— Пробиваться к логову под землей — гиблое дело, — проговорил лейтенант. — В лазе можно двигаться лишь друг за дружкой, и один стрелок без труда перещелкает батальон. Сколько выстрелов — столько трупов. Поэтому нору надобно продолжать рвать сверху толом.

— Все-таки не лишним будет проверить, чем хозяева думают встретить нас в своих подземных владениях.

— Это мы мигом. Хлопцы, гранаты и чучела!

В ход, что вел к ущелью, полетели гранаты, и пока не перестала клубиться в нем пыль, казаки швырнули в ход три маскхалата, набитых травой и привязанных к веревкам. В тот же миг из-под земли донеслось приглушенное татаканье пулемета, и от стен воронки начали рикошетить пули.

— Н-да-а-а, лейтенант, встречают нас горячо. Полагаю, что и нам нельзя остаться в долгу. Рви ход дальше.

— Есть рвать!

Новый взрыв, очереди МГ и ППШ… Еще взрыв и стрельба… Еще…

Шевчук присел на камень, глянул на часы. С момента начала боя прошло сорок минут, за которые казаки разрушили взрывами пятьдесят метров подземного хода. Еще такое же расстояние, и они окажутся над скалой, через лаз в которой со дна ущелья попадают на базу вервольфовские маршрутные группы. Однако почему противник так вяло реагирует на действия казаков? Обстрелял их у выворотня, выставил в подземном ходе пару заслонов — и все… А вдруг база уже покинута через неизвестный атакующим выход, и они сейчас ломятся в открытую дверь? К черту гадания! Необходимо срочно пробиваться на базу всеми доступными способами!

Подполковник выстрелил из ракетницы, и к ущелью устремился оставленный с разведчиками пластунский взвод. Часть казаков сгибалась под тяжестью ящиков с толом, у других в руках были бухты толстого каната. Сейчас по скале будет спущен и взорван у входа на базу мощный заряд, после чего пластуны начнут штурм базы со стороны ущелья.

Сильный взрыв, хлопки казачьих карабинов, треск немецких автоматов. Прекрасно! Значит, противник еще в логове! Возле Шевчука появился командир пластунского взвода.

— Вход разворочен в пух и прах! Ведем ближний бой.

— Что внутри скалы? Каковы силы противника?

— В скале лаз, габаритами на крупного кобеля. Ведет наверх, к лесу. Из лаза швабы хлещут из пулемета и автоматов.

— Наступать по лазу сможешь?

— Трудно, но… приказ будет — смогу. Стану шестами толкать перед собой ящики с толом и разносить впереди в клочья все подряд…

— Приказ: наступать. Береги людей и не жалей взрывчатки.

— Слушаюсь.

Пластунский офицер не успел добежать до края ущелья, как в лесу, поблизости от полянки, раздалась стрельба.

— За мной! Бегом! — скомандовал Шевчук трем разведчикам-связным, неотлучно находящимся с ним, и прыжками понесся в сторону отгремевших выстрелов.

За длинным камнем лежали пятеро мертвых немцев в маскхалатах и касках с эсэсовскими молниями, чуть дальше — два убитых казака.

— Что произошло? — спросил Шевчук у сотника, поджидавшего его у камня.

— Вон из-под той каменюки, — указал сотник на большой валун, — вылезли швабы, пять голов. Вылезли, оглянулись по сторонам и бегом в лес. Мы подождали, не будет ли их еще. Нет. Тогда скомандовали беглецам: «Стой! Руки вверх!» По-ихнему, само собой. А они по нас из автоматов. Поневоле пришлось ответить. Ни один не ушел.

— А мой приказ помнишь? Брать противника в плен. В плен, понимаешь?

— Понимаю, товарищ подполковник. Но… — сотник виновато развел руками. — Що делать, ежели они не захотели сдаться? Им добром и по-ихнему…

— Брось валять дурака, старший лейтенант! — взорвался Шевчук. — Приказано брать в плен, значит, надо брать!

Сотник оглянулся на стоявших невдалеке разведчиков, прибежавших с Шевчуком, шагнул вплотную к подполковнику. Прищурил глаза, зло, приглушив голос, заговорил:

— Ты на меня не кричи, подполковник! Я от старорежимного обращения отвык с семнадцатого года. Так-то… Тебе живехонькие швабы надобны? Ну и бери их, кто тебе мешает? У каждого из нас свое дело: мое — сотню на фронте в атаку водить да оборону держать, твое и прочих особистов — в моем тылу порядок наводить. Вот и занимайся этим… Я тебя на передовой рядом с собой в окопе не примечал, а вот моих хлопцев заместо своих особистов ты под пули подставляешь за милую душу. Где они, твои помощнички, спецы смершевского дела?

Шевчуку была понятна раздражительность сотника. Дивизия выведена во второй эшелон на отдых, батальон попал в гарнизон мало тронутого войной тылового городка — и вдруг снова война, убитые. Пару дней назад в бою с оуновцами сотня потеряла убитыми и ранеными до трети своего состава, сейчас, в самом начале новой операции, опять двое убитых. Никому это не понравится. Тем более офицеру добровольческой дивизии, где большинство казаков знали друг дружку с детства, были закадычными приятелями, целые сотни состояли сплошь из одностаничников, а взводы даже из родственников. В этом отчасти были корни воинской спайки и монолитности, организованности и железной дисциплины казачьих подразделений. Нелегко терять боевых товарищей, но куда тяжелей мириться с гибелью земляка, соседа, родственника. Однако война есть война, сотник.

Поверь, что вовсе не от хорошей жизни привлекла контрразведка себе на помощь ваш батальон. Кончилось на Буге время, когда в тылу Красной Армии находились родные советские люди, помогавшие ей всем, чем могли. Теперь наша армия на чужой земле, а здесь пока все наоборот: свой тыл нашпигован вражеской агентурой и кишит всевозможными бандами, а разведсведения из-за линии фронта добывать во много крат сложнее. Нет на чужой земле для Красной Армии фронта и тыла в общепринятом смысле этого слова, и это ты ощутил на себе, сотник. Так что где-где, а здесь особо нужны твои казачки с их боевым опытом и непревзойденным умением действовать на любой местности.

А вот относительно того, что у Шевчука в последнее время частенько сдают нервы, ты совершенно прав. Возьми себя в руки, подполковник, и будь терпимее к тем, кто в силу приказа вынужден заниматься одним с тобой делом.

— Извини, старший лейтенант, погорячился, — уже спокойно сказал Шевчук. — Нервы, понимаешь.

— Забудем об этом, — миролюбиво ответил сотник. — С кем не бывает? У самого никаких нервов не хватает. Потерять двух казаков, таких хлопцев! И как! По дурости… Этих вервольфовцев надобно было сразу поднять на штыки, а не «Хальт!» да «Хенде хох!» кричать. Ничего, теперь умнее будем.

«Вот и поняли друг друга, — невесело подумал Шевчук. — Как в байке — один: «Здоров, кум!», а другой: «Чоботы жмут!». Ладно, орудуй тут, как хочешь. Главное начнется, когда подберемся непосредственно к базе. Первым туда обязательно нужно попасть мне с разведчиками. Иначе штыковых дел мастера там такое натворят».

— Как думаешь действовать дальше, старший лейтенант?

— Чего туточки голову ломать? Слышишь, мои дружки скалы рвут? Зараз и я займусь тем же. Я этих клятых вервольфовцев живо из-под земли на небо спроважу! Одобряешь, подполковник?

— Одобряю…

Разведчиков Шевчук застал у большой воронки. Ее сторона, обращенная к ущелью, обвалилась, открыв глазам край обширной подземной полости. Пещера! Возможно, долгожданная база «Вервольфа»! Один из разведчиков надел на автоматный ствол кубанку, сунул ее в пещеру. Оттуда немедленно ударил МГ и несколько автоматов, от кубанки полетели клочья. Ого, там целый гарнизон!

— Закладывай заряды у пещеры! — скомандовал Шевчук. — По одному влево и вправо от воронки.

Два взрыва — две новые воронки. И у обеих края, подступающие к обнаруженной подземной полости, заметно просели. Недурно! Размеры пещеры вполне позволяют устроить в ней лагерь для людей или склад для имущества.

— Продолжай! Заряды располагать по окружности! — давал распоряжения Шевчук казакам-подрывникам.

Взрывы… Один за другим… И полукруг воронок, опоясывающих пещеру справа и слева от разрушенного подземного хода.

— Есть! — раздался радостный крик.

Очередной взрыв не оставил оспину-воронку, а обнажил русло высохшего подземного ручья. Вервольфовский потайной ход! Одним концом он вел в сторону пещеры, вторым — в лес, откуда доносились взрывы.