяин баржи — главарь контрабандистов! И контрабандный товар, должно быть, спрятан под двойным дном! Да! Никаких сомнений, двойное дно, о существовании которого никто даже не подозревает! Именно поэтому баржа имеет такую большую осадку, гораздо большую, чем обычно имеют суда с таким тоннажем и такими габаритами!

Илья Круш бросился на свою койку. Он не сомкнул глаз. Все думал, что же ему делать? Ему, честному лоцману. Если он откажется выполнять свои обязанности, контрабандисты сумеют заставить его, хотя бы с помощью пистолета!

Илья Круш решил действовать в соответствии с обстоятельствами. И, когда наступил день, как ни в чем не бывало, даже не взглянув на грозного главаря преступной банды, занял место у штурвала.

Ничего нового в тот день не произошло, и с помощью паруса барже удалось пройти около двенадцати лье.

В дельте Дунай разделяется на множество протоков, два главных омывают остров Лети — треугольник, чья вершина находится в точке разъединения двух дунайских рукавов. Тот рукав, что проходит южнее острова, полноводнее, и, как правило, корабли проходят по нему, чтобы достичь Черного моря.

Рукав, который омывает остров с севера, посещается реже, он носит название Килийского гирла по имени небольшого города-крепости, стоящего на его левом берегу.

По этому рукаву и должна была пройти баржа, чтобы дойти до места назначения. Утром следующего дня она, повинуясь быстрому течению, шла вдоль правого берега, чтобы пройти как можно дальше от крепости.

Илья Круш понимал теперь, почему хозяин всегда обходил прибрежные города.

Двое матросов безотлучно находились рядом с лоцманом, чтобы помогать ему в маневрировании. Баржа не только отдавалась воле течения, но и, высоко подняв парус, использовала западный бриз. К пяти часам она должна была достичь моря.

Лацко, обеспокоенный исчезновением господина Егера, нервно вышагивал взад и вперед по палубе. Порой он выходил на нос и вглядывался в горизонт.

Наконец матрос, сидевший у флагштока, закричал:

— Черное море!

И в самом деле, через расширяющееся Килийское гирло показалась линия горизонта, образованная водой и небом.

Илья Круш уже видел ее. Через час настанет конец его путешествию, и — увы! — совсем не в тех обстоятельствах, на которые он рассчитывал!

Но еще он увидел корабль под парами, который шел в открытом море на траверзе острова Лети.

То не был военный корабль под турецким или русским флагом, нет, то было торговое судно, ничем не выдававшее своей национальной принадлежности.

«Они ждут этого прохвоста-контрабандиста, а он ждет их», — подумал Илья Круш.

И не ошибался. Пароход подал сигнал, на его фок-мачте показался огонь. Баржа ответила, троекратно приспустив флаг.

Пароход немедленно изменил курс и направился к барже.

— Ну вот, — прошептал Илья Круш, — настало время выполнить свой долг.

И он слегка повернул штурвал влево, чтобы несколько отклониться на северо-восток.

Ни Лацко, ни его товарищи не заметили ничего подозрительного в этом маневре. Впрочем, им не оставалось ничего другого, как положиться на лоцмана, который уже десять дней умело управлял их судном.

Тем временем пароход приближался к гирлу, через полчаса он будет уже борт о борт с баржей под укрытием острова Лети, на спокойной воде, где можно перегрузить товар.

Внезапно раздался ужасающий скрежет. Баржа сотряслась до самого днища. Мачта переломилась в основании, парус рухнул, накрыв широкими складками матросов, стоявших на носу.

Судно врезалось в песчаный бар[126], который пересекал в этом месте Килийское гирло. Илья Круш прекрасно знал о нем.

Какая разразилась брань, и с какой яростью Лацко набросился на лоцмана!

Этот человек, такой простой и такой отважный, ни секунды не сомневался в том, какая участь его ждет: он жертвовал своей жизнью.

Лацко не потребовал объяснений, страшным ударом он повалил Илью на палубу.

Контрабандистам следовало действовать как можно быстрее: еще не все было потеряно. Баржа только села на мель. Днище не пробито, вода внутрь не поступает, и, когда пароход подойдет, можно будет перенести груз, остававшийся в целости и сохранности.

Но каково было разочарование Лацко и его людей! Вместо того чтобы подойти к барже и помочь ей выпутаться из беды, пароход развернулся и на всех парах устремился в открытое море.

Через четверть часа баржа была захвачена экипажем сторожевого таможенного корабля. Пароход заметил его, когда вышел из-за мыса острова Лети. Понимая, что игра проиграна, и не имея никакой возможности принять на борт Лацко и его людей, он поспешно устремился на восток.

Один из тех, кто находился на борту сторожевика, опережая других, бросился на палубу баржи и, пока тридцать таможенников захватывали яростно сопротивлявшегося Лацко и его сообщников, побежал к корме, где без сознания лежал Илья Круш. Он приподнял его, положил голову бедняги себе на колени и привел в чувство. Когда лоцман открыл глаза, он вскричал: