А какие зеленые берега у Евфрата! Каждый день с самого утра до вечера, пока светло, не перестает ими любоваться Наби-Син. Вначале долго плыли мимо селений с небольшими фруктовыми садами. Чего тут только не было — абрикосы, яблони, груши, черешни, гранаты... Но, пожалуй, лучше всех рощи финиковых пальм. Густая, сочная трава покрывает зеленым ковром луга, на которых пестреют яркие цветы. Наби-Син никогда не видел в городе таких красивых. Хорошо плыть, когда стоит высокая вода. Летом Евфрат войдет в берега и начнется жара; тогда выгорит трава, увянут цветы, пожелтеет камыш. И только пальмы, у которых очень длинные корни, будут шелестеть своими пышными листьями. Недаром говорят про пальму, что это дерево любит, чтобы ноги у него были в воде, а голова в огне.
За последние дни селения встречались все реже. Около глиняных домиков стояли фруктовые деревья. На полях, изрезанных каналами, работали люди. На берегу канала, около небольшого фруктового садика, стоял высокий столб с качающейся перекладиной, к одному концу которой была прикреплена бечевка с глиняным ведром.
— Отец, смотри, какой странный столб, — удивился Наби-Син.
— Это шадуф, — отвечал отец. — Летом, когда начнется засуха, ведром наберут воду из канала и будут поливать деревья в садах.
— Кто это сделает?
— Здесь — сами земледельцы.
— А у нас?
— У нас — рабы, — важно отвечает Белидинам.
— Смотри, смотри, вон опять селение, и опять на высоком холме. Почему все селения на холмах?
— Это не холмы, это насыпи. Их сделали люди. Много лет стоят здесь селения. Берега Евфрата низкие и ровные, река во время разлива заливает всю долину. Глиняные домики разрушались от наводнения, а на их развалинах строили новые дома. Так продолжалось очень много лет. За это время выросли большие насыпи, совсем как холмы, и теперь наводнение уже не страшно — вода не доходит до селения.
— Ты говоришь — давно. Двадцать лет? Или даже сорок?— поинтересовался Наби-Син.
— Что ты, сынок, гораздо больше.
— Значит, сто!
— И даже не сто, а много сотен лет.
Наби-Сина занимает все. Он без конца задает вопросы, все ему хочется знать.
Сверху вниз по течению то и дело идут суда, большие и маленькие, груженные деревом, камнем, металлом. Это строительный материал, его везут в Бабили. Ведь там нет ни лесов, ни гор. Жилища строят из глины и тростника; его много в долине, в нижнем течении Евфрата, а для храмов и дворцов нужны дерево и каменные плиты. Вот проплыл калакку — плот на надутых воздухом кожаных мешках. Изредка проходят деревянные суда. Они не велики. Дерево — дорогой материал. Обычно на них везут товары купцов из страны Хатти, где много лесов на склонах Серебряных гор[4]. Чаще всего встречаются легкие тростниковые ладьи с загнутыми кверху носом и кормой, такие, на какой плывет сам Наби-Син. Иногда попадаются совсем круглые суда из тростника, обшитые снаружи кожей. Когда несколько судов одновременно идут по реке, раздаются звонкие голоса. Гребцы перекликаются друг с другом, купцы, встретив знакомых, спрашивают, как дела, какие товары лучше продаются, хороши ли барыши. А однажды Наби-Син очень удивился, когда мимо них прошла круглая ладья, на которой везли не только доски, но и осла.
— А осел зачем? Разве их мало в Бабили? — смеясь, спросил мальчик у Рибамили, который, стоя у кормы, держал рулевое весло.
— Они везут осла не для продажи, — ответил Рибамили.— Когда купцы распродадут свои товары, они выбросят тростниковые стенки и дно, а кожу погрузят на осла и вернутся домой сухим путем. На такой лодке трудно плыть вверх по реке, даже если ее будут тащить на веревках. Это не то что наша узкая ладья — она легко скользит по воде.
И Рибамили повернул весло влево, чтобы обойти небольшой островок.
Наби-Син успел подружиться со старым Рибамили. Много лет плавает Рибамили по реке и знает ее так хорошо, как свой дом. А сколько всевозможных историй рассказывает Рибамили!.. Не раз случались с ним различные приключения, бывал он и в опасных переделках, на волосок от смерти. Вот вчера Рибамили рассказал Наби-Сину о том, как однажды на судно, где он плавал, напали грабители. Темной ночью два разбойника подплыли к ладье. Один успел уже влезть в нее, другой только схватился за борт. Рибамили стоял у руля. Он не растерялся — сильным ударом весла оглушил грабителя, тот свалился за борт. Второй испугался и, подхватив упавшего товарища, поплыл с ним к берегу.
Сейчас Наби-Син подсел к Рибамили, надеясь услышать что-нибудь интересное.
— Рибамили, я сегодня всю ночь не спал.
— Да ну? Разве мешок с шерстью, на котором ты спишь, набит камнями, тебе было больно лежать?
— Не смейся, Рибамили! Ночью кто-то плакал и кричал на берегу. Я проснулся от этих криков и испугался. Не разобрал со сна, что это шакалы воют. Потом уснуть не мог. Все казалось, что вдруг они прыгнут в ладью. Ведь мы идем почти у самого берега.
— Ну, шакалов не надо бояться. Они не трогают людей, они падалью питаются. Только воют по ночам очень противно. А вот со мной был случай, — прибавил старик, — я тогда чуть не поседел от ужаса, хотя мне было немного лет.
У Наби-Сина загорелись глаза:
— Расскажи, Рибамили! Пожалуйста!
— Ну ладно. Слушай! — Рибамили помолчал немного, собираясь с мыслями. — Давно это было. Я только два года плавал по реке, руль мне еще не доверяли, я был гребцом, сидел на веслах. Груз у нас был ценный; везли сверху, из страны Хатти, серебро. Его там в горах добывают, недаром эти горы называют Серебряными. С нами на судне ехали два воина, у каждого было копье и лук со стрелами. Они охраняли мешки с серебром. Совсем уже близко было до Бабили, через день надеялись подойти к пристани, последнюю ночь шли по реке. Тишина была кругом. Только чуть слышно было, как весла всплескивали воду. Луна взошла, все видно было как днем. Мы шли у самого берега, покрытого густыми зарослями травы и тростника. Вдруг раздался страшный крик. Никто не может без страха слышать это протяжное, воющее рычание. Звери стремглав кидаются в сторону и бегут без оглядки: они знают, что только быстрые ноги могут их спасти от гибели. А у человека от этого воя начинают дрожать руки и ноги и сердце сильно колотится в груди, будто хочет выскочить. Так кричит только голодный лев, когда он собирается на охоту. Горе тому, кто попадется на его дороге. Вот и все мы замерли в лодке. Крик повторился. Зашумел камыш. И тут мы увидели большого, сильного зверя с пышной гривой. Он вышел из зарослей и стал на берегу, почти у воды. Должно быть, кто-то потревожил льва, и он рассвирепел. Вдруг лев прыгнул прямо на нас. Только он не смог попасть в лодку, а вцепился лапами в борт. Если бы ему удалось вскочить к нам, мы бы погибли. Но тут один воин выстрелил из лука и попал в глаз зверю. Лев взвыл от боли. Тогда второй воин метнул копье и попал льву в шею, в то место, где у него бьется кровь, и она сильно полилась из раны. Даже вода кругом потемнела, это было видно при лунном свете. Тут я и опомнился от ужаса и ударил льва ножом по лапам, вцепившимся в борт лодки. Но это уже было лишнее. Лев был ранен насмерть, он ослабел — больше не мог держаться и упал в воду. Так мы спаслись от льва.
— Ну, а что потом? Вы достали его из воды?
— Нет, — ответил Рибамили. — Мы так были напуганы, что сразу не могли прийти в себя. Ну, а потом уж поздно было искать его в реке. Лодку сильно отнесло вниз по течению... Ну, хватит на сегодня, — сказал старик, берясь за весло. — Видишь, лодку отнесло от берега. А вон и хозяин идет. Как бы он не рассердился, что мы болтаем! Иди отсюда.
Наби-Син нехотя встал и пошел на нос. Он сел на мешок и, глядя вниз на реку, снова переживал рассказ Рибамили. Он так живо представил себе лунную ночь, страшного, рычащего льва, схватку со зверем, что ему казалось, будто все это происходило с ним самим.
