— Известно ли вам, что мятежниками расстреляны два советских офицера-инструктора?

— Так точно. Уверен, что командование Красной Армии даст случившемуся надлежащую оценку.

— Вам, товарищ майор, не кажется, что случившееся в какой-то мере касается и вас, военного коменданта?

— В какой-то мере меня, коменданта, касается все. Однако это никак не дает мне права поступать, как удельному князю. Наоборот, вся моя деятельность в том числе применение воинской силы против польских вооруженных формирований, строго регламентирована соответствующими документами. Вы, как контрразведчик, с ними знакомы.

Шевчуку захотелось выругаться. Да разве существует в мире сила, способная заставить этого майора отступить от буквы инструкции! А ведь Дробот должен был позвонить ему и замолвить за Шевчука словечко. Наверное, звонил, да разве такого чем-либо прошибёшь!

Серенко незаметно скосил глаза на часы. Сотня уже наверняка построена и ждет его, а он выдает афоризмы, после которых самому себя хочется обозвать идиотом. Может, выложить подполковнику всю правду? Мужик он вроде неплохой и должен его правильно понять. А если нет? Больше того, Дробот, узнав об обмане с госпиталем, обидится и откажется остаться вместо него? Он же, комендант, не имеет права покинуть город, не оставив вместо себя квалифицированной замены… А с сотней к Красным Скалам должен идти только он. Не этот подполковник или Дробот, которые, он уверен, предложат свои кандидатуры, а он, лучший в дивизии командир батальона, которому дважды предлагали принять должность заместителя командира полка. В сотне сейчас всего девяносто шесть штыков, а мятежников нужно разгромить, иначе не избежать большой беды.

В тишине кабинета было слышно, как хлопнула на первом этаже входная дверь и загремели по лестнице шаги. Наконец-то Дробот! Пора заканчивать ненужную дискуссию.

— Товарищ подполковник, по состоянию здоровья я вынужден оставить вас. Во время моего отсутствия обязанности коменданта будет исполнять капитан Дробот. Можете продолжить разговор с ним или ждать моего возвращения. До свидания.

Серенко снял с вешалки кубанку и вышел из кабинета. Быстрым шагом миновал приемную, небрежно кивнул поднимающемуся по лестнице Дроботу и хотел прошмыгнуть мимо, но тот успел ухватить его за локоть.

— Не вздумай зарываться, друже. Бандюг вдвое больше, а ты хлопец рисковый. Будь осторожен.

— Ты о чем? — притворно удивился майор.

— О тебе и сотне, что в полном боевом поджидает тебя. Ты що, комендант, за дурня меня принимаешь? Как только ты мне про госпиталь и подмену запел, я сразу догадался, что к чему. Но на всякий случай позвонил дежурному по батальону, и тот подтвердил мою догадку… Правильно делаешь, комендант. Удачи тебе, друже…

Старшина Вовк отвел от лица ветку, окинул взглядом местность. Горная тропа, по которой шли жовнежи, была рядом, в двух-трех метрах. Крошечная полянка по другую сторону куста, за которым затаился старшина, была залита желтоватым лунным светом, и пересекавшие ее люди были хорошо ему видны. Польские конфедератки с пястовским орлом, мундиры с погонами и знаками различия на них, советские винтовки и автоматы… Опущенные головы и усталые лица, тяжелое дыхание и спотыкающаяся походка. Кто они: спешащие в бригаду Хлобуча мятежники или преследующие их жовнежи полковника Ковальского? Те и другие направляются к Красным Скалам, те и другие одеты в форму Войска Польского. Окликнуть идущих нельзя: если это мятежники и выдашь свое присутствие, получишь в ответ очередь. Остается одно — определить самому, кто перед тобой: друзья или враги.

Среди мундиров мелькнул маскхалат, и Вовк сконцентрировал свое внимание на этой фигуре. Высокие офицерские сапоги, командирская сумка на боку, бинокль на груди, пистолетная кобура на поясе. И английский «стен» на правом плече. Аковец? А если офицер Службы информации, прихвативший вдобавок к своему пистолету трофейный автомат? Продолжай наблюдение, старшина.

…Маскхалат, мундир, еще мундир, пятнистый немецкий десантный комбинезон. И МП-40[42] поперек груди. Хорошо, автомат опять-таки может быть трофеем, захваченным у аковцев. Но откуда у жовнежей Войска Польского взяться немецким десантным комбинезонам? Откуда, откуда?.. Да у иного старшины сотни в каптерке можно и не такие вещи сыскать. Не отвлекайся от дела, старшина.

Один из идущих остановился, провел ладонью по лицу, видимо, вытирая пот, сдвинул повыше на лоб козырек конфедератки… Серебряное шитье на воротнике мундира, офицерский погон, белый орел на конфедератке. И такого же цвета корона над орлом.[43] Теперь никаких сомнений нет — перед казаками мятежники и ведущие их к Хлобучу аковцы.

— Видел? — тихо спросил старшина у притаившегося рядом с ним за кустом сержанта Кондры.

— Угу. Те, кто нам нужен.

— Тогда за дело. Первый удар наносим по голове колонны.

И оба разведчика метнулись от куста к скальному выступу, за которым их поджидали товарищи…

В головном дозоре мятежников было пять человек: пулеметчик и четверо автоматчиков. Все в маскхалатах, без вещмешков, в конфедератках с орлом и короной. Шли уверенно, без карты и компаса. Чувствовалось, что этот маршрут дозорным хорошо известен. А раз так, ощущение опасности у них в какой-то мере притуплено.

Засаду разведчики устроили в месте, где тропа, попетляв среди камней на безлесном горном склоне, исчезала в зарослях лещины.

Все случилось так, как рассчитывал старшина. Не доходя до зарослей лещины, аковский дозор разделился на две части. Трое автоматчиков, держа «стены» на изготовку, направились к зарослям. Пулеметчик и пятый аковец сошли с тропы к валуну, у которого лежали старшина с казаком, и приготовились прикрыть своих товарищей огнем в случае опасности. Едва тройка дозорных приблизилась к зарослям, сбоку от валуна поднялись из травы две фигуры, и в воздухе просвистели брошенные в аковцев кинжалы. В следующее мгновение разведчики подхватили сраженных врагов на руки, чтобы их оружие и металлические части снаряжения не наделали шума при падении на землю, осторожно опустили трупы в траву. После этого старшина поднес ладони ко рту, и от валуна в направлении зарослей лещины поплыл протяжный заунывный звук, напоминающий не то вой ветра в камнях, не то скрип дерева-сухостоя. Не успел звук стихнуть, как в зарослях у тропы раздался треск сучьев, шум борьбы, чей-то сдавленный вскрик.

— Полный порядок! — сообщил Кондра, появляясь из зарослей.

— Все трупы на тропу. Самим в кусты! — приказал Вовк.

На этот раз предположение старшины не оправдалось. Он надеялся, что мятежники, увидев убитых дозорных, столпятся возле них и станут для разведчиков удобной мишенью. Однако, повинуясь команде высокого аковца в офицерском мундире, мятежники попросту обошли трупы стороной и короткой густой цепью двинулись к зарослям лещины. Сам офицер с расчетами двух МГ залег возле тропы. Да, перед казаками был опытный противник.

— Огонь! — скомандовал Вовк, когда цепь оказалась у зарослей.

В ответ на первые же очереди разведчиков с тропы ударили МГ мятежников. Тонкие стволы лещины и невысокие брустверы из камней, которые казаки успели наскоро соорудить перед собой, были плохой защитой от пуль, и старшина приказал отступить.

— Выиграно двадцать три минуты, — подытожил Вовк результат стычки с противником.

— Наши потери — двое раненых, — хмуро добавил отделенный Кондра.

Следующее нападение на мятежников было совершено на дне ущелья, когда те переправлялись вброд через ручей. Взобравшись на каменный карниз, нависший над ручьем, казаки швырнули вниз по гранате, а затем открыли дружную стрельбу по чернеющим у воды фигуркам. И тотчас попали под ответный прицельный огонь со склона соседней горы, а через минуту над карнизом засвистели пули, летящие откуда-то из-за камней слева.

— Вниз! Быстро! — скомандовал старшина, когда вражеские пули стали вышибать каменную крошку над самыми головами разведчиков.